Венделин Кнох - Бог в поисках человека
Второе: Откровение как история дарования Богом спасения.
Откровение как требующее личного участия событие встречи с Богом не отменяет той истины, что и история человечества сопровождается и направляется откровением Бога, который как Господь истории, сотворивший всё и имеющий власть над миром, держит в своих руках ее начало и конец. Таким образом, согласно сказанному в Послании к евреям (12, 1), мы должны всерьез принять «облако свидетелей», которые в своей вере удостоверяют действительность того, что имеет в виду Откровение. История связывает воедино прошлое, настоящее и будущее, и Откровение, неотторжимо вплетенное в ее ткань, как самооткровение Бога, как всеобъемлющая категория истолкования, должно быть постигнуто в перспективе встречи Бога и человека. Подобно тому, как история человечества вновь и вновь верифицируется в конкретных судьбах отдельных людей, хотя личное всегда скрывает универсальное, так же и человеческое существование становится частью истории спасения Божия (как истории само-окровения и само-выражения Бога), связанной воедино во Христе. Действенность этого события Откровения ощутима в каждом, кто умеет, опираясь на это событие, придать форму своей жизни и направить ее к определенной цели. Принять историю всерьез в контексте Откровения означает заодно – принять всерьез человека как сущность истории.
Третье: Откровение как самооткровение Бога в Иисусе Христе.
Поскольку жизнь Иисуса Христа исполняется в предании себя делу нашего спасения, Бог открывает себя непосредственно как любовь, которая изливается по собственному побуждению, без всякой привычной в этой земной жизни меры, помимо всякой ограниченной цели. Таким образом положения статей 1–4 объединены той мыслью, что Бог в Иисусе Христе открыл Себя окончательно и непревосходимо. Как Тот, о Ком говорится «с нами Бог», Иисус Христос показывает, что именно человеку Бог хочет сообщить себя. Поэтому в Иисусе Христе окончательно оставлены нам долги наши, и смерть попрана воскресением. Так, Откровение как самооткровение {49} Бога, которое обращено к человеку, заодно открывает по воле Бога, что есть человек в глазах Божиих. Это всеохватное измерение Откровения подчеркивается в заключительном предложении статьи 4 тем, что здесь Иисус Христос предстает как Тот, кто в конце времен явится «во славе». Тем самым, упомянуты две фундаментальные перспективы: непреложность или окончательность Откровения и второе пришествие Христа. Русское «никогда не прейдет» [в последнем предложении статьи 4] соответствует латинскому non praeteribit, взятому из слов Иисуса о скончании времен (Мф 24, 34). «Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как всё сие будет; небо и земля прейдут, но слова мои не прейдут (non praeteribunt)». Здесь, наряду с преходящим во времени, названо нечто такое, что превосходит все до сих пор бывшее. Совершившееся в Иисусе Христе Откровение уже не может быть превзойдено, ибо оно – деяние Божье. В этой связи статья 4 говорит также о завете, поскольку с момента заключения «нового и окончательного завета» кровью Иисуса Христа мысль о завете характеризует отношение Бога и человека во всей его широте и всеобщности. Опыт «верного Бога», который стал достоверным опытом уже для избранного народа Израиля на горе Синай, обретает теперь свое эсхатологическое измерение. Катастрофы, опасности и всевозможные угрозы сопровождают историю человечества вплоть до конца света, но Божественное откровение всем этим не затронуто, ибо тот, кто сам есть Логос, в конце времен также проречет последнее слово. Поэтому статья 4 может добавить: «уже нельзя ожидать нового всеобщего Откровения до явления во славе Господа нашего Иисуса Христа». Тем самым Собор в явной форме подтвердил, что «откровение Бога завершено со смертью последнего из апостолов» (ср. DH 3421). Поскольку откровение получило свое окончательное завершение таким образом, что первые подлинные свидетели, апостолы, в него включены, оно обретает жизненную силу повсюду, где человек открывает себя Откровению и отводит ему подобающее место в формировании своей жизни. Многообразие жизненных проявлений форм деятельности остается связанным воедино в едином откровении. Поэтому Откровение учреждает общину не просто там, где его принимают с верой; оно представляет собой обязывающее основание для единой Церкви Иисуса Христа, которая в соответствии с апостольской традицией хранит Откровение и Св. Писание в их жизненной действенности. Так сходятся воедино реальный и гносеологический аспекты, т. е. действительное свершение откровения в Иисусе Христе и его постоянное возобновление в Церкви в непосредственном опосредовании, а равно и Credo Церкви, и познание Откровения в вере. Поэтому взгляд верующих сквозь призму {50} общины верных – Церковь – обращен на Христа, ее главу. Христос, распятый и воскресший, предстает как тот, кто удостоверяет, что полноту Божественного откровения невозможно превзойти. Дарованное Им спасение «для многих» указывает на то эсхатологическое будущее, которое дает цель и направление жизни верующих в Него. Взгляд с верою на «Сына человеческого», который придет снова «судить живых и мертвых», как основа исполненного надежды ожидания есть в то же время побуждающий мотив для жизни, основывающейся на вере. Надежды христианина находятся в согласии с той самой надеждой на силу Божию, которой отмечена жизнь и страдания Иисуса. Христианская жизнь основана на особом событии, Божественное измерение которого получило окончательное подтверждение в воскресении Распятого на кресте. Грядущий со славою Христос нашей надежды уже сейчас присутствует среди нас; и именно поэтому крест и воскресение определяют время мира и поэтому вечное будущее уже открыто для нас. Крест – символ жизни, которая никогда не прейдет.
Догматическая конституции «Dei Verbum» несмотря на исторически неизбежные компромиссы и ограничения развивает в статьях 1–4 христианское понимание Откровения, которое и богословски, и духовно проникает в глубь предмета. Тем самым, систематическая богословская рефлексия, в тех случаях, когда она, принимая в расчет в числе прочего и свои обязательства перед верующими, обращается к таинству самооткровения Бога, может теперь опереться на выработанный Церковью прочный фундамент.
б) Человек как адресат Божественного самооткровения. Антропологический поворот в понимании откровения в Новое время
Чтобы отразить наступление «позитивизма в отношении откровения», т. е. такое понимание откровения, которое и его сообщение, и его внутреннее постижение связывает исключительно с Богом и не вовлекает в событие откровения человека, необходимо сослаться в толковании откровения собственно на человека. Это необходимо также и с точки зрения практики веры, поскольку здесь мы зачастую сталкиваемся с такой фундаментальной установкой, «для которой христианское учение о вере состоит в сообщении истин, в которые нужно именно “веровать”, даже если не удается усмотреть их связь с жизнью»[100]. Но откровение направлено определенному адресату, и оно обретает свой глубочайший смысл лишь там, где его понимают и вплетают в дела жизни. «Какую, собственно, цель {51} преследовал бы Бог, сообщая нам о своей Божественной сущности, как бы информируя нас о ней, если бы это не имело отношения к нашей жизни, к нашему пониманию самих себя? Какой смысл несло бы откровение, если бы оно не затрагивало дело нашего спасения?»[101] Откровение, тем самым, только там достигает своей цели, где оно становится «событием размыкания», открытием.
Опыт, состоящий в том, что откровение как самооткровение Бога затрагивает экзистенцию и способ существования каждого человека, как бы подготавливается опытом повседневности. Одно слово, один взгляд могут заново раскрыть значение жеста или слова. Решающим здесь является не знание как принятие к сведению, но само понимание. Это понимание позволяет признать личную значимость происходящего, и это означает одновременно, «что это событие размыкания распахивает новое измерение понимания другого и себя самого»[102]. Подтверждение этому мы находим и в радостных, и в тягостных событиях собственной жизни. Только больные по-настоящему сознают, насколько драгоценен дар здоровья. – Такое понимание углубляется непосредственным переживанием, таким созерцанием, которое присущим ему особым образом выявляет значимость духовного опыта. – Наконец, нельзя не принимать во внимание того обстоятельства, что пример из чужой жизни может стать образцом для нашей собственной.
Откровение значимо для человека, который без него должен был бы оставаться во тьме сомнения, в неопределенности окончательного незнания и в ситуации вопрошания, не допускающей надежного ответа[103]. В откровении человеку дарована именно достоверность того, откуда проистекает его жизнь и к чему она направлена, здесь названы ее исток и цель, и, тем самым, названо то, ради чего стоит пройти жизненный путь в вере, надежде и любви и остаться верным своему призванию. Таким образом, не только услышаны воздыхания твари, которая уповает на свое завершение; откровение обнажает решающее и окончательное в человеческой жизни. И рядом с неуверенностью появляется надежность, рядом со страхом – защищенность, рядом с отчаянием – утешение, рядом с унынием – мужество, рядом с радостью и счастьем – обетование вечности[104]. Именно в силу этого откровение нуждается в человеке как разумном существе. Фома Аквинский сформулировал в качестве аксиомы следующее положение: gratia supponit naturam («благодать предполагает природу»), соответственно, fides supponit ratio («вера предполагает {52}разум»)[105].
