Бхагаван Раджниш - Проблески золотого детства
Она сшила мне прекрасную курту. Было лето, а в тех районах центральной Индии лею действительно утомительно, потому что раскаленный воздух идет в ноздри, и кажется, что горишь. На самом деле, только посреди ночи люди могут найти небольшой отдых. В центральной Индии так жарко, что вы постоянно просите немного холодной воды, а если есть немного льда, то это просто рай. Лед - самый дорогой товар в тех местах, естественно, потому что к тому времени, когда он приходит с фабрик за сотни миль, его уже почти не остается.
Моя Нани сказала, что если мне хочется, то я должен поехать и увидеть Махатму Ганди, и она сшила мне очень тонкую муслиновую рубашку. Муслин - самая художественная и самая древняя ткань, что касается одежды. Она нашла лучший муслин. Он был таким тонким, почти прозрачным. В то время золотые рупии исчезли, и их место заняли серебряные рупии. Эти серебряные рупии были слишком тяжелы для муслинового кармана. Почему я это говорю? — потому что то, что я скажу, будет невозможно без этого понять.
Этот поезд приехал как обычно, опоздав на три часа. Почти все ушли, кроме меня. Вы знаете меня, я упрям. Даже станционный смотритель сказал: «Ты настоящий парень. Все ушли, но ты кажешься готовым простоять всю ночь. Нет ни одного признака поезда, а ты ждешь здесь с раннего утра».
Чтобы прийти на станцию к пяти часам утра, мне пришлось уйти из дома в полночь. Но я еще не потратил эти три рупии, потому что все столько с собой принесли, и все были так щедры с маленьким мальчиком, который пришел издалека. Люди предлагали мне фрукты, конфеты, пирожки и другую еду, поэтому я не проголодался. Когда поезд наконец приехал, я был там единственным человеком, и каким человеком! Десятилетний мальчик, стоящий рядом со станционным смотрителем.
Он представил меня Махатме Ганди и сказал: «Не думайте, что это просто мальчик. Я наблюдал за ним целый день, и многое обсуждал с ним, потому что другой работы не было. А он — единственный, кто остался. Много народу пришло, но все давно ушли. Я уважаю его, потому что знаю, что он остался бы здесь до последнего дня существования, он не ушел бы, пока поезд не приехал. А если бы поезд не приехал, я не думаю, чтобы он когда-нибудь ушел вообще. Он бы жил здесь».
Махатма Ганди был стариком, он подозвал меня ближе и посмотрел на меня. Но, вместо того, чтобы смотреть на меня, он посмотрел а мой карман - и это навсегда оттолкнуло меня от него. И он сказал: «Что это такое?»
Я сказал: «Три рупии».
Он сказал: «Пожертвуй их». У него всегда была с собой шкатулка с прорезью с одной стороны. Когда вы жертвуете, то опускаете три рупии в прорезь, и они исчезают. Конечно, у него был ключ, так что они появлялись снова, но для ваг они исчезали.
Я сказал: «Если у вас есть смелость, вы можете их взять. Карман здесь, рупии здесь, но я мшу спросить, для какой цели вы собираете их?»
Он сказал: «Для бедных людей».
Я сказал: «Тогда все прекрасно». И я сам опустил эти три рупии в его шкатулку. Но он удивился, потому что когда я собирался уходить, то взял ее с собой.
Он сказал: «Ради Бога, что ты делаешь? Это для бедных!»
Я сказал: «Я уже это слышал, вам не надо повторять это снова. Я несу эту коробку бедным. Их в моей деревне много. Пожалуйста, дайте мне ключ, иначе мне придется найти вора, чтобы он открыл замок. Он единственный специалист в этом деле».
Он сказал: «Это странно…» И посмотрел на секретаря. Секретарь был туп, как все секретари, иначе почему бы он был секретарем? Он посмотрел на Кастурбу, свою жену, которая сказала: «Ты встретил равного. Ты всех обманываешь, теперь он забирает всю твою коробку. Хорошо! Это хорошо, потому что я устала видеть ее везде, как жену!»
Я почувствовал жалость к этому человеку и оставил коробку, говоря: «Нет, вы, кажется, беднейший человек. У вашего секретаря нет никакой образованности, у вашей жены нет любви к вам. Я не могу забрать эту коробку - держите ее. По помните, я пришел, чтобы увидеть махатму, а увидел лишь бизнесмена».
Это была его каста. В Индии, банья, бизнесмен, это то в точности, что вы имеете в виду под евреем. В Индии свои собственные евреи, они не евреи, они баньи. Для меня в то время Махатма Ганди был единственным бизнесменом. Я говорил против него тысячи раз, потому что я ни с чем не согласен в его философии жизни. По в тот день, когда его застрелили — мне было семнадцать — мой отец застал меня плачущим.
Он сказал: «Ты и плачешь из-за Махатмы Ганди? Ты всегда выступал против него». Вся моя семья была за Ганди, и все они побывали в тюрьме за то, что следовали его политике. Я был единственной черной овцой, а все они, конечно, были белыми овечками. Естественно, он спросил: «Почему ты плачешь?»
Я сказал: «Я не только плачу, но и хочу принять участие в похоронах. Не трать мое время, потому что я должен успеть на поезд, а это последний, который приедет туда вовремя».
Он был еще больше изумлен. Он сказал: «Я не могу поверить в это.
Ты сошел с ума?»
Я сказал: «Мы обсудим это позже. Не беспокойся, я вернусь».
И вы знаете, что когда я приехал в Дели. Масто стоял на платформе, ожидая меня. Он сказал: «Я подумал, что как бы ты ни был против Ганди, у тебя все еще осталось определенное уважение к этому человеку. Это всего лишь мое чувство…» Он потом сказал: «Это может быть, а может и не быть так, но я зависел от этого. А это единственный поезд, который проходит через твою деревню. Если ты должен был приехать, я знал, что ты приедешь на этом поезде, иначе ты не приедешь вообще. Так что я пришел встретить тебя, и мое чувство оказалось верным».
Я сказал ему: «Если бы ты раньше заговорил о моем чувстве к Ганди, я бы не стал спорить с тобой, но ты всегда старался убедить меня, и тут дело не в чувстве, это чистый спор. Или ты побеждаешь, или побеждает другой. Если бы ты только раз заметил, что дело в чувстве, я даже не стал бы затрагивать этот вопрос, потому что тогда спора бы не было».
Особенно хочу отметить, что в Махатме Ганди было многое, что мне нравилось и что я любил, но вся его философия жизни была совершенно не сонастроена со мной. Столько всего в нем, что я бы ценил, осталось упущенным.
Я любил его правдивость. Он никогда не лгал, даже находясь в самой середине лжи он оставался укоренившимся в правде. Я мог не соглашаться с его правдой, но я не могу сказать, что он не был правдивым. Какой бы ни была для него правда, он был полон ею.
То, что я думаю, что его правда ничего не стоит совершенно иное дело, но это моя проблема, не его. Он никогда не лгал. Я уважаю его правдивость, хотя он ничего не знает о правде - то, во что я постоянно заставляю вас погружаться.
Он был не тем человеком, который мог согласиться со мной: «Прыгни, перед тем, как подумать». Нет, он был бизнесменом. Перед тем, как выйти из двери, он обдумает этот шаг сотни раз, что же говорить о прыжке. Он не мог понять медитацию, но это была не его вина. Он никогда не встречал ни одного учителя, который мог сказать ему что-нибудь о не-уме, а в то время были такие люди.
Даже Мехер Баба написал однажды Ганди письмо. Не он сам написал его, кто-то написал за него, потому что он никогда не говорил, никогда не писал, просто делал знаки руками. Только несколько человек могли понимать, что Мехер Баба имел в виду. Над его письмом Махатма Ганди и его последователи посмеялись, потому что Мехер Баба написал: «Не тратьте свое время на воспевание «Харе Кришна, Харе Рама». Это совершенно не поможет. Если вы действительно хотите познать, сообщите мне. и я позову вас».
Все они смеялись, все они думали, что это было невежество. Так думают обыкновенные люди, и естественно, это выглядит как невежество. Но это не так, это просто сострадание на самом деле, слишком много сострадания. Из-за того, что его слишком много, оно выглядит как невежество. Но Ганди отказался, послав телеграмму, в которой говорилось: «Спасибо за ваше предложение, но я пойду своим путем»… как будто он у него был. Его не было.
Но в нем есть кое-что, что я люблю и уважаю как его чистоплотность. Теперь вы скажете: «Уважать за такие мелочи?» Нет, это не мелочи, особенно в Индии, когда святые, так называемые святые, живут во всевозможной грязи. Ганди старался быть чистым. Он был самым чистым невежественным человеком в мире. Я люблю его чистоплотность.
Я также люблю то, что он уважал все религии. Конечно, мои основания и его были различны. Но, по крайней мере, он уважал все религии — конечно, по неверным причинам, потому что он не знал, что есть истина, поэтому как он мог судить, что правильно, или какая религия правильна, или что когда-либо может быть правильным? Такого не бывает. Но он был бизнесменом, так зачем же раздражать кого-то? Зачем раздражать?
Все — Коран, Талмуд, Библия, Гита, говорят одно и то же, а он был достаточно интеллигентен, чтобы найти в них подобия, что не сложно для умного, интеллигентного человека. Вот почему я говорю «достаточно» интеллигентного, но не интеллигентного по-настоящему. Настоящая интеллигентность всегда мятежна, а он не мог восстать против условностей, традиций - индусских, христианских или буддистских.
