Николай Скабаланович - Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2–х кн.
Подобно тому как враждебные отношения к европейским державам служили поводом к репрессалиям, недостатки внутренней жизни христианских общин в Турции давали Порте возможность вмешиваться в их дела и извлекать для себя из этого вмешательства немаловажные материальные выгоды. Интриги составляют «первородный грех» христианских общин в Турции. Почти с первых дней существования греческой общины начались искательства из-за выгодного и влиятельного места греческого патриарха, и явилось много охотников занять патриарший престол; они наперерыв друг перед другом заискивали у Порты, надеясь при ее содействии достигнуть желанной цели, и предлагали денежное вознаграждение за свое возведение в патриаршее достоинство. Это обстоятельство было как нельзя более на руку Порте и дало ей средство обложить греческих патриархов данью — первое нарушение привилегии, данной Магометом II Геннадию, за которое вина всецело падает на самих христиан. Это нарушение сделано самим же Магометом II. Геннадий и его преемник Марк не платили дани в султанскую казну. Симеон из Трапезунда, достигший престола с помощью интриги, первый внес султану 1000 дукатов, под видом подарка; это была сумма, предварительно и добровольно обещанная Симеоном Порте за возведение на престол. Его преемник, Филиппопольский архиепископ Дионисий, обещал уже заплатить и действительно заплатил при восшествии на патриарший престол 2000 дукатов. Порта стала смотреть на эту сумму как на определенную дань и требовала ее уже формально. Когда Симеон, при вторичном избрании в патриархи, послал по-старому подарок в 1000 дукатов, ему ответили, что, как видно из податных списков, предшественник его внес вдвое против этой суммы, и уменьшение впредь не может быть допущено. Симеон повиновался и заплатил две тысячи. К этой дани, которую с тех пор платил патриарх при вступлении на престол, присоединилась еще ежегодная дань. Она тоже обязана своим происхождением интригам самих христиан. Во вторичное патриаршествование Симеона явился к султанскому двору сербский монах Рафаил и обещал, если будет возведен на патриарший престол, платить ежегодно 2000 дукатов, кроме тех двух тысяч, которые по положению будут заплачены при вступлении в должность. Симеон был низложен и на престол возведен Рафаил. После этого до конца правления Магомета II патриарх обязан был платить в султанскую казну ежегодную дань в 2000 дукатов. При преемниках Магомета сумма была увеличена, при Баязете II дошла до 3500 дукатов, а при Сулеймане I до 4100 дукатов. Эта последняя цифра сделалась, начиная с Сулеймана I, нормой патриаршей дани и обозначалась в султанских бератах.[3136] Способ, которым Порта проводила излюбленных кандидатов на патриарший престол, был следующий. Министр иностранных дел, ведению которого подлежали дела патриархата, при помощи своих креатур сообщал членам синода, что он желал бы видеть на престоле нового патриарха. Тотчас начиналась интрига, одни спешили снискать милость министра, другие рассчитывали на выгоды от избрания нового лица, прежний патриарх обвинялся в дурном управлении Церковью, и в этом смысле писался доклад Порте, которая его низлагала. Производились новые выборы, и народ провозглашал «аксиос» тому, кто был наперед намечен в тайном совещании между важнейшими членами синода и знатнейшими из граждан. Происходило обыкновенно так, что избранником был тот, кого желало турецкое правительство. Все формальности бывали соблюдены, закон не нарушен и в то же время желания Порты удовлетворены. Этого можно было достигнуть только при деморализации, своекорыстии и наклонности к интригам — качествах, отличающих фанариотов — греков, обитавших в Фанаре, поставлявших кандидатов на церковные места и игравших значительную роль при выборе патриархов. Это были люди, сроднившиеся мало-помалу с турецкой властью и извлекавшие собственные выгоды из того положения, в которое эта власть поставила их по отношению к остальной массе православных. В среде фанариотов были банкиры, наживавшиеся от отдачи денег в рост султану, султанским женам и пашам; из этой среды выходили патриархи, архиепископы и епископы, которые с помощью подкупов получали места и, получив их, выжимали деньги из массы православных, подвластных их управлению. В этих людях Порта находила верных слуг; пользуясь ими она могла существенно нарушать права христианской общины, оставляя их ненарушимыми по букве. Благодаря им, их интригам, продажности и угодливости перед Портой, патриарх был обложен данью и за христианской общиной осталась одна тень свободы. Вообще внутренняя жизнь христианских общин не представляет привлекательной картины: фон ее омрачен борьбой честолюбия, раздорами и несогласиями, каждый раз дававшими Порте возможность наложить на христиан и на их карманы свою руку. Иногда раздоры принимали размеры нежелательные для самой Порты, грозившие нарушением внутреннего мира Империи, и турецкое правительство приходило к мысли о необходимости отнять у христиан права, которыми они не умеют пользоваться. Когда, например, в 1580 г. появились два греческих патриарха, которые не уступали друг другу и не хотели примириться, султан объявил, что если согласие не восстановится, то патриаршие палаты с принадлежащей к ним церковью будут взяты и церковь будет обращена в мечеть.[3137] Мысль об отнятии у христиан прав не была осуществлена, но она не осталась совершенно без приложения. Порта показала вид, что если она не принимает решительных мер и, несмотря на заведомую неспособность христиан к самоуправлению, не лишает их прав и не уничтожает христианской общины, то делает это вопреки законам благоразумия, допускает поблажку, и что во всяком случае за такую снисходительность христианская община обязана вещественной благодарностью, должна заплатить правительству выкуп. Таким образом, собственная неосторожность христиан дала Турции повод обложить их права данью. Во второй половине XVI в. греческая община за свое коренное право, религиозную свободу, должна была платить ежегодно 25 тысяч цехинов, сверх того за право погребать мертвых — 3 тысячи цехинов; право иметь церкви тоже не было пощажено, церкви с их имуществами обложены были данью, исключая церкви Константинополя, Адрианополя и Бруссы. Вражда и раздоры не только вкрались во внутреннюю жизнь христианских общин, но были обычным спутником взаимных отношений разных христианских общин, выступали наружу там, где интересы общин приходили в соприкосновение; они тоже давали туркам повод к вмешательствам и денежным поборам. Чаще всего интересы христианских общин сталкивались в Палестине, по вопросу о владении святыми местами и ключами от Гроба Господня, Здесь рядом, бок о бок друг с другом, жили францисканские монахи, греки, сирийцы, грузины, армяне, несториане, яковиты, абиссинцы; кроме того, сюда часто наведывались ливанские марониты и иезуиты. У каждой общины были свои монастыри, церкви, часовни и места, дорогие для христиан по священным воспоминаниям, связанным с ними. По поводу владения этими местами происходили споры между общинами, одна община делала вторжения в область другой, поднимались жалобы, за которыми следовало вмешательство турецкого правительства и денежные взыскания. Так, например, однажды францисканские монахи ворвались в часовню грузин, расположенную вблизи Лобного места, и прочитали мессу. Грузины жаловались санджак-бегу, который заставил францисканцев очистить часовню и взыскал с них штраф в 1000 дукатов. Особенно прибыльны были для Порты пререкания между францисканцами, греками и армянами за владение Святым Гробом, за право хранить ключи от Св. Г роба. Каждая из трех сторон изъявляла притязания на это почетное право и, запасшись деньгами, искала поддержки у турецкого правительства, которое не находило ничего лучшего, как передавать ключи из рук в руки и, таким образом, иметь постоянный и неиссякаемый источник доходов.
В распрях между христианскими общинами турецкое правительство попеременно принимало сторону той или другой; все дело обусловливалось искусством интриги, размером подкупа и степенью давления иностранных посольств. Но если Порта оказывалась вне этих стимулов и действовала более или менее независимо от них, то ее отношения к христианским общинам получали ту особенность, что община католическая несла потери и пользовалась меньшим расположением и покровительством Порты, чем другие общины. Это явление объясняется тем, что устройство католической общины с духовенством независимым и неответственным перед турецким правительством стоит в противоречии с государственными интересами Турции и не может быть приятно для Порты. Порта допустила это устройство по необходимости, но никогда не была им довольна; католическая община была живым памятником ее поражения и смирения перед христианским Западом, постоянным укором в глазах мусульманского мира. Естественно, что в тех случаях, когда Порта была призвана произнести свой приговор над католической общиной и, произнося его, становилась на государственную точку зрения, ее приговор не отличался снисходительностью. Вообще католицизм не пользовался расположением Порты; увеличение числа католиков, следовательно подданных, ускользавших из-под ее контроля, было для нее явлением крайне нежелательным. Отсюда происходили вражда Порты к католической пропаганде и то противодействие, которое она оказывала распространению католичества в Турции. Католические миссионеры были в ее глазах политическими врагами, они изгонялись, и деятельность их парализовалась; вновь обращенные в католичество христиане других исповеданий подвергались гонению, и поддерживалась ортодоксия. XVII и XVIII вв. наполнены явлениями этого рода, В это время католицизм нашел ревностных поборников в иезуитах, которые перенесли свою деятельность на Восток и направили свои усилия на греков Константинопольского патриархата и на сам патриархат, а еще более на армян Усилия их не были безуспешны: Константинопольский патриархат был временно в их руках, значительное число греков и множество армян перешло в католичество. Но и Порта не дремала, энергично поддерживала православных греков и ортодоксальных армян, преследовала новообращенных католиков и гнала иезуитов. Иезуиты пробрались в Константинополь в начале XVII в., осели в Порте, получили здесь в свое ведение церковь св. Бенедикта, основали школу, стали бесплатно обучать в ней греческое и армянское юношество и посредством женщин повели пропаганду в домах и семействах. Из Константинополя иезуитская миссия мало-помалу раскинулась на островах Архипелага и в азиатской Турции; иезуиты проникли на Хиос, в Смирну, Кипр, Алеппо и Армению. Много раз иезуиты были изгоняемы и всякий раз, так или иначе, вновь появлялись и, пользуясь покровительством французского и австрийского послов, продолжали свое дело. В течение каких-нибудь двадцати лет они настолько окрепли, что помышляли о завладении святыми местами и Константинопольским патриархатом. Константинопольский патриарх Кирилл Лукарис дважды был удаляем с престола, и его место занимали греки, обращенные иезуитами в католичество. Оба раза патриарх был возвращен Портой, а иезуиты были закованы в цепи и высланы из Турции. Однако же они незаметным образом сумели опять появиться и по смерти Кирилла успели провести на его место одного своего питомца. Наученные прежним опытом, они стали действовать осторожно, но в конце XVII в., ободренные успехами, выступили решительнее. Поднялись громкие жалобы со стороны греков и Константинопольского патриарха — и Порта опять поспешила на помощь. В разных местах, особенно на Хиосе, против иезуитов и их приверженцев были приняты решительные меры: султан Мустафа II издал строгий хатти-шериф, воспрещавший, под страхом тюремного заключения и денежных пеней, совращения и переход христианских подданных Турции в католичество. Иезуиты не успокоились. Встретив такой отпор со стороны греков, они обратили все свое усердие на армян. Чтобы иметь возможно больший успех, они сообщили своей пропаганде политическую окраску и к религиозным убеждениям присоединили планы о восстановлении политической независимости армян и улучшении их материального быта. Расчеты иезуитов вполне удались: в начале XVI в. много армян обратилось в католичество и вся армянская нация подверглась брожению; образовалось две партии, из которых одна держалась древнеотеческой религии, а другая была склонна к католицизму и связывала с ним надежды на национальное возрождение армян. Началась борьба. Католическая партия была настолько сильна, что провела своего кандидата на патриарший престол. Но и здесь на помощь ортодоксальной партии пришла Порта: патриарх, поставленный католиками, был низложен и заключен в тюрьму, многие из его приверженцев-армян, принявших католичество, тоже были брошены в тюрьму или сосланы на галеры; замешанные в деле лица подвергнуты телесному наказанию и денежным взысканиям; иезуитская коллегия в Эрзеруме была закрыта, и иезуиты, вместе со своими питомцами, принуждены были искать убежища за пределами Армении. Преследования, начатые против армянкатоликов, продолжались несколько лет, им подверглось много знатных и должностных лиц из армян, один армянин был даже казнен, и султан издал хатти-шериф, угрожавший армянам-католикам страшными наказаниями. Иезуиты притихли, но не отказались совершенно от своей задачи. Их деятельность нашла поддержку в мехитаристах, армянских монахах Бенедиктинского ордена из монастыря, основанного в начале XVIII в. Мехитаром на острове Сан-Лазаро, в Венеции. Мехитаристы задались целью воссоединить армян с Католической церковью и реорганизовать Армению в политическом отношении. Религия должна была послужить рычагом для подъема армянского народа, нравственно и политически упавшего под господством турок. Цели предполагалось достичь путем развития народного образования и национальной литературы, объединения религиозных и патриотических стремлений. На этой почве слились усилия иезуитов и мехитаристов, и результаты не заставили себя ждать. Множество армян, в том числе из знатных и богатых фамилий, перешло в католичество. Порта опять встревожилась, и опять начались преследования, которые несколько раз возобновлялись в прошлом и настоящем столетиях.
