Тихон (Агриков) - У Троицы окрыленные
На побережьях больших морей в известные часы дня бывают приливы и отливы. Во время прилива вода начинает подниматься и заливает берег на целые версты. Кому случится быть на берегу во время морского прилива, чуть только замечают подъем воды, убегают от волн. Когда же мы замечаем, что то или другое скверное чувство при данных условиях и обстановке может подняться, вырасти и затопить нас — мы должны избегать этого чувства и этой обстановки. Это третье условие.
Одному христианину представился удобный случай сделать очень неприятное дело своему обидчику. Даже, кажется, и голос справедливости говорил ему, что следует вскрыть, обнажить, обнародовать скверный и даже злостный поступок обидчика. Однако он этого не сделал, не отомстил; он долго боролся с собой, но удержался от мести. Он поступил очень красиво: наедине сказал приятелю, что, мол, не надо бы ему делать больше таких скверных дел (он воровал вещи у других), иначе будет очень плохо. Приятель сделал усилие над собой, исправился. Красивый подход, разумный.
Другой совершил более высокий подвиг, прямо-таки жертвенный, христианский, благородный. Его коллегу по курсу постановили отчислить за неблаговидный поступок. Однокурсник пошел к директору школы и сказал: «Я виноват во всем, в чем вы обвиняете того человека, гоните меня, я это заслужил». Представьте, остались оба в школе. Красиво поступил.
А вот один молодой батюшка шел на службу, спешил. Заплаканная женщина сунула ему бумажку: «Помолись: горе у меня»… В бумажке 10 руб. Батюшка так небрежно взял эту бумажку и так грубо ответил, что бедная женщина отскочила, как обваренная. И, стоя за Литургией, напрасно напрягала слух, ожидая услышать родное имя болящей дочери, о которой просила батюшку помолиться. Сунув записку в карман, он забыл эту слезную просьбу. Безобразный поступок.
Когда нам не нравится какой-нибудь запах, мы зажимаем нос; неприятные звуки — затыкаем уши; страшит нас видение — мы закрываем глаза. Так следует поступать и против дурных чувств и наклонностей. Трудно это, конечно, но Спаситель и предупреждает, что Царствие Божие силой берется и что только употребляющие усилие восхищают его. Демосфен, язычник, чтобы научиться хорошо говорить, долгие месяцы работал над собой. Неужели мы, христиане, испугаемся внутренней работы, чтобы учиться по-Божьи, красиво жить? Пора приниматься за работу, пора взяться за себя. Много всяких травм душевных получено нами по наследству, много их нажили уже мы сами. Что же, и дальше пойдет все так же, по-старому, все глубже будем забираться в тину? Или когда-нибудь, наконец, остановимся? Пора начинать жить красиво, жить так, как это прилично верным чадам Божиим. «Вы — храм Божий…». А если так, то этот храм должен быть светел, чист и прекрасен.
Наука покаяния
Если вы решили говеть, немедленно явится множество препятствий и внутренних, и внешних. Но они исчезнут, если проявить решимость непременно покаяться. Нам, одержимым «дреманием лености», неискусным в покаянии, необходимо вновь и вновь учиться каяться; это во-первых. А во-вторых, необходимо тянуть некую ниточку от исповеди к исповеди, чтобы промежутки между говениями были наполнены духовной борьбой, усилиями воли к добру, возбуждаемы воодушевлением близкой новой исповеди.
Здесь же непременно возникает вопрос о духовнике: к кому идти? Держаться ли одного духовника? Можно ли менять духовников?..
Опытные в духовной жизни отцы утверждают, что менять не следует, даже если это только духовник твой, а не духовный отец, руководитель твоей совести.
Бывает, правда, особенно после первой хорошей исповеди у священника, последующие исповеди у него же проходят как-то вяло, холодно, неглубоко, без особых переживаний, и вот тогда является мысль о перемене духовника. Но это недостаточное основание для такого важного шага. Недостаточный духовный подъем во время исповеди часто бывает не по вине духовника, а по причине нашего духовного неблагополучия. Для человека, страдающего язвой греховной, безразлично, через кого он исповедует свой грех, лишь бы как можно скорей сбросить с себя это ярмо греховное и получить прощение. Другое дело, если человек оставил в стороне личное покаяние в своих грехах, занимается на исповеди духовной беседой или, еще хуже, житейскими вопросами. Ибо беседа, хотя и о духовных предметах, может только рассеять, расхолодить исповедующегося, коснуться осуждения других и ослабить покаянное чувство. Исповедь не есть беседа, даже о своих недостатках и сомнениях, а есть горячее покаяние сердца, жажда очищения, идущая от острого ощущения близости святыни — невидимо стоящего Христа, Евангелия и креста на аналое, — умирание для греха и оживание для святой новой жизни. Искренняя раскаянность уже есть начальная степень святости. Холодность — удаление от святости, умирание вне Бога.
Как же следует относиться к таинству исповеди? Какова наука самого покаяния?
Первым действием на достойной исповеди должно быть испытание сердца. Обычно люди неопытные в духовной жизни не видят ни множества грехов, ни их гнусности. «Ничего особенного, как у всех, только мелкие грехи, не украл, не убил», — так говорят обычно многие. А самоуверенность, черствость, раздражение, человекоугодие, слабость веры, недостаток любви, малодушие, ропот, уныние — разве это мелкие грехи? Разве кто может сказать, что он достаточно верит в Бога, что любовь его совершенна? Что каждого человека он любит как брата во Христе? Что мы достигли кротости, безгневия, полного смирения? Если же нет, то в чем же заключается наша христианская жизнь? Чем объяснить нашу самоуверенность на исповеди, как не окамененным нечувствием, как не холодной мертвенностью сердца, душевной смертью, которая приближает и телесную? Почему святые отцы, оставившие нам покаянные молитвы, считали себя первыми из грешников, с искренней убежденностью взывали к Иисусу Сладчайшему: «Никтоже согреши на земли от века, якоже согреших аз, окаянный и блудный»? А мы убеждены, что у нас все благополучно!
Чем светлее луч солнца в подземелье, тем яснее выступает беспорядок в разных предметах; чем ярче свет Христов озаряет сердце, тем яснее выступает беспорядок в душе, осознаются грехи, язвы и раны душевные. И наоборот, люди, погруженные в мрак греховный, ничего не видят в своем сердце, а если и видят сколько-нибудь, не ужасаются, так как им не с чем сравнить себя. Поэтому прямой путь к покаянию — в испытании сердца, познании своих грехов через приближение себя к свету Христову. Готовясь к исповеди, следует проверять свою совесть по заповедям Божиим, по жизни наиболее близких нам святых, по некоторым молитвам (например, 3-я вечерняя, 4-я перед причащением).
Разбираясь в своей душе, надо постараться различать основные грехи от производных. Например, рассеянность на молитве, дремота, невнимание в церкви, отсутствие интереса к чтению Священного Писания. Не происходят ли эти грехи от маловерия и слабой любви к Богу или от лености и беспечности? Нужно отметить в себе своеволие, непослушание, самооправдание, нетерпение упреков, упрямство, но еще важнее открыть их связь с самолюбием, высокоумием и гордостью. Если мы замечаем в себе усиленную заботу о своей наружности, обстановке дома и прочее, не является ли это признаком скорого тщеславия? Если мы слишком близко принимаем к сердцу житейские неудачи, тяжело переносим разлуку, неутешно скорбим об усопших, то не свидетельствует ли это о неверии в Промысел Божий?
Есть еще одно средство, ведущее нас к познанию своих грехов, — вспомнить, в чем обычно обвиняют нас люди, особенно рядом с нами живущие, близкие. Почти всегда их обвинения, укоры, нападки имеют основания. Необходимо также взаимное прощение грехов друг другу, во исполнение заповеди о прощении (Мф. 6, 12).
При таком испытании сердца нужно следить, чтобы не впасть в чрезмерную мнительность и мелочную подозрительность ко всякому движению сердца; став на этот путь, можно потерять чувство важного и неважного, запутаться в мелочах. В этих случаях святые отцы советуют временно оставить испытание своей души и, посадив себя на простую духовную диету, молитвой и добрыми делами упростить и прояснить душу.
Приготовление к исповеди заключается не в том, чтобы только вспомнить или даже записать свои грехи, а в том, чтобы осознать свою вину, довести свое покаянное чувство до сердечного сокрушения и, если можно, пролить слезы покаяния. Отсюда возникает второе положение, нужное на исповеди — сокрушение сердца.
Знать свои грехи — это еще не значит каяться в них. Скорбь о содеянном, плач о грехах важнее всего на исповеди.
Но что делать, если «иссохшее греховным зноем» сердце не орошается живительными водами слез? Все равно надо каяться, каяться в самой холодности и бесчувственности своей, в надежде единственно на милость Божию. Наше бесчувствие на исповеди большей частью имеет своим корнем отсутствие в нас страха Божия и скрытое маловерие или даже неверие. Сюда должны быть направлены все усилия. Вот почему так важны слезы на исповеди. Они смягчают окаменение, устраняют главное препятствие к покаянию — нашу самость (Епископ Феофан). Гордые и самолюбивые не плачут. Не могут плакать и те, кто не прощает ближнего, кто таит в сердце зло и обиду, обвиняя других и оправдывая себя. Какое счастье — иметь слезы покаяния! И они даются смиренным грешникам.
