Фридрих Риттельмайер - Медитация. Двенадцать писем о самовоспитании
Камень и хлеб — это знаменательное противопоставление вновь и вновь звучит в глубине Евангелия. Когда искуситель сказал Христу: «Если ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами», — тогда ответил ему Христос: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Мы сами узнаем по опыту, что выдержанным испытаниям всегда соответствуют проявления божественной милости. Именно оттого, что Христос произнес эти слова в миг искушения и жил после этого, Он мог затем на горе насытить людей пищей более высокой, нежели хлеб. Он Сам есть «слово, исходящее из уст Божиих», которым могут жить люди. «Не хлебом одним будет жить человек», — величавым эхом звучит с небес, когда Христос идет по рядам и питает людей от Своей божественной жизни.
Таким образом мы приближаемся к пониманию того значения, какое имеют для медитации сами евангельские образы. Нужно только — именно в случае с образами Иоаннова Евангелия — сквозь внешность событий заглянуть в саму мировую историю. На горе собралось само человечество. Христос, исполненный жизненной мощи, проходит по рядам. Ученики Его здесь только помогают подавать. От Него же исходит сила, питающая людей. Величественный настрой благодарения объемлет этот образ и дивно пронизывает все вокруг. Если мы, отвлекаясь от отдельных слов и действий, о которых сообщают Евангелия, сможем воспринять Его Самого именно так, если сможем пережить Его слово так, что вместе с человекоосвящением скажем: «Словом Твоим душа моя станет здорова!», если сможем в собственном своем переживании слиться с Петровым исповеданием, которым знаменательно заканчивается пава о насыщении: «Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни», — тогда мы окажемся на пути к тому, чтобы исполнились слова о хлебе жизни…
Так мы придем к тому, чтобы просто войти во Христа и быть в состоянии вкушать Его. Ибо Он пришел, чтобы стать пищей. Об этом говорит нам уже само первое изречение «Я есмь». Оно вводит нас в христианство более сущностное, чем обыкновенно. Если мы укрепим свой опыт, наблюдая, как вскармливает и питает нас самих жизнь великих и добрых людей, как в нас самих обнаруживается сокровенное, живущее только такой пищею, то смысл жизни Христовой будет становиться для нас все более величественным. Это действительно пища. Самое сокровенное в нас живет только ею. Оно испытывает голод, если не вкушает от нее.
Теперь нам раскрывается смысл многих евангельских изречений о тех, кто голодает. Может даже возникнуть впечатление, что то в нас, что живет Христом, будет становиться все важнее, а то, что живет «хлебом одним», — все несущественней. Люди, постившиеся, чтобы полнее отдать себя Христу, угадывали эту тайну. Рассказывают и о святых, которые жили одной только гостией. Слова эти — пророчество.
И таинство причастия является нам новой своею стороной. Оно приуготовляет пас к новому виду вкушения. Среди рая стояло дерево, о котором сказано: «В день, в который ты вкусишь от него, смертию умрешь». Теперь стоит другое дерево на земле, о котором можно сказать: «В день, в который вкусите от него, узнаете, что есть жизнь». И вся гл. 6 Евангелия от Иоанна, где мы находим слова о хлебе жизни, поистине преисполнена этими звуками, переливающимися в музыку воскресения: «Я воскрешу его в последний день». Именно этого переживания воскресения через хлеб жизни хочется пожелать людям. Когда мы сможем войти во Христа и питаться им в высшем смысле слова, тогда только мы поистине узнаем, что есть пища и насыщение, жизнь и воскресение. Христос есть этот хлеб.
Но, постигая такое внутреннее вкушение, мы вскоре заметим, что и внешнее вкушение начинает превращаться в нечто иное! Телесный процесс делается проницаем для события, приобретающего все более духовный характер. Мы ощущаем все большее таинство в том, что в пище есть нечто дарящее нам себя, отдающее нам себя, жертвующее собой ради нас. Мы все отчетливее слышим некое «Я», исходящее от хлеба на столе. И с все большим благоговением усматриваем то же в ежедневном питании — и в событии на кресте, когда Христос ради нас жертвует Собой. Одно и то же «Я» в обоих случаях глаголует: «Я есмь хлеб». И это много больше, чем то, что сказал нам Лютер о «милом хлебе насущном». Лютер говорит от теплоты душевной. Здесь же мы заглядываем в возвышенный мир духовного откровения. Тот же Бог, который привел Христа к крестной жертве, обращается к нам из каждого куска хлеба, совершающего свою божественную жертву на нашем столе. Застольная молитва приобретает теперь другой смысл. Мы понимаем, что для людей прошлых времен еда была культовым действом. И вскоре на собственном опыте узнаем, что наша трапеза избавляется от ужасающего варварства, в коем она погрязла, если ей сообщать хотя бы легкое дуновение такого настроя. Более того, мы заметим, что еда питает нас совершенно иначе, чем раньше, если мы именно так, «с благодарностью принимаем и вкушаем». От хлеба берет начало процесс, который захватывает и весь остальной мир. От «вкушения» еды за столом само слово «вкушать» становится каким‑то иным. Мы начинаем чувствовать себя участниками божественной трапезы. Начинаем возвращаться в рай: «От всякого дерева в саду ты будешь есть»! Цветы делаются для нас не просто радостью, но поистине пищей, а равно и звезды. Хлеб жизни — в солнечном луче, идущем к нам, и в величии гор. Все это здесь дано лишь намеком. Особо укажем только на одну деталь. Искуситель некогда требовал у Христа превратить камни в хлеб. Когда мы приходим к умению духовно пережить и вкусить, как хлеб, могучие скалы горных кряжей, тогда Христос все‑таки совершает в нас это чудо. Претворяет камни в хлеб — меж тем как его последователи зачастую совершали противоположное, превращая хлеб жизни в камни.
Ныне люди много говорят о «мировоззрении». Однако они не знают, что истинное мировоззрение нельзя просто вычитать или выдумать, его необходимо выработать из человека в его целостности. В будущем это обнаружится еще явственнее. Люди по–детски пристально глядят на мир. Но они не знают, что и обыденный взгляд нужно воспитывать и после этого мир «видится» совсем иначе. С другой стороны, эта работа над собственной духовностью заступит место давнего принятия догматов на веру. Активнее станут и мировоззрение, и вера. Христианство уже нельзя будет просто перенять как систематический организм мыслей, нужно будет сугубо индивидуально, шаг за шагом вырабатывать его во внутренней работе как новый мир, как совершенно новую духовность в Духе Святом, который приходит к нам через Христа.
Христианская «картина мира» есть великое причастие. Во всех вещах, окружающих нас, мы все более живо слышим божественное слово. И в этом божественном слове узнаем то самое Слово, которое во Христе стало плотию. Это слово не только говорит с нами, но и питает нас. Повсюду в глубине мы слышим тот же голос: «Я есмь хлеб жизни». Мы — за «трапезой Господней». Христос и Иуда — друг против друга. Все это совершенно недостижимо без нашей собственной работы. Христос говорит в ст. 27 гл. 6 Евангелия от Иоанна: «Старайтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий». Как же понять, что мы должны сначала «стараться» о пище, чтобы потом ею питаться?
Посредством этой медитации надо исподволь прийти к тому, чтобы проникнуть в Христа вплоть до той точки, где Он только лишь хлеб, а в хлеб — до той точки, где он только лишь Христос. Тогда эта медитация полностью раскроет свое значение — как для нашего мировоззрения, так и для нашей повседневной жизни.
Важно, однако, как можно выше поднять поставленную перед нами задачу над узколичным и увидеть ее как часть великого мирового целого. На Западе человечество все более и более ориентируется на «хлеб». Люди «зарабатывают на хлеб насущный». «Борются за хлеб насущный». Но это — не «хлеб жизни». Да и внешне хлеб мало–помалу теряет свою питательную ценность из‑за искусственных удобрений, призванных повышать урожайность. Он умирает. На Востоке, напротив, человечество ориентировано на жизнь над землею, жизнь, теряющую связь с хлебом насущным и его задачами, жизнь, достичь которой нередко стремятся и посредством поста, тогда как по земле, которую воспринимают недостаточно серьезно, распространяется голод, о каком мы часто читаем в сообщениях из Индии и других стран Дальнего Востока. Христос ведет нас к жизни, каковая есть хлеб, и к хлебу, каковой есть жизнь. Он зовет нас к «царской трапезе». Мы все живее понимаем, что истинно Христово богослужение не то, где выслушивают слова Христа, как происходит в протестантском богослужении–проповеди, но то, где Христос есть трапеза, причем много более непосредственным образом, нежели словесно. Поскольку Христос есть хлеб, постольку Он благовествуется посредством трапезы. И человекоосвящение не должно просто слушать или просто праздновать, его должно во всех подробностях принимать как пищу души.
