Роланд Бейнтон - На сем стою
"Запрети мне эти искушения и избавь меня от пустых тревог"".
Отвлекает и физический труд. По уверению Лютера, очень хороший способ изгнать дьявола - запрячь лошадь и отправиться разбрасывать навоз в поле. Во всех этих советах о том, как избежать прямого столкновения с дьяволом, Лютер, можно сказать, предписывал веру в качестве лекарства от нехватки веры. Отказ от спора сам по себе является актом веры, который можно уподобить Gelassenheit мистиков - выражению уверенности в спасительной силе Бога, Который работает в сфере подсознания в то время, пока человек занимается совсем другими делами.
Это объясняет, отчего Лютер так любил наблюдать за теми, кто живет беззаботно, например, за птицами и детьми. Наблюдая, как Кати кормит грудью малыша Мартина, Лютер заметил: "Дитя! Против тебя папа, епископы, герцог Георг, Фердинанд и дьявол. А ты, ничуть не тревожась, посасываешь молоко".
Четырехлетней Анастасии, рассуждавшей о Христе, ангелах и небесах, Лютер сказал: "Дитя мое, если бы мы только могли твердо держаться этой веры!"
"А что, батюшка, - отвечала она, - вы разве не верите в это?"
Лютер объяснял:
"Христос сделал детей нашими учителями. Меня огорчает, что, будучи доктором столь много лет, я вынужден ходить в одну и ту же школу вместе с Гансом и Магдаленой, ибо кто из всех людей способен в полной мере уяснить себе сии слова Божьи: "Отче наш, сущий на небесах"? Всякий, кто искренне верует в эти слова, нет-нет, да и говорит себе: "Я - господин неба, и земли, и всего, что на ней есть. Архангел Гавриил - мой слуга, Рафаил - мой страж, ангелы же есть духи, служащие мне во всякой нужде. Отец мой небесный повелел им заботиться обо мне, дабы я не преткнулся о камень". И в то время, как я пребываю в таком убеждении, Отец мой дозволяет, чтобы меня бросили в застенок, утопили или обезглавили. И тут происходит крушение веры, и я вопию: "Кто же знает, где истина?"
Борьба с ангелом
Одни лишь наблюдения за детьми не могли дать ответа на этот вопрос. Вновь необходимо было пойти напрямую. Если Лютера тревожило состояние мира и состояние Церкви, он мог обрести уверенность, лишь признав, что фактически дела не так уж плохи. Несмотря на многочисленные пессимистические суждения последних лет своей жизни, Лютер мог сказать: "Передо мною встает картина не прискорбного состояния нашей Церкви, но Церкви процветающей благодаря чистому и неиспорченному вероучению и взрастающей день ото дня силами прекрасных ее служителей".
Иногда депрессия побуждала Лютера к самоуничижению. Один из современников Лютера вспоминает, как, будучи в Вартбурге, он попеременно считал себя то смельчаком, то трусом. Сам Лютер никак не мог упрекать в чем-либо Бога, поскольку тогда перед ним навечно вставал вопрос - воистину ли Бог благ? Что же делать человеку, когда его осаждают подобные сомненья? Лютер, бывало, говорил, что никто не знает пути, но куда-то идти надо. Бесполезно искать, откуда берет свое начало богословие Лютера. Оттуда, откуда может. Сам Христос представляется изменчивым. Иногда Он предстает добрым Пастырем, иногда же - отмщающим Судией. Если Христос казался ему враждебным, Лютер обращался к Богу, вспоминая первую заповедь: "Я Господь, Бог твой". Это провозвещение было одновременно и обетованием, а Бог должен сдерживать Свои обещания.
"В подобных случаях мы должны сказать: "Все, во что веровал я, рухнуло. Господи, Ты один даруешь помощь и утешение. Ты сказал, что поможешь мне. Я верю слову Твоему. Боже мой, Господь! Я слышал от Тебя слово радостное и утешительное. Я верю ему. Знаю, что Ты не обманешь меня. Каким бы Ты ни предстал передо мною, Ты сделаешь то, что обещал, именно это, и ничто иное"".
С другой стороны, Бог скрывает Себя в грозовых тучах, которые нависают над вершиной Синайской, а затем собираются над яслями, взирая на лежащего на коленях у матери младенца Иисуса и зная, что здесь надежда мира. Или же, коли и Христос, и Бог представляются вам равным образом недостижимыми, взгляните на твердь небесную и подивитесь делам Бога, Который поддерживает ее без помощи столпов. Или возьмите самый незатейливый цветок, и вы увидите в крошечном лепестке дивное творение Божье.
Следует поощрять все те внешние факторы, которые способствуют укреплению религиозной веры. Большое значение придавал Лютер крещению. Когда дьявол подступал к нему, Лютер отвечал:
"Я крещеный". В конфликтах с католиками и радикалами Лютера также укрепляло наличие докторской степени. Она наделяла его авторитетом и правом говорить.
Скала Писания
Но всегда и превыше всего остального первой помощью для Лютера было Священное Писание, поскольку оно есть письменное свидетельство откровения Божьего, данного во Христе. "Истинный христианин предпринимает паломничество не в Рим и не в Компостелу, но к пророкам, Псалтири и Евангелиям". Писание играло для Лютера первостепенную важность и прежде всего не как книга, позволявшая ему вести антипапскую полемику, но как основа для уверенности. Он отвергал авторитет пап и соборов. Не мог Лютер, подобно пророкам внутреннего слова, и отталкиваться от своего внутреннего мира. Суть его ссоры с ними заключалась в том, что в моменты депрессии он видел внутри себя одну лишь непроглядную мглу. Он утрачивал всякие ориентиры, если не мог обрести точки опоры. И такую точку опоры Лютер находил в Писании.
На наш взгляд, он подходил к нему некритично, но при этом и без легковерия. Ничто так не изумляло Лютера в Библии, как вера ее персонажей: то, что Мария поверила возвещению ангела Гавриила; что Иосиф поверил сну, который утешил его в несчастьях; что пастухи поверили ангельской песне, которую услышали из разверзшихся небес; что волхвы готовы были идти в Вифлеем, едва услышали слово пророка. В рождении Христа было три чуда: Бог стал человеком, дева зачала, и Мария поверила. И величайшее из этих чудес - последнее. Когда волхвы, полагаясь на свое суждение, отправились прямо в Иерусалим, не спросив звезду. Бог удалил ее с небес. Изумленные волхвы, поведали об этом Ироду, он созвал своих мудрецов, и те принялись изучать Писание. Так следует поступать и нам, когда мы теряем свою звезду из вида.
Но именно здесь Лютер перестает нас направлять. Указав нам путь, он оставляет нас. Должны ли мы, подобно Вергилию в чистилище, забыть его и искать в ком-то другом ту Беатриче, которая могла бы вывести нас к раю? Возможно, что в конце концов слово Лютера окажется для нас полезным, поскольку он возвестил, что Евангелие не столько чудо, сколько диво, - поп miracula sed mirabilia. Нет лучшего способа ощутить свою причастность к чудесному, чем взять в проводники Лютера. Пусть он, использовав всю свою силу и резкость, изобразит все духовные кризисы, которые испытали библейские персонажи, указав нам тот путь, идя которым они находили руку Господа.
Мы уже видели пример этого в лютеровском исследовании Книги Ионы. Теперь давайте посмотрим, как он изображал принесение Исаака в жертву Авраамом. Помимо исходной предпосылки, что Бог повелел совершить эту жертву и что ангел вмешался, все остальное повествование отражает внутреннюю борьбу, которую нетрудно истолковать как повествование об обретении видения или об открывающемся откровении. Давайте послушаем лютеровское истолкование этой истории.
Бог сказал Аврааму, что тот должен принести в жертву своего сына, рожденного Авраамом в преклонных годах, - его семя, которому предстояло сделать Авраама отцом царей и родоначальником великого народа. Авраам побледнел. Он не только потеряет своего сына, но и Бог оказался лжецом. Он сказал: "В Исааке будет семя твое" - теперь же велит: "Убей Исаака". Как не возненавидеть Бога - столь жестокого и непостоянного? Как необходим был Аврааму чей-нибудь совет! Но он знал, что, объясни он суть дела хоть одному человеку, и его отговорят и не дадут ему исполнить повеление. Назначенная местом жертвоприношения гора Мориа находилась достаточно далеко. "Авраам встал рано утром, оседлал осла своего, взял с собою двоих из своих отроков и Исаака, сына своего; наколол дров для всесожжения"... Авраам не поручил оседлать осла кому-то другому. Он сам возложил на животное дрова для всесожжения. Все это время он размышлял о том, что их пламя поглотит его сына, его надежду на продолжение рода. Юноша сгорит в огне того хвороста, который он сам собирал. Неужели в столь ужасающих обстоятельствах Авраам не мог остановиться и все обдумать? Неужели не мог он поведать обо всем Сарре? Какие внутренние рыдания сотрясали его? Авраам взнуздал осла, едва понимая, что делает, столь глубоко был он погружен в свои мысли.
Авраам взял с собой двух слуг и сына своего, Исаака. В этот момент все для него умерло - Сарра, его семья, дом, Исаак. Вот что значит - посыпать голову пеплом. Если бы он знал, что это всего лишь испытание, оно не было бы ему послано. Такова природа наших испытаний, что доколе они не заканчиваются, мы не можем знать конца. "На третий день Авраам возвел очи свои и увидел то место издалека". Какая борьба происходила в нем эти три дня! Там Авраам оставил слуг и осла, возложил дрова на Исаака, а сам взял в руки факел и нож для совершения жертвоприношения. Все это время он думал: "Исаак, если бы ты знал, если бы твоя мать знала, что ты будешь принесен в жертву!" "И пошли далее оба вместе". Никто в целом мире не ведает, что там происходило. Двое пошли вместе. Кто? Отец и любимый его сын - один, не ведая, что его ждет, но готовый повиноваться, другой же в уверенности, что должен обратить своего сына в пепел. Затем Исаак промолвил: "Отец мой". И тот сказал: "Вот я, сын мой". И Исаак сказал: "Отец, вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?" Он назвал Авраама отцом и тревожился, не забыл ли тот чего-нибудь, и Авраам сказал: "Бог усмотрит Себе агнца, сын мой".
