Иоанн Златоуст - Толкование на Евангелие от Матфея. В двух книгах. Книга II
2. Так говорил Христос ученикам Своим, а врагам, напавшим на Него, сказал: яко на разбойника ли изыдосте со оружием и дреколми яти Мя? По вся дни седехуча в церкви, и не ясте Мене (см.: Мф. 26, 55). Смотри, сколько Он делает такого, что могло вразумить их: то повергает их на землю, то исцеляет ухо рабу, то угрожает им убийством. Ножем погибнут, говорит Он, приемшии нож, – что самое и подтвердил исцелением уха; везде, и в настоящем и в будущем, являет Свое могущество и показывает, что иудеи не своею силою взяли Его. Поэтому Он и прибавляет: на всяк день с вами бех и седех уча, и не ясте Мене, показывая и этим, что они взяли Его по Его соизволению. Не упоминая о чудесах, Он говорит только об учении, для того, чтобы не показаться тщеславным. Когда Я учил вас, тогда вы Меня не брали; а когда замолчал, тогда напали на Меня. Я был во храме, и никто не удерживал Меня; а теперь неблаговременно, среди ночи, вы приступили ко Мне с оружием и дреколием. Какая нужда в этом оружии против Того, Кто был всегда с вами во храме? Этим научает, что они никогда бы не могли взять Его, если бы Он не предал Себя добровольно, потому что если и прежде, имея Его в своих руках, всегда посреди себя, они не могли взять Его, то и ныне также не могли бы сделать этого, если бы Он не захотел. Далее разрешает недоумение, для чего Он восхотел предать Себя. Сие же бысть, говорит Он, да сбудутся писания пророческая (см.: Мф. 26, 56). Смотри, как Он до последнего часа, и в самое время предания, все делает для исправления врагов Своих: вразумляет их, пророчествует, угрожает им: ножем, говорит Он, погибнут, а когда говорит: на всяк день с вами бех уча, то этим показывает добровольное Свое страдание; словами же: да сбудутся писания пророческая доказывает Свою покорность воле Отца. Почему же они не взяли Его в храме? Потому что не осмелились на это в храме ввиду народа. Поэтому Он и вышел вон из города, предоставляя им в отношении и места, и времени полную свободу и даже до последнего часа лишая их оправдания. Тот, Кто во исполнение Божественных пророчеств предал самого Себя, мог ли учить противному воле Божественной? Тогда еси ученицы, говорит евангелист, оставльше Его бежаша. Когда взяли Иисуса Христа, ученики оставались еще при Нем; но, когда Он сказал толпе, напавшей на Него, упомянутые слова, разбежались. Они, наконец, увидели, что уже нельзя будет более Ему уйти после того, как Он добровольно предал Себя и объявил, что это совершается сообразно писаниям пророческим. По рассеянии учеников, Иисуса Христа приводят к Каиафе: Петр же идяше по Нем, и вниде видети кончину (см.: Мф. 26, 58). Велика была любовь этого ученика: увидав, как убежали другие ученики, он все-таки не убежал, но остался и вошел со Христом во двор Каиафы. Без сомнения, и Иоанн сделал то же (см.: Ин. 18, 15), но он был известен первосвященнику. Для чего же привели Христа в такое место, где все были собраны? Для того, чтобы все сделать по воле архиереев. Каиафа был тогда первосвященником, и у него там были все собраны: так они бодрствовали и не спали целую ночь ради этого. Не пасху они тогда совершали, как пишет евангелист, но не спали по этому самому делу. Евангелист Иоанн, сказав, что было утро, присовокупляет: тии не внидоша в претор, да не осквернятся, но даядят пасху (Ин. 18, 28). Это что значит? То, что они ели пасху в другой день и, стремясь погубить Христа, нарушили закон. Христос не пропустил бы времени пасхи, но Его убийцы осмеливались на все и нарушали многие законы. Так как они терзаемы были жестокою яростью против Него и, часто покушаясь убить Его, не могли этого сделать, то теперь, взяв Его неожиданно, решились оставить даже пасху, чтобы исполнить свое кровожадное намерение. Вот почему и собрались все и, составив сонм губителей, искали лжесвидетельства, чтобы своим коварным замыслам дать вид законного суда. Они не имели даже истинных свидетельств (см.: Мк. 14, 56): так беззаконен был их суд, так все было извращено и перепутано! Приступльше же лжесвидетели реша: сей рече: разорю церковь сию, и треми денми воздвигну ю (см.: Мф. 26, 60–61; Мк. 14, 58; Ин. 2, 19). И Он действительно говорил, что в три дня воздвигнет Церковь, но не говорил: разрушу, а: разрушьте; и притом говорил не о Церкви, а о собственном теле. Что же сказал на это первосвященник? Желая побудить к защите самого обвиняемого, чтобы чрез это уловить Его, он говорит: не слышишь ли, что сии на Тя свидетельствуют? Он жемолчаше (см.: Мф. 26, 62–63). Ответ был бесполезен, когда никто не слушал, да и суд их имел только наружный вид суда, на самом же деле был не что иное, как нападение разбойников, которые бросаются на проходящих из своего вертепа. Поэтому Христос и молчал. Между тем первосвященник продолжал говорить: заклинаю Тя Богом живым, да речеши нам, аще Ты еси Христос Сын Бога живаго? Он же сказал: тырекл еси. Обаче глаголю вам, отселе узрите Сына Человеческаго седяща одесную силы, и грядуща на облацех. Тогда архиерей растерза ризы своя, глаголя: хулу глагола (см.: Мф. 26, 63–65). Это он сделал для того, чтобы усилить обвинение и свои слова подтвердить самым делом. И так как слова его привели в страх слушателей, то они точно также, как и во время осуждения Стефана, затыкали уши свои.
3. Но в чем состоит эта хула? Ведь и прежде Христос говорил собравшимся к Нему: рече Господь Господеви моему: седи одесную Мене (Мф. 22, 44; Пс. 109, 1) и изъяснил эти слова; и они тогда не смели говорить, а молчали, и с того времени ни в чем уже Ему не противоречили. Как же теперь слова Его они назвали хулою? Для чего и Христос дал такой ответ? Для того, чтобы отнять у них всякое извинение, так как Он учил их до последнего дня, что Он есть Христос, сидит одесную Отца и имеет прийти опять судить вселенную, – что самое свидетельствовало о совершенном Его согласии с Отцом. Итак, первосвященник, растерзав ризы свои, сказал: что вам мнится? Не объявляет своего мнения, но требует его от своих советников, как будто об очевидных преступлениях и явном богохульстве. Но так как первосвященники знали, что если дело будет исследовано и тщательно рассмотрено, то Христос окажется совершенно невинным, то и осуждают Его сами и, предупреждая слушателей, говорят: вы слышасте хулу, едва не вынуждая тем, едва не насильно исторгая приговор. Что же отвечали эти слушатели? Повинен есть смерти, – чтобы, как будто уже обвиненного, только оставалось представить Его на суд Пилата. Сознавая это, они и говорят: повинен есть смерти! Сами обвиняют Его, сами судят, сами произносят приговор, – сами всё делают. Почему же они не выставили в обвинение Христа Его дело в субботу? Потому, что Он прежде часто заграждал им уста, когда они начинали говорить об этом, и притом они хотели уловить Его и осудить на основании настоящих Его слов. Итак, первосвященник, предварительно исторгнув у них это осуждение на Иисуса и раздранием риз своих склонив всех на свою сторону, ведет Его как злодея к Пилату. Так он доселе действовал. Но у Пилата они ничего подобного не говорят, но что же? Аще не бы был Сей злодей, не быхом предали Его тебе (Ин. 18, 30), – желая умертвить Его как виновного в преступлении против общественного блага. Но почему они не умертвили Его тайно? Потому что хотели уничтожить и самую славу Его. Так как много было таких, которые слышали Его беседы и сильно удивлялись Ему, то враги Его стараются предать Его смерти публично, пред всеми. А Христос, со Своей стороны, не препятствовал этому, но злобу их употребил к утверждению истины, так как чрез это смерть Его стала всем известною. Таким образом случилось совсем не то, чего хотели. Враги хотели предать Его публичному позору, чтобы таким образом посрамить Его, а Он чрез это самое еще более прославил Себя. И подобно тому, как они говорили прежде: убьем Его, да не когда приидут Римляне, и возмут град и язык наш (см.: Ин. 11, 48); а когда убили Его, то это с ними и случилось, – так и здесь они хотели публичным распятием повредить Его славе, но вышло напротив. А что они имели власть сами по себе предать Его смерти, это видно из слов Пилата: поимите Его вы и по закону вашему судите Его (см.: Ин. 18, 31). Но они не хотели этого, чтобы показать, что Он предан смерти как законопреступник, как самозванец, как возмутитель. Вот почему и распяли вместе с Ним разбойников; потому же и говорили: не пиши, что Сей есть Царь Иудейский, но, яко Сам рече (см.: Ин. 19, 21). Все это делалось для утверждения истины, чтобы врагам не осталось даже и тени бесстыдного оправдания. Точно также печать и стража при гробе только способствовали к яснейшему обнаружению истины; то же самое должно сказать о посмеянии, злословии, поношении. Таково обыкновенно коварство: что оно злоумышляет, тем самым и разрушается. Так случилось и здесь: те, которые думали одержать верх, остались наиболее посрамленными, побежденными и низложенными; а кто казался побежденным, тот особенно прославился и одержал верх. Итак, не всегда будем искать победы, и не всегда будем избегать поражения. Иногда и победа приносит вред, а поражение пользу. Так между людьми раздраженными обыкновенно считают победившим того, кто более нанес обид; но этот-то в самом деле и остался побежденным жесточайшею страстью и обиженным; а кто равнодушно перенес обиду, тот победил и одержал верх. Тот не мог уврачевать даже и собственного недуга, а этот перенес чужой; тот побежден от себя, а этот восторжествовал над другим, и не только сам не сгорел, но и погасил высоко вздымавшийся пламень другого. А если бы он пожелал одержать мнимую победу, то и сам был бы побежден, и, возжегши другого, доставил бы ему тем жесточайшее страдание, и таким образом оба, подобно женщинам, подверглись бы постыдному и жалкому посрамлению. Но, поступив как прилично мужу мудрому, он избежал стыда и, допустив благодушно победить себя в самом себе и в ближнем, воздвиг себе блистательный трофей победы над гневом.
