Михаил Глибицкий - Изюм от Дон Хуана, или Велосипед для паралитика
С тех пор каждый раз, когда мы бывали в горах или в пустыне, ты даже не замечал, что бабочка всегда следовала за тобой. Так что в общем мы можем сказать, что для тебя союзник — это бабочка. Но я не имею в виду, что это бабочка в обычном смысле этого слова. Называть союзника бабочкой — опять-таки только способ говорить, способ сделать эту безбрежность вокруг нас понятной.
— А для тебя союзник тоже бабочка? — спросил я,
— Нет. То, как каждый понимает союзника, — это его личное дело.
Я заметил, что мы опять вернулись к тому, с чего начали. Он так и не рассказал мне, что представляет собой союзник на самом деле.
— Не стоит приходить в замешательство, — сказал он. — Замешательство — это настроение, в него можно войти, но точно так же и выйти. В данный момент нет возможности прояснить что-либо. Может быть, еще сегодня мы сможем рассмотреть эти вещи более детально, Все зависит от тебя. Или, скорее, от твоей личной силы.
* * *
— Ты почти сделал это, — сказал дон Хуан. Мы сидели на кухне у горящего очага. Я через силу выдавил из себя несколько замечаний, пытаясь вернуться в свое обычное состояние. В конце концов это мне удалось. Казалось, с меня внезапно спала какая-то пелена, и я вновь оказался в привычном состоянии заинтересованности и ошеломленности,
— Хорошо, хорошо, — сказал дон Хуан, погладив меня по голове. — Я говорил тебе, что подлинным искусством воина служит умение уравновешивать ужас и удивление.
Настроение дона Хуана было необычным. Он выглядел каким-то нервным, встревоженным. Казалось, он о чем-то хотел поговорить со мной. Я решил, что он готовит меня к объяснению магов и сам встревожился. В его глазах был странный блеск, который прежде я видел лишь несколько раз. Я спросил, что с ним. Дон Хуан ответил, что рад за меня и что как воин он разделяет радость побед окружающих его людей, если только это победы духа. Он добавил, что я, к сожалению, еще не готов к объяснению магов, потому что, хотя я и успешно решил задачу дона Хенаро, но не смог отразить его последнюю атаку и был почти мертв, когда дон Хуан лил на меня воду.
— Сила Хенаро была подобна приливу, который поглотил тебя, — сказал он.
— Разве дон Хенаро желает мне вреда? — спросил я.
— Нет, — сказал он. — Хенаро хочет помочь тебе, но сила может быть встречена только силой. Он испытывал тебя, и ты не выдержал испытания.
— Но ведь я решил его задачу, не так ли?
— Это ты сделал прекрасно, — сказал он. — Настолько прекрасно, что Хенаро решил, что ты способен к настоящей задаче воина. И ты почти выполнил ее. Но на этот раз тебя подкосило не индульгирование.
— А что же?
— Ты слишком нетерпелив и в тебе слишком много насилия. Вместо того, чтобы расслабиться и идти вместе с Хенаро, ты стал сопротивляться ему. Ты не можешь победить его. Он сильнее тебя.
Затем дон Хуан дал мне несколько советов относительно моих отношений с людьми вообще. Его замечания, в сущности, были переложением на серьезный лад недавних шутливых поучений дона Хенаро. Он был благодушно настроен и без всяких уговоров с моей стороны стал объяснять, что происходило во время двух моих последних приездов.
— Как ты знаешь, — сказал он, — главная помеха в магии — внутренний диалог: это ключ ко всему. Когда воин научится останавливать его, все становится возможным. Самые невероятные проекты становятся выполнимыми. Ключом ко всякому колдовству и магическому опыту, который ты пережил недавно, был тот факт, что ты смог остановить внутренний разговор с самим собой. В трезвом уме ты видел союзника, дубля Хенаро, видящего сон и видимого во сне, а сегодня был близок к тому, чтобы узнать о целостности самого себя. Это было задачей воина, и Хенаро считал, что ты ее выполнишь, потому, что к тому времени ты уже накопил достаточно личной силы. В прошлый твой визит я увидел очень важный знак. Когда ты приехал, я заметил, что союзник бродит вокруг. Я услышал его мягкие шаги, а потом увидел бабочку, которая смотрела, как ты выходил из машины. Союзник был неподвижен, наблюдая за тобой. Это было для меня наилучшим знаком. Если бы он возбужденно двигался вокруг, как это бывало раньше, словно недовольный твоим присутствием, то ход событий был бы совсем другим. Много раз я замечал союзника, недружелюбно настроенного по отношению к тебе, но в этот раз знак был верный, и я знал, что у него есть для тебя кусочек знания. Вот почему я сказал тебе, что у тебя назначено свидание со знанием, свидание с бабочкой, которое долго откладывалось. По какой-то непонятной для нас причине союзник предпочел явиться тебе в форме бабочки.
— Но ты говорил, что союзник бесформенный и что о нем можно судить только по его проявлениям, — сказал я.
— Верно, — ответил он. — Но союзник является бабочкой и для связанных с тобой наблюдателей — Хенаро и меня. Для тебя союзник — только проявление, ощущение в твоем теле, или звук, или золотые крупинки знания. Тем не менее, это остается фактом: избрав форму бабочки, союзник говорит мне и Хенаро что-то очень важное. Бабочки дают знание, они друзья и помощники магов. Именно потому, что союзник предпочел быть рядом с тобой бабочкой, Хенаро поставил на тебя так много.
В ту ночь твоя встреча с бабочкой, как я и предвидел, была для тебя истинным свиданием со знанием. Ты узнал зов бабочки, почувствовал золотую пыльцу на ее крыльях, но главное, в ту ночь ты впервые осознал, что видел, а твое тело узнало, что мы — светящиеся существа. Ты еще не полностью оценил это поразительное событие в твоей жизни. Хенаро продемонстрировал тебе со страшной силой и ясностью, что мы являемся чувством, ощущением, а то, что мы называем своим телом — это пучок светящихся волокон, наделенных сознаванием.
Прошлой ночью ты вновь находился под покровительством союзника. Когда ты приехал, я посмотрел на тебя и понял, что нужно позвать Хенаро, чтобы он смог объяснить тебе тайну видимого во сне и видящего сон.
— Все, что ты видел и чему до сих пор был свидетелем, было реальным и относилось этому миру, — сказал он. — Другого мира нет. Твой камень преткновения — это особая настойчивость с твоей стороны, и эту твою особенность нельзя вылечить объяснениями, поэтому сегодня Хенаро обращался непосредственно к твоему телу. Тщательный анализ того, что ты сделал сегодня, покажет тебе, что твое тело превосходно смогло объединить отдельные части мозаики.
Несколько минут мы молчали. Я ждал, что он заговорит. В конце концов я спросил:
— Дон Хенаро действительно заставил меня прыгнуть на каменный выступ?
— Это не был прыжок в том смысле, в каком ты привык его понимать. Повторяю тебе еще раз, что это только способ говорить. До тех пор, пока ты думаешь, что ты твердое тело, ты не способен воспринять моего объяснения.
Он насыпал на землю пепел возле лампы, покрыв участок примерно в два квадратных фута, и пальцем нарисовал диаграмму, состоящую из восьми точек, соединенных между собой линиями. Это была геометрическая фигура.
Диаграмма на пепле имела два центра. Один он назвал «разумом», а второй — «волей». "Разум" был непосредственно соединен с точкой, названной им «говорением». Через «говорение» "разум" косвенно был соединен с тремя точками: «ощущение», "сновидение" и «видение». Другой центр, «воля», был непосредственно связан с «ощущением», "сновидением" и «видением», но только косвенно с «разумом» и «говорением».
Я отметил, что диаграмма отличалась от той, которую я зарисовал в своем блокноте год назад.
— Внешняя форма не имеет значения, — сказал он. — Эти точки представляют человека и могут быть нарисованы как угодно.
— Они представляют тело? — спросил я.
— Не называй это телом, — сказал он. — На волокнах светящегося существа есть восемь точек. На диаграмме ты видишь, что главное в человеке — это воля, ведь она непосредственно связана с тремя точками: ощущением, сновидением и видением. И лишь во вторую очередь человек — это разум. Центр разума играет гораздо меньшую роль, так как соединен только с говорением.
— А что значат две другие точки, дон Хуан?
Он взглянул на меня и улыбнулся.
— Сейчас ты намного сильнее, чем тогда, когда мы впервые говорили об этой диаграмме, но еще недостаточно силен, чтобы понять значение всех восьми точек. Со временем Хенаро покажет тебе оставшиеся две.
— У каждого ли имеются все восемь точек, или только у магов?
— Можно сказать, что у каждого. Две из них — разум и говорение — известны всем. Так или иначе мы знакомы и с чувством, хотя и смутно. Но лишь в мире магов достигается знакомство со сновидением, видением и волей. Наконец на краю этого мира встречаешься еще с двумя. Сознавание всех восьми точек — это именно то, что приводит нас к целостности самих себя.
