Иеромонах Дамаскин (Христенсен) - Не от мира сего
Русские люди, за кого я решил отдать всю жизнь, вдруг начали травить. Господи, прости им!.. Помоги мне вынести этот тяжелый крест».
В Америке о. Димитрия больше всего поносила «сверхправильная» православная группировка. Даже когда он томился в застенке и терпел изощренные пытки советских палачей, «сверхправильные» опубликовали большую статью, стараясь поймать его на слове и доказать: все, кто принадлежит Московской Патриархии, — экуменисты и еретики. Заканчивался этот пасквиль заявлением архиеп. Антония Лос–Анжелесского (недоброй памяти гонителя архиеп. Иоанна): «Если о. Димитрий умрет в тюрьме и не отречется от Московской Патриархии, то смерть его не будет мученической, а простым самоубийством». Статья призывала православных христиан молиться «правильно»: не за о. Димитрия, а только за тех гонимых в вере, кто не связан с Московской Патриархией.
В одном из писем о. Серафим говорил: «Ну вот, теперь нападают на о. Димитрия, а нас (с о. Алексием Янгом), защищавших его в печати, обвинили во лжи, беспринципности и безответственности. Нас меньше всего задевают личные оскорбления. Но поносят лучших сынов живого сердечного Православия!»
Отцы Герман и Серафим сочли статью об о. Димитрии возмутительной и послали редактору письма, взывая к состраданию узнику. Но прошло и недели, как стало известно: о. Димитрий не выдержал испытаний и «покаялся» публично в своей «антисоветской деятельности». «Православное Слово» откликнулось заметкой о. Серафима: «Многие православные в свободном мире опечалены «признанием» о. Димитрия, которое транслировало советское телевидение (20–го июня 1980 года). Он прочитал заранее подготовленное заявление, отрекаясь от своих статей, книг, признавая свою вину и «антисоветскую деятельность». «Признание» это последовало после почти полугодового заключения. К нему не допускали никого, даже родных. Остается лишь гадать, каким психологическим пыткам он подвергался (вероятно, ему впрыскивали препараты, ослабляющие волю) и что заставило его прочитать это заявление, состряпанное в КГБ».
В беседе о возрождении Православия о. Серафим замечал: «Нетрудно представить, что произошло с о. Димитрием. Он «сломался» не в вере (отречься от нее его, возможно, и не просили), а в своем миссионерстве, изуверился в нем. Еще до ареста он писал о «бессонных ночах», когда читал поношения и клевету зарубежных братьев по вере: «Как это дозволяют говорить столь открыто? Откуда у него друзья за рубежом? Почему не запрещают его газету?»
Как же мелко это недоверие перед чудом проповедей о. Димитрия в последние годы! Мучители- безбожники, конечно, сыграли и на сомнениях и подозрениях единоверцев о. Димитрия, чтобы вынудить его, оторванного от семьи и паствы, усомниться в пользе своего дела, — казалось, что все ополчились на него.
Думается, мы не вполне оценили о. Димитрия и не помогли ему в должной степени. Так что в его трагедии есть и наша вина. Никто не попытался «прорваться» к нему, а его матушка (с которой довелось поговорить) лишь повторяла: «Что они с ним сделали?»»
Несколькими днями позже публичного «покаяния» о. Димитрия о. Серафим выразил свои чувства в письме: «Да поможет Господь бедняге в час испытаний! Нам не понять и не представить воздействия и пыток, которые он претерпевает ради своих ближних и духовных чад[70]. Надеюсь, хоть сейчас его недруги не станут злопыхать. Всем нам это хороший урок вглядеться в собственную душу. Конечно, утешительно думать, что где‑то живет «герой», смело говорящий то, на что не отважимся мы, живущие в свободном мире, но сейчас важно понять и оценить страдания, ожидающие всех нас, православных христиан, в эти ужасные времена. «Покаяние» о.
Димитрия не перечеркивает ни одного ранее сказанного им слова. Но теперь дело его нужно продолжать другим. Нужно истово молиться друг о друге, любить и сострадать. Да поможет нам Бог! И над Америкой уже собираются тучи!»
Как и опасался о. Серафим, нашлись в свободном мире люди, бросившие камень в о. Димитрия, будто «покаяние» его доказало его несостоятельность и в прошлом. Бюллетень «сверхправильных» опубликовал статьи Бостонского монастыря и архиеп. Виталия, авторы снова пытались доказать, что ничего хорошего от Московской Патриархии ожидать не приходиться.
Подобные мнения касались не только личности о. Димитрия, они свидетельствовали о серьезном кризисе сегодняшнего Православия, о «неравной борьбе Православия мертвого, выхолощенного логикой и расчетом, с Православием сердечным».
Защищая о. Димитрия, о. Серафим по сути защищал сердечной Православие, поруганное и оплеванное.
В 1980 году он написал и напечатал в «Православном Слове» статью «В защиту о. Димитрия Дудко». Он ответил злопыхателям на каждое из выдвинутых ими обвинений. Так, например, о. Димитрию пеняли на то, что он не выходит из Московской Патриархии и не примыкает к катакомбной Церкви. Отец Серафим указал, как трудно широко известному пастырю вступать в «подпольную» организацию, доступную лишь немногим. Он писал: «Всё не так просто, как кажется нам, живущим вольготно и свободно. Открой мы телефонный справочник — и сразу увидим имена официальных представителей всевозможных Церквей. Выбирай любую! Маловероятно, чтобы верующие в России осудили о. Димитрия за то, что он не принадлежит к катакомбной Церкви. Было бы даже чудом, окажись он в ней, а чуда можно ожидать, но не требовать. что толку читать каноны утопающему. Сначала надо помочь, поддержать, а не читать нравоучения. Муки гонимого ныне Православия не облегчить, поменяв «юрисдикцию»». Еще о. Серафим говорил: «Не стоит особенно радоваться, что мы не принадлежим к Московской Патриархии. Сегодня дух приспособленчества и компромисса, обмирщенности поразил всю Православную Церковь. Но, несмотря на это, мы призваны быть Христовым воинством!»
Отец Серафим неоднократно подчеркивал, что принадлежит к той же Церкви, что и о. Димитрий, хотя и не может формально присоединиться к нему, покуда Московская Патриархия находится под пятой коммунистов. Понимал это и о. Димитрий, изложив этот парадокс так: «Единство Церкви сегодня — в ее разделении. Пока мы не можем объединиться и, чтобы сохранить целостность Церкви, должны пребывать в разделении. Нужно учиться понимать друг друга, являть терпимость. И в этом залог нашего единства. Каждый должен жить по совести, каждый как может предстоит перед Богом и Богу судить каждого».
Слова о. Димитрия о «единстве в разделении» о. Серафим считал «наиболее удачной попыткой передать сложность положения Церкви в наше время, как бы вразрез с «правильными» суждениями это слова ни шли».
Даже при явном «поражении» о. Димитрия о. Серафим считал его главным свидетельством возрождения России: «Он — глашатай воскресшей России, несмотря на «падение», на то, что долее не может говорить, как ранее. Он известил о начале воскресения. Конечно, оно невозможно, покуда в России правят безбожники, а церковная организация им кланяется и исполняет их приказы. Но возрождение началось и в угодное Богу время принесет плоды, каким бы ни было сопротивление.
Отец Димитрий, при всём уповании на Россию, предупреждает, что ей не возродиться и без нашей помощи, без помощи каждого православного. В одном из последних перед заключением писем он сообщал: «Как раз сейчас‑то не только для живущих в России, но и для верующих всего мира наступает самый ответственный момент: как коснется наших душ начавшееся воскресение. Нужно установить усиленное моление за всех гонимых в России. оказывать всемерную помощь гонимым и их семьям. От нашего единения зависит начавшееся воскресение».
Неудивительно, что после такого воззвания о. Серафим на каждой лекции и беседе (до самых последних дней) настоятельно просил братьев–американцев молиться за гонимых христиан в России, приводил имена, рассказывал о тех, о ком знал. В «Православной Америке» печатались адреса, дабы американские верующие могли поддержать преследуемых за веру, равно и воззвать к преследователям «положить конец преступной деятельности».
В лекции о возрождении России о. Серафим подчеркнул, что «на заре христианства молитвы верующих об узниках, рабах, мучениках давали огромные силы не только страждущим, но и самим молящимся. То же и ныне. Запишите их имена и помолитесь дома или в церкви».
Это было очень важно для о. Серафима, и, получив приглашение на конференцию «сверхправильных», он поделился своими чувствами с единомышленником: «Мое участие в этой конференции будет предательством Православия, ибо там я не смогу открыто предложить людям помолиться за о. Димитрия и за всех гонимых братьев в Московской Патриархии, не смогу открыто призвать к помощи и поддержке их. Нельзя отворачиваться от них и молчать, ибо молчание — предательство братьев православных». И о. Серафим послал организаторам спокойный и вежливый отказ.
