Михаил Орлов - История сношений человека с дьяволом
— Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. Это был самый патетический момент церемонии. Вся публика, с донельзя приподнятыми нервами, стояла вокруг, храня полное безмолвие. Все взоры были обращены, само собой разумеется, к треножнику, на котором должен был мгновенно появиться вызываемый дух. Но, увы, треножник оставался пуст, на нем ровно ничего не появилось. Великий Мастер вновь проговорил заклинание сначала до конца и на этот раз выкрикнул имя Вельзевула уже не трижды, а девять раз. Треножник по-прежнему блистал своей пустотой. Великий Мастер и Кембелль, видимо, крепко обескураженные, обменялись многозначительным взглядом. Тогда Великий Мастер, обращаясь к присутствовавшим, возопил: Ко мне, братья! Прибегнем к великому заклинанию! Присутствовавшие схватили факелы я зажгли их от огня волшебной лампы. Потом все они выстроились и совершили ход вокруг святилища, причем каждый из них медленно кружился. Разумеется, и Батайлю пришлось принять участие в этом кружении. Проходя перед нишами замурованных факиров, Великий Мастер приостанавливался, кланялся добровольцам-мученикам и просил их молиться об успехе вызывания. В ответ на эту просьбу факиры немедленно начали бормотать заклинания своими замогильными голосами. Совершив ход вокруг святилища, все вновь встали около треножника и ждали. Но треножник все оставался пустым. Призыв духа должен быть сделан самым святым из наших факиров! — воскликнул Великий Мастер. По этой команде несколько человек направились к двери, находившейся в стене, слева от алтаря Бафомета. Эта дверь была в глубокой тени, и Батайль раньше ее не заметил. Дверь была открыта. Она вела в крошечную мрачную каморку, из которой так и хлынул невыносимый смрад гнили. На полу этой каморки лежала человеческая фигура. Когда отворили дверь, узник приподнялся и сел.
— Мак-Бенак! — громко воскликнул Великий Мастер. Вероятно, таково было имя существа, жившего в каморке. На туземном языке эти слова «Мак-Бенак» означают буквально: «Плоть, покинь кости» . Этими же словами называется и само святилище. Среди масонов оно известно под названием «Храма тления» . Между тем, Батайль всмотрелся в человека, теперь сидевшего на поду каморки, и, не взирая на свой врачебный навык, был решительно до полусмерти испуган его видом. Все тело этого человека было изъедено крысами; ноги его представляли одну сплошную язву; они гноились, их, видимо, уже начал пожирать процесс омертвения тканей, они были в полном разложении и от них несло трупным смрадом. Но всего ужаснее было лицо этого человека. Окружность одного из глаз была объедена крысами. Глазное яблоко выпало из своей впадины и, держась на какой-то жилке, висело около самого рта. Но лицо было не только спокойно, а хранило даже выражение какого-то блаженства. Великий Мастер выступил вперед, поклонился этому полутрупу и сказал ему на местном языке:
— Трижды святой факир, мы тщетно призываем Баал-Зебуба. Он не является. Приди к нам на помощь со своим святым словом! Факир понял, чего от него хотят. Он открыл рот, чтобы заговорить, но вывалившийся глаз всовывался ему в рот и не давал говорить. Он отодвинул его рукой и своим неописуемым голосом прохрипел:
— Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. На его голос отозвались такими же замогильными голосами все замурованные и повешенные факиры, и в святилище несколько секунд раздавались эти страшные призывные крики:
— Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. А призываемый дух все не появлялся. Между тем, еще в ту минуту, когда Великий Мастер объявил, что вызывание будет совершаться по обряду великого заклинания, два церемониймейстера спустились вниз в подземелье. Один из них скоро вернулся, неся жаровню, наполненную пылающими углями. За ним шла женщина. Жаровню поставили неподалеку от треножника. Тогда Великий Мастер обратился к пришедшей женщине со словами:
— Женщина, делай свое дело! Женщина с полным спокойствием, с выражением покорного равнодушия на лице, подвинулась к жаровне и опустила руку в груду пылающих углей. Она, не моргнув глазом, смотрела на свою горящую руку и вдыхала дым и смрад горящего тела, которые поднимались от жаровни. Тем временем вернулся другой церемониймейстер, спускавшийся в подземелье. Он влек белого козла. Он подвел животное к самой статуе Бафомета, Вокруг него поставили четыре черных свечи. Несколько человек вооружились ножами и прежде всего зверски исполосовали несчастное животное, видимо стараясь причинить ему как можно больше страданий. После того козлу вскрыли живот. Великий Мастер погрузил руку в разрез, вырвал из животного внутренности и, изрыгая самые энергичные хулы против Адонаи, возложил эти окровавленные куски тела на ступени алтаря Бафомета. Но и эта жертва имела одинаковую участь со всеми прежними попытками: Баал-Зебуб не являлся. Тогда, по словам Батайля, разыгралась последняя неимоверная сцена заклинаний. Двое здоровых индусов выделились из толпы, наклонились над полом святилища, ухватились за что-то, и вдруг оказалось, что в этом месте пола была громадная, тяжелая подъемная плита, прикрывавшая ход в подземелье. Когда плита эта была приподнята, снизу хлынула вонь, от которой Батайль едва не лишился чувств. Там внизу, в этой смрадной норе, валялось восемь человек, буквально заживо сгнивших. Эти восемь еще проявляли некоторые признаки жизни. Но рядом с ними лежали другие, уже мертвые, окончательно сгнившие. Были и такие, от которых оставались одни только скелеты. Вся эта полуживая, полумертвая масса была перемешана с грудами червей, которые копошись в ней, как они обычно копошатся в падали.
— Мак-Бенак, Мак-Бенак! — кричал Великий Мастер в каком-то экстазе, наводившем ужас. Из ямы выволокли нескольких факиров, которые оставались еще живы, их отнесли к подножию статуи Бафомета и там посадили. Взглянув на них поближе, Батайль, как врач, только подивился, каким чудом они все еще оставались живы. Их тело находилось в полном разложении; у многих вся кожа и мускулы были изъедены насквозь, до самых костей, белые поверхности которых страшно зияли сквозь прогнившие места. К этим полусгнившим останкам не было возможности даже применить имени человеческого существа. В святилище оказались еще другие подземелья, внутри которых тоже валялись такие же полумертвецы, пожираемые червями. Потому-то это святилище и называлось «Храмом тления» . В сущности, весь храм представлял собой сплошное адское кладбище. Один из церемониймейстеров взял в руки туземную флейту и начал в нее насвистывать, со странными переходами звуков. Эти звуки были призывным сигналом. Как только они раздались, сейчас же из невидимых щелей святилища стали выползать змеи, громадные пауки с волосатыми лапами и гнусного вида жабы.
— Танкам! Танкам! — вдруг возопил Великий Мастер. «Танкам» на туземном языке означает «человеческое жертвоприношение» . Когда раздалось это слово, трое индусов схватили одного из полусгнивших факиров и взвалили его на алтарь Бафомета. Великий мастер вооружился особенным серповидным ножом и, вновь разразившись неистовой хулой против Адонаи, перерезал горло у жертвы. Хлынула кровь; Великий Мастер погрузил в нее руку и обрызгал ею статую Бафомета. Гады, выползшие из своих нор, все приблизились к алтарю. Змеи вытянулись торчмя на своих хвостах и, надув щеки, издавали свист; жабы в свою очередь издавали какие-то противные звуки. Великий Мастер что-то бормотал на туземном языке, вероятно, молитвы сатане, как полагает Батайль. Голоса замурованных и повешенных факиров тоже примешивались к этому адскому хору. Зарезанный козел все еще изредка вздрагивал ногами. А около треножника все еще стояла та женщина, равнодушно глядя на свою совсем обуглившуюся руку, которую она так и не снимала с углей все время. Тогда под мрачными сводами святилища еще раз раздался громкий голос Великого Мастера:
— Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. Баал-Зебуб!.. Но и после всех совершенных ужасов, которые, казалось бы, должны были умилить лютое сердце демона, он все также упрямился и не хотел явиться перед своими верными слугами. Сеанс окончательно не удался. Кембелль нагнулся к уху Батайля и объяснил ему, отчего, по его мнению, могла зависеть неудача. Дело в том, что лишь сам сатана Люцифер обладает даром вездесущности, т. е. может появляться одновременно в разных местах. Другие же, второстепенные демоны, к числу которых принадлежит и Баал-Зебуб, лишены этого дара. Надо было заключить, что в то время, когда его вызывали, он был занят, т. е. присутствовал где-нибудь в другом месте, а потому и не мог явиться на призыв, несмотря на все усердие верующих. Все рассказанное, без сомнения, весьма страшно и, пожалуй, возможно в этой удивительной стране Индии, где живые люди кидаются толпами под колеса Джагернаутского божества. Но тем не менее, всю эту историю, со всеми ее драматическими подробностями, нам приходится оставить на ответственности почтеннейшего г-на Батайля. В истории, которую мы сейчас расскажем, самому Батайлю пришлось принять несколько более деятельное участие, чем в предыдущих случаях. Он сам эту историю называет своим «Змеиным крещением» . Около Калькутты простирается равнина, носящая туземное название Даппах. Это нечто вроде открытого кладбища. Сюда, на это пустынное поле, свозят и сваливают всякие трупы и людей, и животных. Среди индусов существует верование, что души людей, которых оставляют сгнивать после смерти на открытом воздухе, осуждены на вечное блуждание, потому что они не могут попасть ни в рай, ни в ад. Эти души часто являются в виде блуждающих огней. Но их можно спасти из этого неприятного состояния. Души таких умерших, т. е. таким способом погребенных, разумеется, в несметном количестве носятся над равниной Даппах в виде блуждающих огоньков. Таким образом, эта равнина в глазах местного населения сделалась местом таинственным и страшным. Среди этой-то равнины и расположены святилища, в которых произошло приключение, называемое Батайлем «Змеиным крещением» . В Калькутте Батайль познакомился с итальянским масоном Креспони. С ним вместе он и посетил эту местность. Среди голой равнины туг возвышается громадная скала, которая, если на все посмотреть с высоты птичьего полета, напомнила бы пень гигантского дерева, срубленного, как говорится, под корень. Высота этой скалы около 500 футов, а длина около 2 000 футов. Вершина скалы ровная, плоская, и на ней в свою очередь возвышаются три громадные камня, вероятно, обтесанные с боков и с вершины. На верхних площадях этих камней выстроено семь храмов. Это и есть знаменитые храмы демонопоклонников в Махаталава. Когда Батайль и Креспони приблизились к громадной скале, им навстречу вышел индус, очевидно, стоявший тут в виде часового. Наши путешественники протянули ему руки со скрюченными пальцам (мы выше описали это приветствие), и индус сейчас же признал их за своих и предоставил себя в их распоряжение. Оказалось, что этот индус недурно изъясняется по-французски. Он дал Батайлю кое-какие сведения о храмах. По его словам, на месте их расположения в древности находился большой цветущий город, жители которого поклонялись «истинному» богу, т. е. сатане. Воспылав к ним злобой за это, «злой» Бог (т. е. настоящий Бог) разрушил город причем погибло все его население, более миллиона душ. Все они и были погребены на этом месте, и многие тысячи лет их души бродили по свету, не находя успокоения. И только с тех пор, как на этом месте утвердились храмы Люцифера, его поклонники и жрецы мало-помалу освободили эти души от их томлений и воссоединили их с Люцифером. Батайль внимательно изучил всю эту замечательную местность с ее храмами. Но прежде всего надо было взобраться на вершину нижней скалы, а это было невозможно без помощи провожатого. Откосы скалы возвышаются над равниной почти вертикально на 70 сажен, и надо быть птицею, чтобы забраться на ее вершину. Для подъема на скалу в одном месте проделана дыра, местоположение которой известно только обитателям скалы. Индус-путеводитель указал нашим путникам этот лаз, и они через него проникли во внутренний ход, длинный, мрачный и тесный. По обеим сторонам его стояли безмолвные и неподвижные стражи, фигуры которых едва можно было различить в потемках. Все они были вооружены, и было очевидно, что всякий случайный пришлец, чужой человек, был бы ими немедленно убит, так что и след его простыл бы. Провожатый протянул руку Батайлю и просил его в свою очередь протянуть руку Креспони; так и подвигались они вперед по мрачному коридору. Батайль невольно подумал о том, что если бы эти два человека, его спутники, убежденные демонопоклонники, знали, что он только прикидывается их собратом, чтобы выведать их тайны с самой предательской задней мыслью, его дело было бы плохо. Все семь храмов сообщаются между собой коридорами, прорубленными в скале. Но темен один только входной коридор, остальные освещены лампами, нещадно заражающими воздух вонью кокосового масла. Наконец добрались до просторного и освещенного зала, служащего притвором первого храма. Здесь было иного народа — туземцев, колонистов, европейцев; они стояли и ходили группами, разговаривали. Народ был самый разнокалиберный; был среди них даже протестантский пастор! Креспони, встречаясь тут с своими знакомыми, мимоходом сообщал им о Батайле, что он высший чин масонского египетского ордена, что он уже побывал у факиров на Цейлоне и в Пондишери и что, стремясь достигнуть совершенства, он теперь желает посвятиться в люцифериты. Публика любезно приветствовала Батайля, жала ему руки, поздравляя с благими намерениями. Подошедший в нему церемониймейстер спросил его, явился ли он только как любопытствующий гость, желающий осмотреть храмы, иди же намеревается принять участие во всех торжествах, какие на тот день были назначены? Батайль пожелал принять участие в церемониях. Тогда церемониймейстер сказал ему:
