Дмитрий Мережковский - Тайна Запада. Атлантида – Европа
XVI
«Есть у них (Тартессян) книги, законы и поэмы шеститысячелетней будто бы древности», – сообщает Страбон (Strabo, III, 139). Три к шести – небольшая прибавка для такого счета времен: помня то, что было за 6000 лет, можно помнить и то, что было за 9000 – конец Атлантиды.
Может быть, и пророк Исаия, возвещая Фарису, Тартессу, будущее, помнит бывшее: «Плачьте, корабли Фарсиса, ибо он разрушен! – День Господа Саваофа грядет на все гордое и высокомерное (вспомним „гордыню“, hybris, Атлантов в мифе Платона), на все высокие горы... и на всякую высокую башню... и на всякую крепкую стену, и на все корабли фарсисские», – как некогда на атлантские (Ис. 23, 1; 2, 12, 14–16).
XVII
«Был у царя (Соломона) Фарсисский корабль с кораблем Хирамовым на море... В три года раз привозил он золото и серебро, и слоновую кость, и обезьян, и павлинов», – или «эфиопов», по толкованию Иосифа Флавия (III Цар., 10, 22).
Мы знаем, откуда шло фарсисское золото, – с берегов Гвинеи, нынешней земли иорубов и иабаданов, древнего царства Уфа (Ufa) (Leo Frobenius, Atlantis, В. X. Die Atlantische Götterlehre, 1926, p. XVII–XVIII).
Первые путешественники, испанцы и португальцы XV–XVI веков, нашли здесь, на Золотом берегу Гвинеи, почти такие же чудеса древней культуры, как в Перу и в Мексике, неизвестно когда и откуда занесенные в эти непроходимые тропические леса и болота, страну дикарей-людоедов. Все это потом исчезло бесследно, как марево, от одного прикосновения «белых дикарей», с их водкой, кнутом и евангелием; только смутная память о том сохранилась в путевых записях первых путешественников.
Что же было здесь в царстве Уфа? «Атлантида», полагает новейший исследователь этих мест, немецкий ученый Лео Фробениус (Frobenius, VII). Но кажется, и здесь, как в Тартессе и Тритонисе, было только поселение атлантов.
Если так, то понятно, почему грузились уфийским золотом тартесские – те же «атлантские» – корабли, для трехлетнего плавания из царства Уфа в царство Хирама, и почему не только сам царь Соломон во славе своей, но и ангелы Господни одеваются «атлантским» золотом, в видении пророка Даниила: «Вот один муж, облеченный в льняную одежду, и чресла его опоясаны Уфийским золотом» (Dan., 9, 5–6).
«Золото» на языке гвинейских негров – sika, на еврейском – schekel, на вавилонском – sickel, на мидийском – siglos (Frobenius, XVIII). Словом этим, как фосфорной спичкой на темной стене, оставлен в веках и народах золотой след Атлантиды.
XVIII
Нынешние негры внутреннего Конго вырезывают в татуировке на лбу концентрические кольца-кружки; тот же знак на финикийских, от первого тысячелетия до Р. X., глиняных масках негров – может быть, тех самых «эфиопов», которых привозили царю Соломону корабли Хирама, вместе с уфийским – атлантским золотом (Frobenius, XVII); тот же знак – в иероглифе ацтекских рисунков – концентрических кольцах валов и рвов, окружающих гору Ацтлан, подобно горе Акрополя в столице атлантов, по мифу Платона (Spence, pl. XIV, p. 197–198. – Pl., Krit, 113, d); тот же знак – в круговом расположении камней в мегалитических постройках обеих гемисфер; тот же знак – в тайной мудрости, открываемой бен-Элогимами, сынами Божьими, дочерям человеческим, в Книге Еноха, – в круговороте небесных светил; тот же знак и в водовороте, поглотившем остров Атлантиду.
«Мы – атланты», – как бы говорят все носящие на лбу этот знак.
XIX
Главный бог в нынешней Гвинее, древней Уфе, – бог моря Олокун (Olokun). Здесь, в земле иорубов и иабаданов, в священном городе Ифэ, Ife, близ устья Нигера, найдена литая из бронзы голова Олокуна, чудесной работы, первого тысячелетия до Р. X., все тех же дней Соломоновых (Frobenius, 3). В царской диадеме – простом между двумя рядами жемчужин, обруче, с небесною или морскою звездою и возносящимся над нею фаллическим столбиком, – широкоскулый, широконосый, толстогубый, настоящий негр, обугленный солнцем Африки, обвеянный свежестью Атлантики, – чернокожий Посейдон, двойник того краснокожего, древнемексиканского Тлалока. Молится ему и на том, и на этом берегу Океана вся тварь – моллюски, кораллы, верески, бабочки, и земляные черви, и люди: «Все мы – дети воды. О, Тлалок – Олокун, Водяной, помилуй нас, не погуби!»
XX
Гванчи, Уфа, Тритонис, Тартесс – этими четырьмя точками в истории обозначен исполинский излом – вулканическая трещина между Атлантидой и Европой-Африкой. Но в мифе-мистерии трещина спаяна, восстановлен рухнувший мост – над черною бездною потопа радуга.
Тот конец моста, западный, сохранился дольше этого, восточного: кто-то успел перейти, прежде чем мост рухнул, с того конца – Антильского архипелага, – на твердую землю, Юкатан, царство Майя, и Анагуак, царство Тольтеков. Вот почему в древней Америке больше, чем в Европе, пахнет Атлантидою. Чем она была и отчего погибла, можно судить по Америке.
XXI
Белые, дневные люди – в Европе, черные, ночные, – в Африке, желтые, утренние, – в Азии, а в Америке – все еще красные, вечерние, озаряемые солнцем вечного Вечера – Запада.
XXII
К югу от озера Титикака, на границе Перу и Боливии, на высоте 4000 метров над уровнем моря, окруженное цепью Кордильер, высочайших гор, но кажущихся с этой высоты небольшими холмами, лежит плоскогорье Тиагуанак, Tiahuanak —Умирающий Свет, – страшная, как бы неземная, на потухшей планете, пустыня (Meyendorff, 105).
Поле циклопических развалин – большей частью даже не стоящих, а лежащих, разбросанных камней, – вот все, что осталось от бывшего здесь исполинского города. Кто, когда и зачем строил его в этой пустыне, на высоте почти недоступной и необитаемой, где воздух так разрежен, что трудно дышать, – этого не помнят не только инки, считающие Тиагуанак своею колыбелью, но и племена древнейшие. Смутно лишь брезжит память о том, что люди пришли сюда из той же Страны Озер, Ahahuac, в Мексике, откуда вышли и тольтеки, и майя (Meyendorff, 102). Если так, то корень обеих Америк, Южной и Центральной, – один: великое переселение народов с Востока, из-за Океана. Тиагуанак, «Свет умирающий» Запада, есть, может быть, «свет с Востока» – Ацтлан – Атлантида.
XXIII
Кто здесь жил и строил, мы не знаем, но знаем, как, – по Вратам Солнца: только четыре камня, но такой величины, что, кажется, ничего подобного нет ни в Египте, ни в Вавилоне, да и нигде на земле.
В Кузко, столице Перу, есть исполинская глыба, в 50000 пудов, так называемый «Усталый Камень», Piedra Causada. 20000 человек подымали ее, подняли, но, чуть-чуть наклонившись и соскользнув с рычагов, она раздавила 300 человек, упала, угрузла в землю так, что уже никакая человеческая сила не могла ее сдвинуть, и лежит века – отдыхает, «усталая». Но те четыре глыбы во Вратах Солнца больше этой. Грани их обтесаны с такой математической точностью и спаяны без всяких скреп и цемента, одной своей тяжестью, так, что ни тысячелетия, ни землетрясения не сдвинули их ни на волос и, кажется, до конца мира не сдвинут.
Камни эти – величайшая победа человека над веществом. Человека ли? Кажется, поднять их могли только небодержцы атласы. «Мысль о титаническом племени знающих и проклятых за то, что хотели слишком много знать, внушают эти глыбы» (Meyendorff, 108).
XXIV
Инки сообщили испанцам сказание о тех колоссах из трахита, базальта и порфира, чьи обломки лежат, разбросанные по Тиагуанакскому полю. В древние, древние дни, когда еще и солнца не было, а была только луна, да звезды, жили в Тиагуанаке исполины, зодчие здешних дворцов и храмов. К ним пришел однажды пророк и возвестил им грядущее солнце. Но не захотели солнца дети Ночи и побили камнями пророка. Солнце все-таки взошло, поражая лучами-молниями безбожное племя, пока все оно не погибло. Тиагуанакские колоссы – окаменелые трупы этих лунных титанов – «нефелимов», сказал бы Енох, «атлантов», сказал бы Платон.
XXV
В камни превращено племя лунных титанов, по одному сказанию, за убийство пророка солнца, а по другому – за осквернение земли кровью человеческих жертв, приносимых еще до рождения солнца, свирепой богине Ущербной Луны, Ka-Ata-Killa (Meyendorff, 103–104).
Если в Тиагуанаке сохранилась, действительно, память о глубочайшей древности Ацтлана – Атласа, то, может быть, туда и уходит корнями своими религия человеческих жертв.
10. Отчего погибла Атлантида?
I
Жертвенна всякая любовь, и чем сильнее, тем жертвенней. Бог – предел человеческой любви и жертвы; Богу жертвуют люди тем, что им всего дороже, – собою или другим человеком. В этом «или» – скользкая грань между божеским и демоническим в религии. Бог как будто искушает человека страшным выбором «пожертвуй собой или другим», а на самом деле, человек сам себя искушает, испытывает – познает себя в Боге.
В этом смысле, человеческая жертва заложена в существе не только всех религий, но и самой Религии.
II
«Бог искушал Авраама и сказал ему: возьми сына твоего, единственного твоего, которого ты любишь... и принеси его во всесожжение... Авраам пошел... устроил жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего, Исаака, положил его на жертвенник. И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего... Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: ...не подымай руки своей на отрока... ибо теперь Я знаю, что ты не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня... И возвел Авраам очи свои... и вот, позади его, овен, запутавшийся в чаще рогами своими» (Быт. 22, 1–13).
