Венделин Кнох - Бог в поисках человека
Тем самым, образу человека присуще некое глубинное значение, о котором сообщает Св. Писание. Во-первых, надлежит помнить, что человек есть существо личное в целостном единстве тела, души и духа (ср. Быт 2, 7 и 1 Фес 5, 23). И именно таким образом человек есть личность. «Только там, где присутствует дух, можно говорить о личности»[200]. Это свойство быть личностью выражается в свершениях разума и свободы (ср. историю грехопадения, Быт 3, 1–8), в языке и культуре. – Наряду с этим выходит на свет еще один элемент, который, согласно свидетельству Св. Писания, является для человека конститутивным: человек – существо социальное. «Не хорошо быть человеку одному» (Быт 2, 18). Для-себя-бытие человека есть, вместе с тем, всегда бытие-для-другого, что обосновывается в истории творения тем обстоятельством, что Бог сотворил мужчину и женщину, обладавшими равным личным достоинством и дополнявшими друг друга в союзе любви[201]. Взгляд возвращается от действительных обстоятельств жизни к Богу, сотворившему человека по своему образу (ср. Быт 1, 27). Что означает это фундаментальное положение? «Поскольку образ предполагает как сходство, так и различие, это положение означает с точки зрения отношения между Богом и человеком, что человеку присуще подобие, но никак не равенство Богу: в подобии заключено величие человека, различия обозначают его ограниченность»[202]. Говорить о величии человека означает указывать на его духовность и его господствующее положение на земле. Человек должен творчески обустраивать землю, подражая при этом Богу как творцу и господину мира. «Плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» (Быт 1, 28: ср. Пс 8, 6 сл., Сир 17, 2–4). «Подобно тому, как Бог есть высочайшее существо и смысловой центр всего мира, человек есть то же – для земли»[203]. Творческая сила обретает в человеке среду своего осуществления. Но именно поэтому человек не становится Богом. Человеку с его ограниченными возможностями и конечным временем жизни противостоит Бог в Своем безграничном могуществе и бесконечном вневременном бытии. Будучи прочно связанным с Богом, {86} человек не может отказаться от своего отношения к Богу; такое отношение принадлежит ему по сути. Самонадеянное отрицание этих границ приводит не к свободе, но к вине, и именно тяжкая ноша этой вины свидетельствует о том, что человек есть подобие Божие. Свобода именно там наиболее отчетливо обнаруживает свои границы, где человек пытается освободиться от глубинной связи с Богом. «Грех есть фундаментальное событие, которое повсюду господствует в истории человечества и жизни каждого отдельного человека»[204]. Таким образом, в негативном плане здесь обнаруживается следующее. Если раньше мы зафиксировали положение о том, что богоподобие, присущее исключительно человеку, как действительность творения обретает конкретную форму в каждом отдельном человеке, то теперь нужно также зафиксировать и обратное: отпадение человека в начале истории как первородный грех оказывает свое воздействие повсюду, где человек себя сознает. Опыт жизни как тяжких трудов и маеты, как утраты счастья, как мучительной богооставленности – это лежащая на человеке печать греха. Отвратившись от исполнения Божией воли, человек не принимает Божией любви. Только на фоне истины творения – человек сотворен по подобию Божию – начинает проступать то, что Св. Писание описывает как «грехопадение». Христианская антропология, однако, не может довольствоваться констатацией первородного греха. Она всерьез принимает то положение, что даже человеческий грех не смог отменить действительность богоподобия, хотя человек и судим за свой грех. Та истина, что Бог есть «любовь», удостоверяется самим Богом, поскольку Он, обращаясь к человеку, противопоставляет человеческому «нет» Божественное «да». И поскольку это совершается Богом, происходит это так, что человеческое богоподобие здесь не отрицается. То, что отличало человека от начала, должно было подвергнуться обновлению и вновь стать действительностью жизни. Так, Бог совершает Свое спасительное деяние в Иисусе Христе, который как истинный Бог и истинный человек своей жизнью, страданием, крестной смертью и воскресением всем даровал спасение.
б) Человек, спасенный крестом и воскресением Иисуса Христа
Что справедливо для акта творения, то не в меньшей степени справедливо и для акта спасения. Что имеет универсальное значение – исполнение спасения для всех через Иисуса Христа[205], должно быть {87} привнесено каждым отдельным человеком в действительность своей жизни и осуществлено как свой собственный способ жить. При этом ни с чем не сравнимый дар любви Божией в Иисусе Христе узнается по тому, что даже там, где образцом должно стать субъективное событие спасения, сам Спаситель выступает рядом со спасенным. Давайте обдумаем эту взаимосвязь несколько подробнее. Работа спасения, осуществляемая для человека и над человеком, должна быть развернута в виде последовательности, состоящей из пяти этапов. В результате «нет», сказанного Богу во грехе, человек неизбежно лишается своей свободы. Иисус Христос противопоставляет путам греха свою собственную свободу. Он осуществляет это, предав себя на крестные муки во оставление грехов (Мф 26, 28), и показывает тем самым, почему человек в своем отношении к Богу определяется спасительным законом любви. Так, Павел говорит: «Для свободы освободил нас Христос» (Гал 5, 1). Как он разъясняет в своем Послании к Римлянам (8, 1–11) в связи с верой и крещением, дарованная детям Божиим свобода означает жизнь «с избытком» (ср. Ин 10, 10). Эта внутренняя свобода и радость жизни имеет основание в оправдании и примирении. «Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое. Все же от Бога, Иисусом Христом примирившего нас с Собою… Бог во Христе примирил с Собою мир, не вменяя людям преступления их» (2 Кор 5, 17–19). Дарованная Богом новая связь, отмечена миром и единением (communio), она заново определяет человека, который, как прощенный грешник, переживает Божью близость и свое сыновство. «Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его и облекшись в нового, который обновляется в познании по образу Создавшего его» (Колл. 3, 9 сл.). Богосыновство означает, тем самым, жизнь под самой надежной защитой. Подобие Божие излучается теперь в новом блеске. В глубине своей обращенный к Богу, освобожденный человек находится на пути к своей полноте, укрепляясь в вере, надежде и любви. И здесь также крест и воскресение Иисуса видится совершенно особенным образом[206]. Павел настойчиво возвещает о Христе как Распятом и одновременно свидетельствует о нем, Воскресшем, как источнике спасения (Рим 1, 4; 1 Кор 6, 14 и т. д.). В конечном итоге речь идет о том, чтобы суметь увидеть Mysterium Paschale, пасхальное таинство, в которое Ганс Урс фон Бальтазар проникает столь глубоко[207], в его единстве. Пасхальное событие охватывает все то, что христианская вера {88} исповедует об Иисусе Христе: Его предсуществование [как нерожденного и несотворенного], воплощение, восшествие одесную Отца и Его грядущее пришествие, дабы судить живых и мертвых. Отправляясь от этого единства, необходимо еще раз обдумать то, что христология разъясняет по поводу осознания Иисусом Христом значения Своей смерти. В Иисусе Бог открывает себя в своей воле к спасению, поскольку в Нем окончательно выходит на свет владычество Божие. Именно Сам Бог в Иисусе Христе через добровольное предание Себя на крест совершает эсхатологическое событие спасения и тем самым преодолевает своевольный отказ человека перед лицом спасительных деяний Бога. То обстоятельство, что при этом ближайшим образом в поле зрения находится Израиль, не только подчеркивает верность Бога своему выбору, но и непреложную роль в деле спасения, которая была отведена Израилю. Именно ради сохранения этой перспективы последняя вечеря Иисуса Христа перед Его крестной смертью как праздник, совершаемый в память о спасении, становится для христианской общины – «нового Израиля» – центром ее жизни. «Апостолы и их ученики не только засвидетельствовали воскресение Иисуса, но и разъяснили значение этого события прежде всего во взаимосвязи с Его смертью»[208]. Итак, воскресение Иисуса из Назарета – это откровение Бога, поскольку именно Бог воздвиг Иисуса из мертвых (Рим 4, 24; 8, 11; 2 Кор 4, 14; Гал 1, 1; 1 Петр 1, 21). Творение становится ощутимым как животворящее деяние, когда удостоверение власти Господа, которого ждали как царственного властителя и освободителя Израиля (Ис 52, 7), возвещается Иисусом Христом (Мк 1, 15). «Воскресение Иисуса есть, следовательно, высшая точка Божественного откровения (ср. 2 Кор 1, 20 и Рим 1, 2), которое найдет свое завершение в явлении Христа апостолам. Проповедь воскресения есть, таким образом, по сути возвещение о Боге (ср. Деян 26, 8)»[209]. – К тому же здесь становятся уловимыми основные истины христологии: «новая жизнь» Иисуса Христа, подтверждение Его мессианства, Его причастность Божественному владычеству. Поскольку Иисус, как Сын Божий, прежде всех веков еще до того, как Он был воздвигнут из мертвых, Сам есть «воскресение и жизнь» (Ин 11, 25) и равен Богу, совершающееся в Нем откровение Бога ведет назад к человеку. Спасение из-под власти смерти, от Божественного гнева и осуждения, знание о Его предстательстве за людей и полном спасении в конце (ср. Рим 5, 9; 8, 23), – все это «совершается в сущности посредством творческого преобразования силою Духа Божия и посредством дарования жизни вечной (ср. Фил 3, 21; 1 Кор 15, 45–52). Это освобождение в конце времен, совершающееся через Воскресшего, уже теперь дается как залог (2 Кор 1, 22; 5, 5; Рим 8, 23) тем, кто в Него крестился, и именно благодаря смерти и воскресению Иисуса (как недвусмысленно говорится в Рим 4, 25). {89} По воскресении Распятый может послать тем, кто верует в Него, Свой Дух, искупающий грехи и дарующий жизнь (ср. Ин 7, 38 сл; 20, 22)»[210]. Так, наконец, в поле зрения появляется Церковь, которая как новый народ Божий (подобно непреложно избранному Израилю; ср. Рим 11, 26) как «малое стадо» должно стать светом для всех языков (народов).
