Михаил Богачёв - Веянье звёздной управы
Мишел ратует за листву,
Но таит кражу цветов и полной воды.
Кузнечик
Режет звука последний ломоть.
Пейзаж картинно умер.
Белая Мишел ждёт пору,
А голубая тонка, и ветер
Кладёт на глаза её — северный пластырь.
Если губами пошевелить Мишел, —
Сладко, а не утолить
Ни жажду,
Ни голод.
Парные коровы прошли и туман на дороге,
Где четыре мальчика плачут:
Мишел на крючки поймала.
Женщины на стогах — всё русалки,
Воздух нежен, как мама,
А Мишел — позднее имя женщин.
Сонет - эквилибр
СХЕМА ЭКВИЛИЕРА
ЭМИЛИЯ
УТРОБОЙ
БОЛЕВОЙ
КРОШИТСЯ
КРОВЛЯ ЛЕДНИК
ОБНАЖАЯ СПАСАЕТ
ПЕЧИ КРОВ
КЛЮЧ ОТ ГОЛОВЕШЕК
СОГРЕВАЛ НАГОРБИЛ
ЛАДОНЬ КОНТИНЕНТ
ПО КОЖЕ УПОРНЫЙ
ЗНОЙ СКАТ
ПЕТЕЛЬ-ДУБЛЬ НО ПОДДАЁТСЯ
ПРИМЁРЗШИХ В ТРЕЛЯХ
УВЯДАЮТ БАЛЛАД
ПЛЕЧИ Я Б СОХРАНИЛ
КОГДА ТВОЙ САД
КРИСТАЛЛИЗУЕТСЯ СМОТРИ ЖЕ
ПОКОЙ ВЕЧЕН
ОБЁРНУТЫЙ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
В ЖАСМИН СТОЛЕТИИ
ЗАПЛАЧЕТ И ЧЕРЕШЕН
ВЕЧЕР ВО ЛЬДУ
ТОБОЙ ЕДВА СПАСЁННЫЕ
ДЫШУ НО ЛИКУЮТ
БОЛЬШЕ И ГОРЯТ
НЕЧЕМ
Я ВМЕРЗ
В ТЕБЯ
ОБЁРНУТЫЙ ТОБОЙ
Эмилия
Эмилия! Создатель! Площадь
О марши трёт бока, пока
В палитре пенной ты полощешь
Штанишки дочек, облака.
Угрозы белеют в диких рощах
И распирают вымена,
Георгий ноги в стремена
Уже воздвиг. И травы ропщут
В удушье смога. Поспеши
Дойти хотя бы до окраин —
В горячке дети, от окалин
Очисти тельца, бредит камень
Живым кошмаром! О, спеши
Успеть за день до гибели души!
Утробой неба
Утробой неба,
Долиной сонной —
Мир ещё не был
Тобой от стона.
Птицы от хлеба,
Корни от лона —
Мир ещё не был
Тобою полон.
Поёт и ликует
Кормящийся май,
Разинутый край!
Нагой, он токует,
Сосцами тоскует!
О, полдень, играй!
Болевой подходит час
Болевой подходит час.
Отдал больше, чем имею
Вечер к ночи не добрее
Ливень — он утопит нас
Я смиреннее сейчас
Монастырских брадобреев.
Дуем в задние уста,
Раскрасневшись от стараний,
Загибаясь в рог бараний,
Бочка к вечеру пуста.
В трещинах от лобызаний
По окалинам стакан,
Нежась в струях Алазани,
Плечи выгорбили стан.
Крошится крестец твоего бега
Крошится крестец твоего бега,
Всадница, урони прядь!
Ещё по испарине липкого снега
Брести вспять.
Там, за временем, длящим ладони, —
В грустном пути
Замыслишь мстить
Капельке жизни в моей кроветворной короне!
Несу три лепестка на груди.
Играй, полдень, играй!
Эмилия слышит, поёт.
О, смерть, не тщись догонять среди
Окраин её, где погубит град,
А полдень тебя убьёт.
Кровля там, где вне опыта мстит нагота
Кровля там, где вне опыта мстит нагота,
Где малышка — удод и тростник сочетались,
Где амфибии сватают май — маета,
Где ужи торжествуют триумфы баталий?
Ты кричишь мне “Ни шагу!” — и вторит толпа
В пузырях катаракты, кровавя губами:
Там уродливо выпучен след мой пупами,
Где в тропе утопала убийца — стопа.
Это приор-изгнанник, о Эма, налгал мне! —
По твоей стороне я иду как в напалме,
О, базарный факир, запаливший шатёр!
Между сферами плавает маятник слова,
Из пределов своих вышли ласточку — снова
Получу и толкаю обратно в упор.
Обнажая сосок, обнажи и венец откровенья!
Обнажая сосок, обнажи и венец откровенья!
Я волною налёг на холодное тело камней.
Этой ночью вселенная льнула губами к ладоням.
О, сокровище в пестике пальцев дрожащих твоих!
Печи пыхтят, и готовы горнила
Печи пыхтят, и готовы горнила.
Стиснута кровь в надорвавшейся вые,
Битумный дух пауки ещё терпят...
Дар — это память, где в судном рассвете
Цапля царит, целомудренны звери,
Хариус грезит, плещется стерлядь!
Эма, ты вся меж рекой и долиной,
Облаком — соком, корнями увита.
Вся от тебя в славословии длинном
Стонет долина рекою пролита.
Но за пределом твоим паутиной
Воздух шевелится, осами взрытый,
Память о рае подёрнута тиной,
Тина рекою довольна и сыта.
Ключ, потерявший доверие дома
Ключ, потерявший доверие дома,
ты на прощание мне подарила.
Волны густели, и в запахе криля
Явственно чуялся шорох потопа.
Зной заливала мне Африка в горло,
Гости присвоили кровли Америк,
Жабрами воздух глотала Европа,
Азия бредила маковой прелью...
Печи пыхтят, и готовы горнила,
Стиснута кровь в надорвавшейся вые,
Битумный дух пауки ещё терпят...
Дар — это память, где в судном рассвете
Цапля царит, целомудренны звери,
Хариус грезит, и плещется стерлядь.
Согревая, отдирая ломтями уклад...
Согревая, отдирая ломтями уклад...
По лепёхам ржаным, по углям,
По углам на пуантах кобылку ведёт конокрад,
А петух уже ставит одну из заплат.
Это стойло хитро, и хитёр этот двор.
Где лошадка не ржёт, там насупился вол.
И над яслями просит телец одного:
Да свершится разор, да исполнится вор!
Отвори мне рассудок, тугая петля,
Напои отрезвляющим хмелем питья!
Неразменный избыток, жуя и хуля,
По колени в дарах я, дары прогуляв.
Этот щедростный рог восполняет тебя —
Оборвись пуповина! О, голод тебя!
Ладонь твоя — опять пригоршня славы...
Ладонь твоя — опять пригоршня славы,
Столица жизни, но лукавый казначей,
Таи не утаишь — прильну губами
Ко льдистой жилке, убегающей в ручей.
Я жив ещё, пока там бьётся слово,
Я — ритм его, а время — только счёт
И только дождь, в нём — тоже ты, но сломан
Я в жажде выпить всё, а он течёт.
Творись во влаге властью тебе данной,
Милльонократно вторь себя! Туманный
Глотаю воздух, жгу зорю, в грозу
Я грежу: по волнам себя несу, —
А в яви меж Эмилией и каждой
Я умираю над ручьём от жажды.
По коже ходит часовой...
По коже ходит часовой,
Никто не украдёт
Ни связку горлиц, ни ночной
Мышиный перелёт.
А запах манит с головой
Нырнуть в дрожащий мёд.
В совокуплении с водой
Кого же бык крадёт?
Заря проглядывает в щель
И длит приход — тщета!
Целует августовский шмель
Цветок — горит щека!
И лоно это — канитель
Всех тварей все века.
Зной заливала мне Африка в горло...
Зной заливала мне Африка в горло,
Гости присвоили кровли Америк,
Жабрами воздух глотала Европа,
Азия бредила маковой прелью —
