К. Любарский - Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах
1. Можно ли назвать анонимного христианина так в лицо — это вопрос третьестепенный. Дело такта, всё зависит от того, какое у человека представление о Христианстве. Недавно мой друг В. рассказал мне, что по некоему случаю от всей души назвал добрую атеистку христианкой. И что же — она ответила, что «такой похвалы недостойна». А другой может принять такую же похвалу в обиду. В одной записной книжке я прочитал заметку, что наше слово «кретин» происходит будто бы от французского «кретьен» (христианин). Так ли это — не знаю, характерна сама эта заметка.
Дальше по Вашему тексту у меня нет существенных возражений — до той фразы, что «весь комплекс понятий о добре и зле вырос из христианства». Так ли? Разве до Евангелия не было этих понятий?
Относительно же покойного Че Гевары — не говоря худого слова, я с Вашей характеристикой не согласен. Разбой, убийства — какой уж тут «христианский импульс».
2. Разделения среди христиан веры непримиримы. Мои соображения об этом Вы не рассмотрели, не опровергли.
Что Иван Грозный — номинально христианин, об этом никто не спорит. Один мой друг говорит, что даже и не только номинально — постоянно каялся, мол, в своих злодействах. Но речь у нас была не о психике этого православного царя, а о разительном сопоставлении его с индуистом Ганди. По ложной схеме выходило так, что первое лицо ближе ко Христу — абсурд очевидный.
В Ваших размышлениях о спасении меня остановила фраза, что Бог может спасти нас «механически». Нет, не может — «Бог сотворил нас без нас, но спасти нас без нас Он не может» (бл. Августин). Вопросы об «отпадении» космоса, о грядущем его «преображении» для меня весьма темны. В одном я с Вами согласен — что «нам не дано проникнуть в тайны путей Божиих».
3. Догмат о Церкви веры — это проблема, которую изучают «экклезиологи» и никак не могут между собой договориться. К ним Вы меня отсылаете. А к моей графической символизации Вы отнеслись со святой непроницаемостью. Я мог бы написать даже о Вашей просто недостаточной внимательности. Ибо нигде ведь я не говорил, будто «мы ничем не отличаемся по вере» от Ганди или Швейцера. Но если уж употреблять плохое слово «христоцентричность», то надо принять его подлинный смысл. Верую и исповедую, что Христос — воистину Глава не только расколотых церквей веры, но и всего человечества доброй воли. Перефразируя известное изречение бл. Иеронима — Христос не так беден, чтобы иметь Церковь только в Чистом переулке[9] или даже только в Риме. Сегодня о страданиях Христа говорит академик Сахаров, а Папа молчит… Об этом же хорошо написал один автор, сравнивая деятельность «Международной Амнистии» и Всемирного Совета Церквей.
«Где любовь Божия, там Христос, а где Христос — там и Церковь с Ним» (Лякордэр). Вот другой парадоксальный символ мистической универсальности Церкви Христовой. Можно сказать и так: где любящая, свободная, творческая человечность — там Христос и с Ним, конечно, вся Его Церковь. Разве можно разлучать Христа и Церковь? Если я в чём-то крупно тут заблуждаюсь — Вы должны разъяснить это мне обстоятельно.
***Вторая часть реферата — обращение к атеисту. Здесь я имел в виду одно — установить, что «в пределах только разума» правомерна позиция агностика, но не атеиста. В переписке тема непроизвольно расширилась. Я вполне оценил благородство Вашего устного замечания, что в данных необычных обстоятельствах дискуссия вообще-то неудобна. Но ведь можно и без спора просто, как Вы пишете, поговорить по-душам об интересующих нас человеческих проблемах.
16.10.74
(Копия этого письма также была переслана автором К. А. Любарскому во Владимирскую тюрьму.)
К. А. Любарский
Письмо С. А. Желудкову (от 13.09.1974)
Дорогой Сергей Алексеевич!
Я получил все Ваши письма, по 12-е включительно, и даже повторение письма № 5, которое, действительно, запоздало, и оригинал и повторение были вручены мне одновременно. Видимо, сказалось содержание письма № 5: ведь в нём речь идёт о покорности власти, и власть изучала, нет ли тут скрытой непокорности. Непокорности найдено не было, и письмо вручено. Так что, как видите, призывом апостола Павла осталась довольна не только древнеримская милиция.
Простите мне, ради Бога, эту парфянскую стрелу, не мог уж я, старый спорщик и поперечник, от неё удержаться. Но по той же причине не могу я удержаться и от этого письма. 12 писем, как 12 медных таблиц, гудят во храме и взывают к ответу. И вот я, оставляя в сторону родных и знакомых (а у меня их, как у кролика в сказке Милна о Винни-Пухе, много), пишу снова Вам.
Игривый тон, от которого я никак не могу избавиться в начале этого письма, вовсе не означает несерьезности моего отношения к теме. Сейчас мы к ней перейдём… Просто у меня сегодня очень весёлое настроение. И есть чему радоваться — уже и впереди не так уж всё мрачно[10].
В надежде славы и добра
Гляжу вперёд я без боязни…
Ну, — к делу! Положил рядом Ваши письма и буду следовать им. Поскольку у Вас есть их копии, то я могу обойтись без цитат. Это мне, лентяю, облегчает дело.
Итак, Вам не понравился нарисованный мною «Мир атеиста». Видимо, в этом виноват я, это недостаток моего философского и литературного дарования; не сумел я этот Мир нарисовать так, как я его чувствую. Жаль только, что Вы не объясняете, почему у Вас в этом Мире возникает острое чувство подавленности, несвободы.
Впрочем нет, одно объяснение Вы даёте. Это, якобы, то, что в этом Мире «запрещается иметь понятие о Высшем Интеллекте». Если это главное, то спешу Вас заверить, что это не так. В Мире атеиста ничего не запрещается. Я этого специально не оговаривал, ибо мне это казалось ясным само собою. Видимо, зря. Идея Бога не появляется в Мире атеиста не потому, что она запрещена (Мир учёного несовместим с запретами), а потому что в ней нет необходимости. Вспомните знаменитый ответ Лапласа Наполеону: «Сир, я не нуждался в этой гипотезе».
Вы зря не остановили внимания на «лезвии Оккама», на принципе, который я сформулировал в прошлом письме. Этот принцип — центральный в мышлении учёного. Этот принцип ничего не запрещает. Он лишь предостерегает от поспешного введения в рассмотрение новых сущностей, идей, понятий, введения их тогда, когда необходимость в них не назрела.
Вы предлагаете мне «остановиться перед тайной», сказать «не знаю». Верно. Действительно «не знаю», ибо с точки зрения учёного не наблюдаю в Мире никаких проявлений Творца. Это не отрицает Творца, но и не доказывает Его существования. Но — внимание! — с той же степенью уверенности я могу сказать, что существует также и Икс, Игрек, Зет и любая другая сущность, для которой у нас нет даже названия. Я действительно не знаю, существует ли Икс или Зет, но и не отрицаю их. Если агностик последователен, то он должен наравне с Творцом допустить и Икс, Игрек и Зет (Вы спросите — что это такое? Не знаю, отвечу я, нечто мне неизвестное. Может быть, оно тоже есть). Вряд ли Вас устроит такое «незнание». Кто доказывает слишком многое, тот не доказывает ничего, гласит поговорка. Кто допускает существование слишком многого, тот не допускает ничего. Именно против такого беспредельного умножения сущностей* и направлено лезвие Оккама.
Сказать же «не знаю» лишь в отношении Бога, выделить Его как-то среди прочих сущностей Икс, Игрек, Зет, агностик не может. Ведь выделить Его среди прочих неизвестных, значит уже по сути дела сделать Его известным, более известным, чем всё прочее, признать Его существование. А это уже не позиция агностика.
Итак, Вы видите, что позиция агностика некомфортабельна. Для меня, неверующего учёного — потому, что нарушает принцип Оккама, регулирующий мышление учёного, для Вас, верующего священника, — тем, что низводит идею Бога из величайших в рядовые. Не удивительно, что так. Любой паллиатив — неудовлетворителен.
Так обстоит дело с «запретами» в Мире атеиста. Нет их, этих запретов. Как только появится в этом Мире что-либо, настоятельно требующее введения идеи Бога — я первый поддержу её. Но нет этого… А запреты в мире учёных вообще не в моде. Вы, видимо, знаете, что никаких гонений на верующих учёных (в том числе, названных Вами и многих других) со стороны неверующих учёных никогда не было. Гнали, но не учёные, и это уже другой вопрос. Так что Вашу свободу в Мире атеиста никто не стесняет. (Не могу сказать этого же в обратном смысле: к сожалению, неучёные верующие, бывало, гнали не только учёных неверующих, но и учёных верующих).
Что касается приводимых Вами примеров, что и учёный может верить, то кроме замечания, что ссылка на личности — не аргумент, хочу отметить два обстоятельства. Да, верующие учёные есть, и немало, но большинство их, подобно Эйнштейну — пантеисты (оговорка его не случайна). А Вы сами чувствуете, что пантеист — «не тот» верующий, о котором идёт речь, не случайно Вы с неудовольствием заметили эту оговорку. Второе: никто из учёных верующих не выводит идею Бога из своих наблюдений над Миром. Заметьте, все их декларации о Боге сделаны всегда в самой общей форме, без ссылок на какие-либо конкретные основания. Не так, как это делает учёный, рассуждая о чём-либо ином. Ибо любой учёный, кроме того, что он учёный, ещё и просто человек. И это «просто человеческое» и рождает в нём идею Бога (причины зачастую имеют сугубо личный характер), которая и проецируется им на сферу его профессиональных занятий. Итак, я не утверждаю, что учёный не может поверить. Может, но эта его вера не вытекает из его научных наблюдений. И не может быть иначе, ибо тогда это была бы не вера, а знание.
