Лактанций - Творения
О, для чего ты, Эллада, на смертных вождей полагалась?<Им не дано ведь никак избегнуть конца рокового>Что ж ублажаешь дарами никчемными тех, кто погибнет, И изваяньям жертвы приносишь? Отколь научилась Делать такое, презрев лицо всемогущего Бога?[146]
16. Марк Туллий, который был не только превосходным оратором, но и [замечательным] философом (ибо он единственный оказался равным Платону), в той книге, где он сам себя утешал по смерти дочери,[147] без всякого колебания заявлял, что боги, которые всенародно почитаются, были людьми. 17. Это свидетельство его должно считаться от того более значимым, что он имел авгурский жезл жрецов и клялся, что почитает богов и молится им. 18. Так вот, в нескольких строчках Цицерон предоставил нам два обстоятельства. Ведь когда он заявлял, что обоготворит образ дочери так же, как те люди были обоготворены древними, то утверждал, [с одной стороны], что те люди смертны, и, [с другой стороны], ясно показал нам происхождение пустого суеверия. 19. «Когда, — говорит он, — мы видим, что многие мужчины и женщины находятся среди богов, и когда почитаем их величественнейшими святилищами в городах и селах, тогда мы поклоняемся мудрости тех, благодаря чьим дарам и изобретениям мы имеем жизнь, облагороженную и организованную законами и установлениями. 20. Если же когда‑нибудь и следовало обожествить какое‑либо живое существо, то, безусловно, эту [женщину]. И если молва подняла на небо потомство Кадма, Амфитриона, Тиндарея, то и ей, несомненно, следует оказать такой же почет. Что я и делаю, и тебя, лучшую из всех и образованнейшую, да позволят мне бессмертные боги, помещаю в собрание их и причисляю к богам для славы среди всех смертных». 21. Кто‑нибудь, возможно, скажет, что Цицерон от избытка скорби говорил вздор. Напротив, вся эта речь, необычайно совершенная и отточенностью мысли, и примерами, и самим способом изложения, была исполнена не скорби, но являла признаки стойкости духа и трезвости суждения автора, мысль которого не несет и тени неодолимой скорби. 22. Ведь не мог он писать столь изощренно, столь красноречиво, столь изящно, если бы и разум, и утешения близких, и время не облегчили скорбь его. 23. Так что? Подобное этому он говорит и в книгах О государстве, а также О славе.[148] Так, в труде О законах, где он, идя вслед Платону, хотел предложить законы, которыми, как полагал, должно пользоваться справедливое и разумное государство, он так сказал о религии: «Почитайте богов: и тех, которые всегда пребывают на небе, и тех, которых возвели на небо за благодеяния — Геркулеса, Ли — бера, Эскулапа, Кастора, Поллукса и Квирина».[149] 24. То же [мы находим и] в Тускуланских беседах, где Цицерон говорит, что почти все небо наполнено людьми: «Если же я попытаюсь проникнуть в старину и попробую извлечь из нее то, что нам передали греческие писатели, то откроется, что те боги, которые почитались древнейшими, взошли на небо от нас. 25. Подумай, сколько их гробниц показывают в Греции; вспомни, что передается в таинствах мистерий, — и тогда ты поймешь, что так было повсюду».[150] 26. Он призывает в свидетели осведомленность Аттика,[151] говоря, что из самих таинств можно понять, что все те, которых мы почитаем, были людьми. Без колебаний он признает это [человеческое происхождение] за Геркулесом, Либером, Эскулапом, Кастором, Пол — луксом, хотя и боится открыто сказать подобное об Аполлоне и Юпитере, отцах их, как и о Нептуне, Вулкане, Марсе и Меркурии, которых он называет богами древних народов. 27. И потому он говорит, что так было повсюду, чтобы то же самое мы думали по поводу Юпитера и других древнейших богов. Если память о них таким же образом освящалась, как он хотел бы увековечить образ и имя дочери, то это можно простить скорбящим, но нельзя простить верующим. 28. Ведь кто столь безумен, чтобы думать, будто с согласия и к удовольствию многочисленных глупцов небо открывалось для смертных? Или будто кто‑то может дать другому то, чего сам не имеет?
29. У римлян Юлий потому считается богом, что он был мил преступнику Антонию; а Квирин[152] — потому что был угоден пастухам, несмотря на то, что один [Квирин] убил своего брата, а другой [Цезарь] погубил отечество. 30. Ибо если бы Антоний не был консулом, Г. Цезарь не получил бы за свои заслуги перед государством даже почестей, оказываемых умершему человеку, хотя бы из‑за намерений тестя Пи — зона и родственника J1. Цезаря, которые запретили совершать погребение, и консула Долабеллы, который низверг на форуме его колонну, т. е. стелу с надписью, и очистил форум. Ромул же своей смертью вызвал скорбь у народа, который, как свидетельствует Энний, скорбя по любимому царю, так восклицал:
31.0 Ромул, божественный Ромул, Стражем каким для отчизны боги тебя породили! О родитель, отец, о кровь, рожденная небом! Ты народ наш увел в края, озаренные светом![153]
32. Вследствие этой скорби легче оказалось поверить лгуну Юлию Прокулу, который был отправлен отцами — сенаторами известить народу, что видел, мол, того царя в сиянии славы, превосходящем облик человеческий. И что он передал народу, чтобы тот воздвиг ему храм, [а также] что он бог и имя его — Квирин.[154] 33. Тем самым он убеждал народ в том, что Ромул отправился к богам, и снял с сената подозрение в убийстве царя.
16. 1. Я бы мог удовлетвориться тем, что уже сказал, но остается еще много необходимого для успеха начатого труда. 2. Ибо я, хотя и лишил суеверия головы, все же хотел бы последовать далее и полнее обличить застарелое убеждение, чтобы устыдились наконец люди и раскаялись в своих заблуждениях. 3. Это труд большой и достойный человека.
Души, стараюсь избавить из пут суеверий
как сказал Лукреций,[155] который, впрочем, не мог этого сделать, поскольку не сообщал ничего истинного. Сделать это наша задача, ибо мы как проповедуем истинного Бога, так и отвергаем ложных. 4. Стало быть, те, кто полагают, что поэты сочинили о богах басни, и при этом верят в богинь — женщин и поклоняются им, возвращаются, бесстыдные, к тому, что сами отвергали, а именно признают, что те богини вступали в соитие и рожали детей. 5. Ведь не может быть, чтобы появление двух полов не подразумевало произведения на свет потомства. Допустив различие полов [у богов], они не понимают, что из этого следует то, что выдуманное ими не может быть свойственно Богу. Но пусть [будет] так, как они считают; пусть, как они говорят, и у Юпитера, и у других богов были дети. 6. И вот рождаются, стало быть, и притом ежедневно, новые боги: ведь не уступают они людям плодовитостью. Тогда бы все было переполнено бесчисленными богами, поскольку никто из них, конечно же, не умирает. 7. Ведь если столь невероятное множество и бесчисленное количество людей, которые все же, как бы ни рождались, с необходимостью умирают, что же мы должны думать о количестве богов, которые будто бы рождались на протяжении стольких веков и оставались бессмертными? 8. Почему же почитаются столь немногие? Разве только мы предположим, что два пола богов были не для произведения на свет, но только ради получения удовольствия, и боги предавались тому, что стыдно совершать даже людишкам. 9. Если же говорят, что такой‑то бог рожден таким‑то, то боги должны были рождаться и далее, как и прежде, или, если вдруг когда‑то прекратили рождаться, то нам следует знать, почему и когда именно прекратили. 10. Не без изящества Сенека писал в книгах по моральной философии: «Что же это? Почему похотливый Юпитер перестал у поэтов производить на свет? Или он достиг шестидесяти лет и ему стал запрещать это закон Папия?[156] Или он решил родить только троих детей? Или вспомнил изречение: жди от другого того, что сам кому‑то делал — и испугался, как бы кто‑нибудь не совершил с ним то, что сам он сделал с Сатурном?» 11. Но те, кто признают богов, пусть подумают, каким образом ответить на тот аргумент, который мы приведем. Если у богов два пола, значит, должны быть соития; если они вступают в половую связь, необходимо, чтобы они имели дома. Не лишены же они достоинства и стыда, чтобы совершать это не таясь и открыто, как делают бессловесные животные. 12. Если же они имеют дома, следовательно, имеют и города, как у Назона, который говорит:
Чернь где придется живет. В передней же части чертога
Встали пенаты богов — небожителей, властью славных.[157]
Если имеют города, стало быть, и поля имеют. 13. Кто теперь не увидит, что из этого следует? Они их пашут и возделывают, чтобы получить пропитание. Следовательно, боги смертны. 14. Это рассуждение можно перевернуть. Так, если боги не имеют полей, то не имеют и городов. Если не имеют городов, то и домов не имеют. Если нет у них домов, следовательно, не вступают они в соития. Если у них нет соитий, стало быть, нет и женского пола. Мы же видим, что в число богов включены и женщины. Значит, они не боги. Пусть разрушит, если кто сможет, этот довод. 15. Ведь так одно из другого следует, что необходимо принять этот вывод. 16. Впрочем, и следующее рассуждение никто не опровергнет. Из двух полов один более сильный, другой более слабый. Более сильные, конечно, мужчины, более слабые — женщины. Слабость же не свойственна Богу, следовательно, у него не женский пол. 17. Из этого довода следует такое заключение: богов, [о которых нам рассказывают], нет, ибо в числе [этих] богов есть и женщины.
