Лео Яковлев - Суфии: Восхождение к истине
И тут раздался стук в дверь. Я спросил, кто там. — Друг, — ответил незнакомый голос. Я открыл дверь — там стоял чужеземец со свечой в руке, сопровождаемый четырьмя рабами. — О мастер, одарите нас дозволением войти, — произнес он, — я должен кое-что передать вам. — Входите смело, — сказал я, и они вошли. Я спросил, как его имя. — Ахмад Мосни, — сказал он. — Что привело вас сюда? — Внутренний голос ( хатеф ) приказал мне отдать эти пять кошелей с золотом Сари Сакати и ободрить его, чтобы он мог выкупить Тохфу, ибо мы желаем выказать ему наше особое благоволение.
Услышав это, я с благодарностью поцеловал землю и до утра не смыкал глаз. Утром сразу после молитвы я взял Ахмада Мосни под руку, и мы вместе отправились в приют. У входа мы увидели управителя заведения, он поглядывал по сторонам. Завидев меня, он обрадовался. — Добро пожаловать, и будьте покойны, — молвил он, — ибо Тохфа имеет высокую цену пред Господом. Этой ночью тайный голос воззвал ко мне:
Истинно Мы высоко ценим ее И никогда не оставим ее Нашей милостью. Она — приближенная Наша, Поднимающаяся всё выше и выше, Продвигаясь к Нам во всех своих состояниях.
Мы вошли в комнату Тохфы. Увидев нас, она спела такие строки:
Я столько всего натерпелась, И вот мое долготерпение вознаграждено. Все узы и путы — в прошлом. Конец испытаниям любовной мукой и болью в груди. Ты, Ты — единственная услада моего сердца, Средоточие моего страстного жаждания. Ничто во мне не укроется от Тебя. Сними же с меня это бремя, Освободи от оков рабства.
Тохфа смотрела на меня, и ее глаза были полны слез. Она стала тихо молиться:
Отчего, о Господи, на земле Ты судил мне дурную славу? Или внутренне я столь оскудела, Что низведена из чина безвестных святых? Я старалась стать чуждой всем, кроме Тебя, Ныне же слишком многие узнали про меня.
В этот момент появился хозяин Тохфы, он горестно плакал. Я сказал ему, что для слез нет более причин: — Со мной требуемая сумма — и еще 5.000 динаров в придачу. — О нет, ради Бога! — вскричал он. — Десять тысяч сверху, — молвил я. — Нет, во имя Божие, — повторил он. — Вы получите вдвое против вашей цены. — Нет, мастер, — сказал он, — даже если бы вы давали мне за нее весь мир, и тогда я не принял бы ваше подношение.
Его ответ поверг меня в замешательство. — Но почему? — спросил я его. — Я вернул Тохфе свободу, и ныне она вольна следовать изволению Божьему.
Я захотел узнать, чем это было вызвано. — О наставник, — заговорил он, — этой ночью меня упрекнул Господь, и я клянусь, беря вас в свидетели, что отрекаюсь от своего богатства и ищу убежища в Боге. О Господи, на Тебя одного уповаю как на ниспосылающего хлеб наш насущный.
Я взглянул на Мосни — по его щекам тоже струились слезы. — Ты плачешь? — спросил я его. — Я чувствую, что Бог недоволен тем, как я исполнил Его [предыдущее] указание, — сказал он. — И я бы хотел, чтобы вы засвидетельствовали, что я также отрекаюсь от своего богатства. — Сколь велика барака (благословение), которую Тохфа низвела на всех нас! — промолвил я.
Тохфа поднялась, сбросила с себя свою одежду и, оставшись в грубой власянице, собралась уйти, все еще продолжая плакать. — О Тохфа, Бог освободил тебя, — молвил я. — Вместотого, чтобы возрадоваться, ты льешь слезы?
Она ответила:
От Него и к Нему я прехожу, Он — мой единственный хозяин. Всегда я буду возле Него, до самого конца, Ибо единственное мое чаяние — Он.
И она ушла. Почти тотчас же вышли и мы, однако ее нигде не было.
Она исчезла, оставив следы слез, В платье из грубой темной шерсти. Луна среди туч сияла ярко — И вот скрылась за облаками.
Через какое-то время я вместе с хозяином Тохфы и Ахмадом Мосни отправился в паломничество к Каабе. По пути в Мекку Ахмад Мосни умер, мы же добрались до дома Бога. Во время ритуального обхода Каабы я неожиданно услышал скорбные стенания, безнадежный плач измученного сердца:
Влюбленная в Бога в этом мире Претерпевает нескончаемую боль, Но это страдание для нее — Единственное спасительное средство.
Из любви Бог предлагает ей кубок, Даруя утоление. К Нему, восхищенная и привлеченная, Устремляется влюбленная, Жаждая лишь Возлюбленного, —
Ибо исхищена, Покуда прозревает блаженство.
Меня глубоко тронули стихи и те скорбные воздыхания, которые сопровождали их. Я подошел к той женщине, что пела.
Увидев меня, она воскликнула: — Сари! — Но кто ты? — не узнал я ее. — Да простит тебя Бог, — молвила она в ответ. — Преславен Он, и нет бога кроме Бога. Когда-то ты знал меня, теперь позабыл. Это я, Тохфа.
Как долго, о мастер, ты будешь притворяться, Что не знаком со мной? Подойди же и взгляни, о наставник, Подвизающийся в созерцании истины.
Он видел рабыню, клонящуюся в смерть. Ее лунный лик был на ущербе, Ее кипарисовый стан стал согбенным, Глаза ее сочились влагой и были кровавы от муки. Ее душа — на кончиках губ, Сердце ее готово остановиться. — О любовь, чистая любовь, как же ты жива? — спросил он. — Так угодно Богу, — ответила она. — О Тохфа, — спросил я, — что тебе за благо от бренных тягот и такой кручины?
Она ответила: — Бог Всевышний даровал мне близость, сделал меня приближенной Своей и лишил меня страха перед чем бы то ни было, помимо Него. Когда я рассказал ей, что Мосни во время нашего паломничества скончался, она молвила: — Мы будем с ним рядом в раю. Ничьим очам не открывалась милость, которой он удостоился.
Я сказал ей, что ее бывший хозяин также путешествует с нами. Она сотворила краткую молитву о нем, затем пала возле Каабы и испустила дух.
Хозяин Тохфы, подойдя к нам и увидев ее мертвой, пал на землю, обеспамятев от горя. Я наклонился над ним — он был мертв.
Сердце мое преисполнилось скорби. Я обмыл, обрядил и похоронил их обоих.
После этого я вернулся домой.
Н е удивляйся умерщвленным В пыли у дверей Друга. Подивись на тех, кто умудряется жить С неизраненной душой.
ТАХИЙА НАВБИЙА
Тахийя, одна из святых женщин Египта, была духовидицей. Солами со слов Малини Суфи рассказывает о ней так:
Я отправился к Тахийе, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение, и еще за дверями услышал, как она обращается к Господу: — Ты любишь меня — и я люблю Тебя.
Войдя и поприветствовав ее, я спросил: — Тахийя, ты любишь Господа, но откуда ты знаешь, что Он любит тебя?
Она ответила: — Я жила в Нубии, со своими родителями-христианами. Однажды моя мать привела меня в церковь, подвела к распятию и сказала, чтобы я приложилась к кресту. Когда я наклонилась, чтобы поцеловать его, я увидела руку — она простерлась и отвернула мою голову так, чтобы губы не могли коснуться креста. Долгое время спустя я поняла, что тем самым Бог охранил меня, проявив особое благоволение. (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват )
ТАВБИЯ, ДОЧЬ БАХЛУЛА
Тавбия, дочь Бохлула, была одной из подвижниц Дамаска, — передает Ибн Аби аль-Хавари. — Она обычно молилась так:
«Свет очей моих! Ничто в этом мире и в том мире не приносит мне никакого удовольствия, если Ты не с этим. Не объединяй же отъединенность от Тебя с Твоим наказанием». (Ибн Джавзи, Сифат ас-сафват )
ХАФСА
Хафса, сестра Мохаммада Сирина, как и ее брат, была известна проявлениями божественных свойств ( карамат ) и отличалась приверженностью к аскетизму и строгостью. Говорят, что в 12 лет она уже знала Коран наизусть.
Асем Ахваль рассказывает: — Как-то мы навестили Хафсу. Она носила чадру так, что та закрывала все ее тело. Мы удивились и, подойдя к ней, услышали: — Да будет Бог милостив к вам! Помните ли слова Божии: «А престарелые из женщин, которые не надеются на брак, на них нет греха, чтобы они снимали свои одежды, не хвастаясь украшениями» (24:60). — Смысл этого предписания состоит в том, — сказал я ей, — что следует покрываться, а не закутываться в чадру.
Хешам ибн Хасан рассказывал, что Хафса во всякий день оставалась в мечети, отправляя молитвы, и затем всю ночь до восхода солнца проводила коленопреклоненной ( року’ ). Затем она возвращалась домой, совершала омовение и ненадолго засыпала. Когда подходило время очередной молитвы, она возвращалась в мечеть, и всё повторялось.
Согласно Махди ибн Маймуну, Хафса три года провела, не сходя с молитвенного коврика, отлучаясь лишь по естестенной надобности или если ее звали.
Согласно Хешаму, у сына Хафсы была верблюдица, и каждое утро он посылал матери чашку молока. Хафса обычно говорила сыну, что она постится и не может выпить его. На это сын отвечал: — Мать, лучшее молоко — то, которое собирается в вымени верблюдицы в течение ночи. Возьми же эту чашку и отдай кому хочешь. Хафса как-то купила служанку. Хешам рассказывает, что он подумал, что служанка — зороастрийка. Он спросил ее, что она думает о своей госпоже, та ответила по-персидски: — Помимо одного серьезного прегрешения, она весьма набожная женщина. Ее провинность в том, что она стенает и молится всю ночь напролет.
