Александр Мень - Почему нам трудно поверить в Бога?
А «Троица»?
О. АЛЕКСАНДР: Это другое. Во-первых, это иллюстрация к рассказу из Библии о трех странниках и это, в общем, опосредованный символ. Это библейская история, из Книги Бытия: три странника пришли проверить города Содом и Гоморру, не пора ли их уже покарать. Этих трех странников принял Авраам, угощал… А Рублев убрал фигуры Авраама и Сарры, оставил трех странников, а дом Авраама, дуб Авраама там есть, так что это как иллюстрация к Ветхому Завету, трижды опосредованный символ и потому допустимый.
Человек, Вселенная, Творец. Основы христианской веры
Я, конечно, исключительно кратко могу осветить такую необъятную тему. Сейчас об этом вышла книга одного замечательного фламандского писателя, который не страдает болтливостью, однако она занимает 800 страниц, и я уверен, что он охватил только часть данного вопроса.
Возможно, тот из вас, кто смотрел вчера передачу «Очевидное — невероятное», слышал, как собравшиеся там академики, рассказывая о космосе, вспомнили слова Паскаля: «Меня пугает молчание этих бездн», то есть бездн космоса. Академик Шкловский сказал, что, в общем, это не совсем так, потому что у космоса есть свой голос; и они стали говорить о разных звуках, шумах и космических излучениях. Слова Паскаля они привели кстати, потому что то, что они рассказывали, действительно говорило о безмерности Вселенной и поразительности ее устройства. И они без конца потом возвращались к мысли о том, насколько мало человек еще знает.
Но Паскаль, конечно, имел в виду совсем другое. Сколько бы мы ни знали о космосе, если он не имеет в себе населенных планет, мы никогда не перестанем испытывать чувство, что есть безмерная масса материи, холодные, раскаленные просторы пространства — и все это лишено разума, лишено жизни. На фоне этого огромного целого человек предстает как непостижимая загадка, как что-то сверхредкое, почти невозможное. И говоря о пугающем безмолвии этих бездн, Паскаль приходит к мысли, что человек, эта ничтожная тростинка, ничтожное существо, превышает все эти бездны, превышает всю огромность материального мира, потому что он мыслит, потому что он вмещает в себя этот мир, отражает и познает.
Не только познает, но делает первые слабые попытки управлять им и творить. И когда человек познает самого себя в творческом процессе и в процессе познания, он приходит к мысли о своем родстве с тем безмерным, бесконечным, непостижимым, что воплощается в космосе, чья сила и бесконечность реализуются в материальной Вселенной, в ее законах.
Но, конечно, человек далеко не всегда приходил к этой мысли, лишь думая о Вселенной. До того как люди узнали, насколько она велика, они уже поняли, насколько чудесна загадка самого человека. Даже если Земля — это плоский блин, который лежит на черепахе, люди, которые по этому блину ходят, остаются поразительнейшим чудом! Один человек более чудесен, чем целая Галактика, если в ней нет ни жизни, ни разума.
Иными словами, мы приходим к мысли о том, что дух (как мы это называем), мысль, разум, сознание являются чем-то, стоящим на вершине пирамиды мироздания, его средоточием. Причем это неважно, имеются ли аналогичные существа на других планетах или нет. От того, что такие существа есть, просто количественно увеличивается разумное население Вселенной. Даже если они являются мыслящими грибами, что едва ли возможно, все равно мы должны их рассматривать как людей, потому что общая формула человека — это материя, наделенная духом, сознанием.
Впрочем, нужно сказать, что крайне сомнительно, чтобы существовали, как это вы читаете у Станислава Лема или у Шекли, разные мыслящие грибы. Исследуя Вселенную, человек все более убеждается в том, что всюду действуют сходные законы, иногда вполне идентичные. И поэтому развитие жизни на других планетах, вероятней всего, должно идти по сходным направлениям, то есть должна действовать одна программа и она должна давать аналогичные результаты. Однако, еще раз повторяю, — это вопрос непринципиальный.
Итак, исходя из Вселенной, исходя из самого себя, человек размышляет о смысле, и надо сказать, что все поиски человека всегда сориентированы на что-то реальное. Человек хочет есть, пить, отдыхать, что-то еще ему нужно — все это соответствует каким-то объективным вещам. И наши поиски духовного, наши поиски добра и зла — это не просто каприз какого-то существа; они тоже отражают нечто объективное, реальное.
Навсегда остаются для нас глубокой истиной слова евангелиста Иоанна, что «Бога не видел никто»[17]. И это принципиальный вопрос. Потому что человек еще не познал, как я уже говорил, и сотой доли творения, и то Бесконечное, что стоит за этим творением, для нас поистине недоступно.
Как говорили большинство древних философов и ученых, и за ними повторяли богословы и мыслители всех веков, первое, что может сказать человек о Боге, — что Он есть, что Он является реальностью. Но сказать о том, чем является Бог, он не может. Почему? Потому что каждое наше слово и каждое наше определение — это всегда земное слово и земное определение, оно всегда соизмеримо с нами. Когда мы говорим: разум, дух, любовь, сознание, Отец, Создатель — это всегда слова соизмеримые. Потому что человек тоже может обладать любовью отца, разумом, подобным разуму творца, и так далее. Значит, слова евангелиста приводят нас к той обязательной предпосылке мысли о Творце, которая нам категорически запрещает утверждать познание этой тайны.
Но фраза евангелиста должна быть продолжена. Когда он говорит, что Бога не видел никто никогда, он прибавляет: «Единородный Сын, Который пребывал в лоне Отца, — Тот видел»[18]. Фактически до явления Христа мы имели о Боге только предчувствие, интуицию, догадки, выводы, доводы, аргументы, размышления. И фактически все религии, философии были похожи на некоторый поток, устремленный вверх, или, выражаясь образно, — на руки человека, обращенные к небу, небу духовному. Поэтому, если говорить строго, то христианство не является религией. В этом смысле слова оно не есть поиск Бога, устремленность к Нему. Оно есть ответ, принесенный нам. Он отвечает. Молчание бездны, молчание бытия, молчание космоса вдруг нарушается Словом. Недаром символом Христа в Евангелии становится Слово.
Христос — это откровение Бога, данное человеку самым интимным образом, потому что мы с вами люди и можем познать Вечное только тогда, когда Оно преломляется в конечном, и прежде всего в человеческой личности. Вот почему мы христиане, вот почему центром у нас является личность Христа, все остальное нарастает вокруг Него.
Сейчас, когда люди часто делят себя на верующих и неверующих (грубое, не совсем правильное деление), это понятие как-то затмевается, и человек, переходя от бессознательной веры, которой является неверие (неверие — это есть бессознательная вера), переходя от бессознательной веры к вере сознательной, приходит сначала к первому этапу — к пониманию тайны бытия, тайны жизни. В нем рождается нечто вроде молитвы.
Многие из вас могли пережить это. Могли пережить такой момент своей жизни, когда вдруг все, что тебя окружает, ты воспринимаешь как нечто целое, обращенное к тебе, когда ты можешь обратиться к этому бытию на «ты». Ты — это моя жизнь, Ты — это мое дыхание, Ты — это голубое небо, это все Ты. Это перестает быть множеством вещей, но вдруг становится знаком того, что над всем этим присутствует Некто — не нечто, а Некто.
И тогда все меняется. Картина жизни как бы обретает свои цвета — до сих пор она была черно-белой. И вдруг мы понимаем, что мы не просто какие-то случайные существа, возникшие на маленьком, крошечном шарике, которые сегодня есть, а завтра умрут, сгниют, и все это бесполезно; вдруг оказывается, что Вселенная — это симфония, что жизнь человека имеет какое-то бесконечное продолжение, что во всем этом есть некий замысел и цель, и наши поиски и метания — это не аномалия природы, а ее восхождение к самым вершинам бытия, приближающего нас туда, куда Господь зовет человека.
Когда мы говорим о Христе, это не значит, что здесь происходит только встреча Бога с человеком. Христос мог явиться людям в виде какого-то видения, явиться так, как Он явился апостолу Павлу по пути в Дамаск. Но произошло совсем не это. Произошло поразительное! Произошло то, что Он родился и как каждый человек жил, трудился, нес на Себе бремя всех человеческих тягот — Он разделил с нами все! Фактически нет ничего в этом мире (кроме зла и греха), что бы Христос на Себя не принял. Тем самым Он освятил и преобразил нашу жизнь.
В ней уже нет мелкого, ничтожного. Когда люди начинают пренебрегать, например, своим повседневным трудом, своими повседневными обязанностями, когда некоторые молодые христиане даже бравируют тем, что они плохо работают или вообще что-то, что им полагается делать, делают плохо, — тогда я представляю себе Христа, никому не ведомого, Который жил в Своей хижине, был плотником в Назарете, представляю, как тяжелым трудом Он зарабатывал на хлеб, как Он трудился. Вот на Туринской плащанице ясно видно, что у Него правая рука больше развита, чем левая, — так бывает у людей физического труда, которым приходится применять большое напряжение. Он трудился, и едва ли когда-нибудь делал плохо ту работу, которую Он должен был делать.
