Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
Юджи захотел перебраться в Шале Биркенвилд с подвального этажа на первый. Молодой человек, живший в комнате до него, любил повеселиться. Ванная изобиловала порножурналами, а бутылки ликёра можно было найти в любой части комнаты. Забавно было представить, что там будет жить Юджи. Марио взялся за покраску, девушки за уборку. Вечером мы с Марио пошли поесть пиццы. Похоже, он испытывал те же смешанные чувства, что и я. «Я вообще не понимаю, что происходит! Ничто не имеет смысла!» Я был полностью с ним согласен. Не сказать, что что-то шло неправильно, но жизнь рядом с Юджи постоянно несла в себе какой-то хаос.
Прошло довольно много времени, когда объявился индийский гуру из Цюриха. Он приехал в гости к Юджи на день, привезя с собой парочку чокнутых учеников и двадцать больших сумок с едой. Зрелище было более чем странное. Он уселся рядом с Юджи и снова начал кричать на всех присутствующих в комнате, периодически цепляя и Юджи. Он напомнил мне Распутина: действовал он так же безумно, как и выглядел. Как обычно, Юджи не реагировал. Минут десять я сидел в комнате, скрипя зубами, пока наконец Лакшми не повернулась и не сказала мягко: «Луис, тебе необязательно оставаться здесь». Смотреть на то, как этот псих крутится вокруг Юджи, орёт на него, трясёт его руку, было невыносимо. Я послушался её совета и весь остаток дня провёл в своём номере 601 за прослушиванием аудиозаписей.
На следующий день Юджи сказал, что его трясло, когда он проснулся, всё его тело вибрировало от энергии. «Я сплю максимум двадцать минут, а когда просыпаюсь, моё тело вибрирует. Что это?» — спросил он молчаливую спутницу Преподобного — единственного врача в комнате. Её молчание, поднятые брови и блаженная улыбка говорили сами за себя: «Понятия не имею!» На кассетах, записанных сразу после «катастрофы», он говорил, что по вопросам функционирования тела склонен больше доверять йогам, чем врачам. В зависимости от аудитории он мог сказать прямо противоположное: «Единственные, от кого я мог бы принять совет, так это от врачей, а на всех этих духовных ублюдков я посрать хотел!»
Я развёл бурную деятельность в моих новых апартаментах, рисуя, делая записи, слушая кассеты и бесконечно раскладывая пасьянс. Я всячески избегал комнаты 609, заглядывая в неё лишь на время короткого обеденного перерыва, а затем исчезал снова. «Ешь и беги!» Ощущение внутреннего удушья проявлялось даже физической болью в горле…
Раскладывай пасьянс.
Читай книгу.
Ешь шоколад.
Пей кофе.
Пиши.
Рисуй.
Думай, думай, думай…
Я предпочитал заниматься этим, а не сидеть наверху, бездельничая и гоняя по кругу мысли о том, чем сейчас занята Йогиня или как соблазнительно она в этот день выглядит. «Если вам нужна всего лишь одна вещь, вы обязательно получите её. Проблема в том, что вы хотите сразу десять разных вещей». Если бы я перестал думать о других вещах, у нас с ней всё было бы шикарно.
На несколько дней к Юджи приезжали Френчи и Дин — его давние друзья. В течение вот уже нескольких недель Френчи беспокоила боль в ноге, но врачи ничего не находили. Нога болела так сильно, что Френчи перестала ходить гулять. Однажды утром она сидела напротив Юджи, когда во время нашей «битвы» он решил «бросить» меня на пол. Крутанувшись на месте и пытаясь удержать равновесие, он приземлился руками аккурат на её бёдра. На секунду их глаза встретились, затем он отскочил назад и начал многословно извиняться.
— Мне очень жаль, мадам! Это всё он! — в шутку обвинил он меня.
Между тем больную ногу стало жечь. Ощущения были сильными и болезненными. Она шёпотом рассказала Дину о том, что с ней происходило. Ощущение жжения продолжалось ещё в течение некоторого времени, а потом исчезло совсем.
На следующий день Юджи настоял, чтобы она ехала в одной машине с ним. Оказалось, что это было их последнее совместное путешествие. В машине она как бы между прочим рассказала ему о случившемся. Он спросил её:
— А сейчас болит?
— Нет.
— Что произошло?
— Когда ты упал на мою ногу, её стало жечь, и с тех пор она не болит.
— Да, так и должно быть.
На следующий день он всем рассказал об исцелении ноги. Конечно же, он всё переиначил, превратив историю в шутку: «Эй! Это чудо! Святой Луис исцелил её!» Но мы-то знали, что было на самом деле.
Два года спустя она сказала мне, что до сих пор не может забыть его взгляд в тот момент, когда он опёрся на неё.
В день его переезда я появился в Шале Биркенвилд в 5.30 утра. Переезд к тому времени уже почти закончился. Юджи упаковал все свои вещи накануне, поэтому вся процедура заняла менее двух часов.
Утром я побеседовал с Робертом Гейссманом о ранних годах Юджи. Именно он организовал для Юджи первое и единственное публичное выступление в Саанене в 1967 году и арендовал тент у шале Пиффенинг для второго выступления, но оно было отменено из-за дождя. Его жена когда-то была близкой подругой мадам Скаравалли — первого организатора бесед Джидду Кришнамурти в Саанене. Когда Роберт с женой как-то пришли к ним на ланч, мадам Скаравалли сказала своей подруге: «Я не могу вам запретить приходить, но я была бы вам очень признательна, если бы вы больше этого не делали». Возможно, и самой Скаравалли было не слишком приятно отрекаться от подруги, но для жены Гейссмана это был просто удар, да и сам Гейссман так никогда и не простил им этого оскорбления. Давление «сверху» было слишком сильным. После этого случая люди Джидду Кришнамурти весьма недвусмысленно дали им понять, что не хотели бы видеть их снова.
— Они были, как нацисты! — зло сказал он.
Я спросил его, что его привлекло в Юджи, когда они встретились впервые.
— У меня было ощущение, что этот человек действительно что-то проживает.
Он сказал, что незадолго до «катастрофы» Валентину беспокоила устойчивость психики Юджи. Она предложила ему сходить к психиатру, но он отказался. В отличие от Джидду Кришнамурти, хрупкого во многих отношениях человека, Юджи был здоровым, как бык, и таким же упрямым. Возможно, именно поэтому он смог пережить тот шок, который испытала его система, смог «полететь», а не «двинуть кони». Многие из людей, знавших его во время «катастрофы», говорили, что он испытывал боли, его лицо часто становилось красным, его бросало в жар, голова и тело постоянно болели. Не один раз он думал, что это конец. За обеденным столом итальянец по имени Джованни Торкуи также рассказал свою историю Юджи. Ещё в юности он познакомился с Джидду Кришнамурти и забросил сулящую большие перспективы карьеру в Милане. После смерти Джидду Кришнамурти его всё больше стал интересовать Юджи. Он так описывал основное различие между характерами и восприятием двух мужчин: Джидду Кришнамурти был ярким светом, чьё учение можно было объяснить людям. Он был милосердным, красивым, элегантным и очаровательным. Юджи по-своему тоже был элегантным и красивым, но его учение или то, что он называл чёрной дырой, познать было невозможно. В случае с Юджи за его словами никого не было. Пустота, воплощением которой он являлся, действовала разрушительно по сравнению со сверкающими, полными обещаний речами Джидду Кришнамурти. «Живя в народе», Юджи оказывал на своих друзей немедленное воздействие. А весь стиль жизни Джидду Кришнамурти был театром, рассчитанным на публику.
На праздник Гурупурнима, считающийся благоприятным днём для поклонения гуру, к Юджи пришла индийская пара, знакомая с ним уже много лет. Они сказали, что у Юджи будет огромное количество энергии в тот день. Я не склонен верить подобным заявлениям, но впервые за долгое время я сидел рядом с ним с утра до вечера и у меня не возникло желания уйти. Пространство было словно наэлектризованным. Он попросил меня спеть несколько песен. В тот день приходили ещё несколько индийцев, кто-то спросил о значении и цели жизни. Обычно такие вопросы отметались сразу, а в тот раз он в течение всего дня давал серьёзные ответы. Я обратил внимание на необычное тепло, окружавшее его, и желтоватое свечение в атмосфере. Я и раньше замечал нечто подобное. Это не столько исходило из него, сколько окутывало всё рядом с ним.
Юджи подбил меня на второе интервью с Гейссманом, а ещё предложил поговорить с Денис Десьярданс — француженкой, проведшей много лет рядом с Анандамайи Ма. Денис каждый раз привозила ему красивый кашемировый свитер, который он носил в течение одного дня, а потом отдавал. Это была одна из его историй: «Ей было так обидно! Она привозила мне очень дорогой свитер из Шотландии, а я тут же его отдавал!» Она принимала его странное поведение, продолжая приезжать и снова привозить дорогущие свитера.
«Она так давно меня знает! И она провела много времени с Анандамайи Ма. Ты должен поговорить с ней», — сказал он, подойдя ко мне во время обеда и легко коснувшись моей руки. Такое прикосновение было редкостью. В то время я был привычен к более «активному» обращению. Когда он меня не метелил, его касание могло быть касанием ангела, лёгким прохладным ветерком.
