Александр Мень - Почему нам трудно поверить в Бога?
Вот одно из замечательных слов Писания: «Сила Божия совершается в немощи»[26], то есть в несостоятельности человека. И первыми проповедниками Евангелия были, в общем, люди слабые, люди некрасноречивые, люди, которые в античное общество того времени проникали как изгои! Как это все произошло, до сих пор остается чудом — как смогли они распространить слово Христово по тогдашним городам и селениям. И тем не менее, как говорится в «Деяниях апостольских», «Дух все время их вел» — сила Духа, которая дается и нам. Мы можем ее получить. Это нам обещано! Христос говорит, что Он пошлет Духа каждому. Это не есть какой-то экстаз, какое-то витание в облаках. Дух — это сила, которая делает возможным человеку осуществлять свое призвание на земле.
Кстати, о слове «дух». Часто в быту говорят: «Человек питается святым духом», — это что-то такое бесплотное, что-то полуреальное. Между тем в Библии слово «дух» (по-гречески пне%вма или по-древнееврейски руах) обозначало совсем не бесплотное витание, а бурю, грозу и ветер. Оно обозначало то, что сокрушает землю. Вот что такое «дух». Дух — это мощь, это динамика, это сила! Побеждающая сила! Вот почему Христос говорит самарянке, беседуя с ней у колодца, что Бог есть Дух. И некоторые это слово понимают неправильно.
Но, поскольку у каждого человека, который вступает на христианский путь, есть призвание, то здесь открывается третья тайна Евангелия: люди не могут осуществлять его врозь. Замысел Христа — это многоединство. Много в единстве. Я думаю, что этот принцип — многоединство — он универсален для всей природы, для всей Вселенной. Вы посмотрите: что бы нам ни встречалось, будь то молекула, атом, клетка, популяция животных, группа, организм, — это всегда многоединство. Это возводит нас в тайну Божества, Которое тоже, по свидетельству Христа, есть некое многоединство. Тайна Троицы.
Христос не однажды когда-то, а постоянно создает многоединство, которое Он назвал «Церковью». «Церковь» (по-гречески экклесия) значит «собрание», «общество» людей, община, которая идет вместе с Ним, перед Его лицом. И дальше Он говорит о том, что эта Церковь будет победительницей, победительницей до такой степени, что будет покорять природу.
Христос говорит: будете исцелять болезни, будете пить ядовитую воду и она вам не повредит, будете наступать на змей и на скорпионов и они не причинят вам зла. То есть сила Духа в грядущем должна все время расцветать. Между тем этого мы не видим. Потому что мы идем слишком медленно. Христос ставит Свою Церковь на фундамент свободы — мы никогда не видим с Его стороны насилия. Даже то, что Он явился в уничиженном, умаленном виде, было условием Его свободного принятия. Он зовет каждого, оставляя за нами свободу. В Нем нет ничего от человеческой тоталитарности, диктаторства, навязчивости — всегда свобода.
И именно поэтому Он сохраняет нетронутой человеческую природу до тех пор, пока человек сам к нему не потянется. Поэтому история Церкви есть постоянная борьба между человеческой косностью и светом, который идет от Христа. Это происходит и сейчас.
В силу этого обстоятельства нужно заключить следующее: Евангелие, Церковь — это не бегство от действительности, это не тихая заводь или гавань. Напротив, это есть восхождение по крутым ступеням. Один из замечательных современных американских писателей Томас Мертон, умерший недавно, писал в своей автобиографии «Семиярусная гора» о том, каким трудным было его восхождение: став христианином (он стал им взрослым, когда был гораздо старше, чем почти все здесь присутствующие, а потом стал монахом), он думал, что все в порядке, что теперь достигнуто то, чего он желал и о чем мечтал. Он думал, что пришел в тихую гавань, а попал на поле битвы, прежде всего битвы с собой.
Иногда бывает так: у моря отвесный обрыв, и любители лазания начинают лезть вверх, а когда доползают до верха и им кажется, что восхождение закончилось, вдруг оказывается, что там еще виднеется... Так часто бывает в жизни людей, которые хотят идти по христианскому пути.
Это трудный и ответственный путь, хотя и радостный. Вот наш знак — крест. Часто говорят, что это знак скорби, печали, некоторые люди даже боятся креста, некоторым он напоминает чуть ли не кладбище. А между тем это радостный знак. Потому что, отдавая Свою жизнь за людей, Христос испытывал радость. И мы об этом можем догадываться, несмотря на все Его бесконечные муки. Например, мать, которая умирает, зная, что своей смертью она спасает жизнь своего ребенка, она ведь не только страдает, она еще и радуется. Крест — это знак самоотверженной любви.
Христос сказал: «Заповедь новую даю вам (хотя о любви говорили и раньше, многие века): “Любите друг друга, как Я возлюбил вас”»[27]. Как Я, то есть самоотверженно. Опять-таки слова «самоотверженность, самоотверженный» затасканы. А что они означают? Они означают перестройку внутреннего нашего существа. Что у нас стоит на первом месте? Самость! Я! Эгоцентризм! В самом глубоком смысле этого слова. Вспомните, как вы беседуете со своими друзьями. Большинство из них, разговаривая о чем угодно — о спорте, книге, кино, личных делах, — почему-то автоматически переводят разговор на свои дела и только тогда как-то расцветают. Здесь не надо винить людей, просто у нас такой ствол — собственное «я»! И христианство учит его преодолевать, чтобы открылся настоящий источник личности, потому что наше «я» — это псевдоличность. Эгоцентризм — это карикатура на личность. Когда люди приходят к вере или находятся на первых ее ступенях, часто эгоцентризм мешает в отношениях с Богом. Человек стоит перед Богом и думает: что Он мне даст? что я от Него жду? И все время «Я», это огромное «Я», а Бог как некое прилагательное, как второе «я». Конечно, никто так сознательно не говорит, но смысл, интонация, тональность этой мысли таковы.
Между тем если не Он, нас фактически не существует. Нас нет. Мы как бабочки-однодневки. Что такое наша жизнь на фоне всего мира? Ничто. Но если в нас отражается свет Божий, мы в себя все вмещаем... Тут есть хороший образ: когда лежит битое стекло — это просто куча мусора; когда на него падает свет — это и радуга, и блеск алмазов, и красота. Поэтому, когда на нас падает свет Вечности, мы становимся действительно ей причастны и обретаем смысл своего существования. Мы — часть Его замысла.
Вы спросите: если часть — значит, получается, что мы в какой-то огромной фабрике, где гайки, винтики, какие-то детали, подшипники; мы тоже вроде этого? Это не так. Здесь есть одна удивительная особенность христианского Откровения. Оно собирает людей в Церковь — это мы все вместе, и в то же время оно придает абсолютную ценность каждой душе. Вспомните, кто читал Евангелие, притчу Христа о пастухе, который бросает девяносто девять овец и идет искать одну пропавшую. Значит, Ему важна одна, то есть каждая, овца. Так что это совершенно иная арифметика. Личность имеет абсолютную ценность! Каждая! Я бы так сказал: Бог любит каждого человека больше всех. И если бы мы эту любовь, которая на нас изливается, хотя бы на мгновение почувствовали, то приблизились бы к самому главному в христианстве...
Вот первый абрис того, что я хотел вам сказать. Дело в том, что эту тайну христианства, тайну той внутренней силы, которая в нем есть, — можно разъяснять при помощи философии, даже космологии, можно говорить о месте мировой эволюции в ней, но это все отвлеченно, хотя и очень интересно как имеющее значение для нашей жизни.
Но важно самое главное. Самое главное — что есть смысл. И смысл — это Он! И Он нас видит, и Он на нас смотрит, и Он имеет прямое отношение к каждому из нас. И в этом — разрешение всех загадок, всех вопросов. Не просто разрешение, так, как мы разрешаем какую-нибудь задачу, а внутреннее разрешение, когда все это снимается.
«Блажен, кто верует, тепло ему на свете», — мы все повторяем эти слова Грибоедова. Но повторяем, не понимая. Потому что, хотя слово Христово нас согревает, любовь Христова нас согревает, но согревает нас только тогда, когда мы себя подставляем ветру. Ибо вера — это не теплая лежанка, это путешествие по горному хребту, когда ветры дуют и с той, и с другой стороны. И вы прекрасно можете ощутить в своей жизни, как с двух сторон дуют ветры. Я не буду описывать, какие это две стороны, но вы сами догадаетесь, подумав. С двух сторон. Одна и другая.
Вот какая это дорога. Она вносит смысл в наше творческое призвание, нашу любовь, наши личные отношения, наше отношение к семье, труду, познанию мира, которое нам открывается теперь как познание тайны замыслов Божиих... Я помню, когда я учился, мне приходилось вскрывать животных; для меня это было всегда священнодействием, более удивительным, чем все торжественные обряды, которые я видел. Потому что в этом организме закодирована Божия мысль...
И это, конечно, имеет отношение к нашему общественному существованию. Потому что христианин живет среди людей. Это страшно трудно — многим христианам хочется закапсулироваться, спрятаться в некий кокон. Иногда надо иметь такое психологическое забрало, но, в общем, мы должны свидетельствовать, и не словами, а делом. Должны быть такими, чтобы люди посмотрели и увидели в нас какую-то другую породу людей, что в нас есть что-то такое твердое и прекрасное, что достижимо для каждого. Это лучшая проповедь.
