Эрнест Ренан - Евангелия и второе поколение христианства
Их церкви назывались "синагогами", их священники - "архисинагогами". Они запрещали употребление мяса и придерживались всевозможных воздержаний, хасидизм, которые, как известно были главной частью святости Иакова, брата Господня. Иаков был для них образцом святости. Петр также пользовался их уважением. И под именем этих двух апостолов они выпускали все свои апокрифические откровения. И, наоборот, не было проклятия, которого они не произнесли бы по адресу Павла. Они называли его "человеком из Тарса", "вероотступником"; разыскивали о нем самые смешные истории; говорили, что он не вправе называться евреем, утверждая, со стороны отца и матери его предками были только язычники. Настоящий еврей, толкующий об уничтожении Закона, представлялся им абсолютной невозможностью.
Мы скоро увидим в литературе проявление этих идей и страстей. Добрые сектанты Кокабы упорно поворачивались спиной к Западу и будущему. Их взоры были постоянно направлены в сторону Иерусалима, на чудесное восстановление которого они надеялись. Так как они называли его "Божьим домом" и поворачивались к нему во время молитвы, то надо полагать, что они имели по отношению к нему своего рода обожание. Проницательный взор мог бы уже тогда заметить, что они на пути к ереси и наступит день, когда их будут считать нечестивцами в доме, ими же созданном.
В действительности, полное различие существовало между христианством назарян, эвионитов, родных Иисуса и христианством, которое восторжествовало впоследствии. Для непосредственных подражателей Христа дело заключалось не в замене иудейства, а в увенчания пришествия Мессии. Христианская церковь была для них только собранием хасидов, истинных израильтян, признающих, кроме саддукеев, представлявшийся для всякого еврея весьма сомнительным факт, что Иисус, умерщвленный и воскресший, был Мессия и в скором времени должен опять явиться и восстать на трон Давида в исполнение пророчества. Если бы их обвинили в отступничестве от иудейства, они, возмутившись, возразили бы, что они - настоящие евреи, наследники обетов. Отказ от Моисеева закона, согласно их взглядам, был бы равносилен вероотступничеству. Они не предполагали освободиться от него сами и не думали освобождать других. Они хотели положить начало полному торжеству иудейства, а не новой религии, отменяющей провозглашенную на Синае.
Возвращение в святой город им было закрыто, но так как они надеялись, что препятствия будут существовать недолго, то наиболее видные члены церкви продолжали держаться вместе и называли себя иерусалимской церковью. Со времени пребывания в Пелле, они выбрали преемника Иакову, брату Господню и, совершенно естественно, их выбор пал на одного из членов семейства Учителя. Ничего нет более неясного, как то что касается роли братьев и кузенов Иисуса в иудео-христианской церкви в Сирии. Некоторые указания дают повод думать, что Иуда, брат Господа и Иакова, был в течение некоторого времени главой иерусалимской церкви, но трудно сказать, когда и при каких обстоятельствах. Все предания указывают на Симеона, сына Клеопы, как на непосредственного преемника Иакова в управлении иерусалимской церковью. Все братья Иисуса, по всей вероятности, уже умерли до 75 года. Иуда оставил после себя детей и внуков. Но по неизвестным нам мотивам, главу церкви выбрали не из потомства братьев Иисуса, а последовали восточному обычаю наследования. Симеон, сын Клеопы, по все вероятности, был последним из оставшихся в живых двоюродных братьев Иисуса с отцовской стороны. Он, будучи ребенком, мог видеть и слышать Иисуса. Хотя и по ту сторону Иордана, Симеон все-таки считал себя главой иерусалимской церкви и наследником той особой власти, которую этот сан дал Иакову, брату Господню.
Далеко неточные сведения имеются о возвращении избранной церкви (ил вернее одной части ее) в город, одновременно преступный и святой, который был очевидцем распятия Иисуса, и тем не менее, должен был стать престолом его будущей славы. Самый факт возвращения - вне сомнений. Но в какую эпоху произошло переселение, неизвестно. В крайнем случае, можно отодвинуть это событие к моменту, когда Адриан решил восстановить город, то есть к 122 году, но, более вероятно, оно произошло после полного успокоения Иудеи. Римляне, несомненно, ослабили свою строгость к таким мирным людям, какими оказались последователи Христа. Несколько сотен святых могли жить на Сионской горе в своих домах, пощаженных разрушением, а город по прежнему считался местом опустошения и развалин. Десятый легион, Treitensis, сам по себе уже составлял некоторую группу населения вокруг Сиона. Гора Сион, как мы уже говорили, представляла собой нечто исключительное в общем виде города. Трапезная апостолов, многие другие здания и в особенности семь синагог, стояли одиноко; одна из них сохранилась до времен Константина почти неповрежденной и напоминала строфу из Исайи: "И осталась дщерь Сиона, как шатер в винограднике". Это именно там, вероятно и устроилась маленькая христианская колония, которая была продолжением иерусалимской церкви. Если угодно, можно предполагать также, что она находилась в одном из маленьких еврейских местечек, расположенных по соседству с Иерусалимом, подобных Бетару, который мысленно отождествляли со святым городом. Во всяком случае, церковь горы Сион до времен Адриана была малочисленной. Сан главы иерусалимской церкви, по-видимому, представлял собой не более, как почетное первосвященство, не подразумевавшее настоящего пастырства душ. Родные Иисуса, вероятно, остались за Иорданом.
Честь пребывания в ней среди таких выдающихся лиц внушала церкви Ватанеи чрезвычайную гордость. Возможно, что некоторые из двенадцати, то есть из апостолов, выбранных Иисусом, как, например, Матфей, были еще живы и участвовали в переселении. Некоторые из апостолов могли быть гораздо моложе Иисуса, а потому не очень стары в то время. Но данные, имеющиеся у нас об оставшихся дома апостолах, то есть о тех, которые не покинули Иудеи, не последовали примеру Петра и Иоанна, так неполны, что нельзя ничего определенного сказать. "Семь", то есть диаконы, выбранные первой церковью Иерусалима, вероятно, также умерли или рассеялись. Родные Иисуса наследовали все значение, которое имели избранники основателя, избранники первой Трапезы. С 70 до 110 года, приблизительно, они управляли заиорданскими церквями и составляли нечто вроде христианского сената. Семейств Клеопы в особенности пользовалось в этих благочестивых кругах всеми признанным авторитетом.
Эти родственники Иисуса были благочестивыми, мягкими, тихими и скромными людьми, живущими трудами рук своих, верными исполнителями самых строгих иисусовых принципов бедности. Но в то же время они оставались вполне евреями и считали титул сына Израиля выше всех других преимуществ. Они пользовались большим почетом и им давали название (maranin или maranoie), быть может равнозначащее греческому desposusoi.
Весьма рано, по всей вероятности еще при жизни Иисуса, стали предполагать, что он потомок Давида, так как признавалось что Мессия должен быть из рода Давидова; признание подобного происхождения для Иисуса распространялось и на родных его, чем эти добродушные люди были сильно озабочены и немного гордились. Они постоянно занимались составлением родословных, придающих вероятность легкому обману, необходимому для христианской легенды. Встречая слишком большие затруднения, ссылались на гонения Ирода, во время которых, как утверждали, все генеалогические книги были уничтожены. При этом не было установлено точной и определенной системы: одни утверждали, что генеалогия установлена по памяти, другие, - что для ее восстановления пользовались копиями древних хроник, и признавали, что все сделано "насколько можно лучше". Две из подобных генеалогий дошли до нас, одна в Евангелии, приписываемом св. Матфею, другая - в Евангелии св. Луки; по-видимому, они не удовлетворяли эвионитов, так как ни одна из них не была включена в их евангелие, а сирийские церкви всегда протестовали против этих генеалогий.
Вышеупомянутое стремление, хотя и вполне безобидное в политическом отношении вызывало, однако, подозрение. По-видимому, римские власти не раз обращали внимание на истинных или предполагаемых потомков Давида. Веспасиан слышал, что евреи возлагают свои надежды на какого-то таинственного представителя древнего, царского рода. Боясь, не послужило бы это поводом для новых восстаний, он, как говорят велел разыскать всех, кто, по-видимому, принадлежал к царскому роду или хвастал этим. Подобное распоряжение давало повод для всевозможных притеснений, может быть коснувшихся и вождей иерусалимской церкви, укрывшейся в Ватанее. Мы увидим эти преследования возобновленными с большей силой при Домициане.
Огромная опасность для христианства, заключавшаяся в заботах о генеалогии царского потомства, не нуждается в доказательствах. Своего рода христианское дворянство было на пути к образованию. В политическом отношении дворянство почти необходимо для государства. Политика имеет дело с грубой борьбой, придающей ей более материальный, чем идейный характер. Государство непрочно до тех пор, пока некоторое количество семейных родов, благодаря традиционным привилегиям, не станут считать своим долгом и выгодой заботиться о делах государства, представлять его защищать его. Но в деле идеи рождение не при чем: каждый имеет значение постольку, поскольку послужил раскрытию истины и поскольку совершил добра. Учреждения, имеющие целью религию, литературу, нравственность, погибают если в них преобладают соображения семейные, сословные и наследственность. Племянники и двоюродные братья Иисуса погубили бы христианство, если бы церкви Павла не были бы уже довольно сильны, чтобы явиться противовесом этой аристократии, имевшей стремление признавать только себя достойной, а всех других обращенных, как бы посторонними. Стали появляться претензии такие же, как у Алидов в исламизме. Исламизм, несомненно бы погиб, благодаря смутам, вызванным семейством пророка, если бы результат борьбы в первом столетии егира не отодвинули на второй план всех близких к личности основателя. Настоящими наследниками великого человека являются те, которые продолжают его дело, а не кровные родственники. Считая предание об Иисусе как бы своей собственностью, маленькая группа назарян, несомненно заглушила бы его; родные Иисуса были бы забыты в глубине Hauran. Они потеряли всякое значение и оставили Иисуса его настоящей семье, единственной которую он признавал: "слышавшим слово Божье и соблюдавшим его". Многие места Евангелия, изображающие семью Иисуса в неблагоприятном свете, могли явиться результатом антипатии, которую претензии на благородство desposyni не замедлила вызвать к себе.
