Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине
Никто не может не признать величайшего сродства сего квадрата с четвертым листом сей десятилистной Книги, которая прежде осуждения человека всегда была ему отверзта и вразумительна; но который ныне не может он ни читать, ни понимать иначе, как в продолжение времени. Также легко можно приметить очевидное подобие его с сим мощным оружием, которым обладал человек в первом своем начале, и которого трудное искание есть единственная цель временного его течения и первый закон осуждения его.
Еще более откроется в нем сходства с сим обильным средоточием, которое занимал человек во время своей славы, и которого никогда не узнает совершенно, доколе не войдет в него.
Да и воистину, что может нам лучше напоминать о высоком сане человека, в котором он находился в первобытности своей, как не сей квадрат? Сей квадрат есть един и единственный, равно как и радикс, которого он есть произведение и образ; место, в котором обитал человек, есть таково, что никакое другое сравниться с ним не может. Сей квадрат меряет всю окружность; человек в средине своей области обымал все страны вселенной. Сей квадрат составлен из четырех линий; место пребывания человека было означено четырьмя сообщительными линиями, простиравшимися к четырем главным точкам горизонта. Сей квадрат происходит из центра, и ясно нам изображается четырьмя музыкальными согласиями, которые точно средину занимают в гамме, и суть главные действователи всех красот гармонии. Престол человека был в самым центре Земель державы его, и оттуда он управлял седмью орудиями своей славы, которые выше сего я означил под именем седми дерев, и которые вздумается многим принять за седмь планет, но которые однако не суть ни деревья, ни планеты.
И так не можно уже сомневаться, что упоминаемый квадрат есть истинный знак сего места прохладного, которое известно в наших Странах под именем земного Рая, то есть, того места, о котором все Народы имели понятие, которое каждый из них представлял под разными баснями и аллегориями по мере своей мудрости, просвещения, или ослепления, и которого простенькие Географы от доброго сердца искали на Земле.
И так не должно дивиться великости преимуществ, приписанных ему в разных местах сего Сочинения, где токмо касалис мы его; не должно, говорю, удивляться, что как все Истины и все сведения происходят от единого Начала; эмблема же четверного числа есть совершеннейший оного Начала образ: то сия эмблема и может просветить человека в познании всех натур, то есть в Законах порядка невещественного, порядка временного, порядка невещественного, порядка временного, порядка телесного и порядка смешенного, которые суть четыре столпа здания: одним словом, надобно признаться, что кто может овладеть ключом сего всеобщего Знания, тому ничего скрытного не будет во всем, что существует; потому что сие знамение есть знамение того Существа, которое производит все, действует все и все объемлет.
Ключ всеобщего Знамения
Но сколь ни многочисленны преимущества, с оным соединенные, и сколь ни мощен путеводительствующий к нему сей Язык истинный и единственный; но известно, что теперь человек находится в таком несчастном состоянии, что не только не может достигнуть к мете, но ниже ступить раз по сему пути, ежели совсем иная, нежели его рука, не откроет ему входа и не поддержит его чрез все пространство поприща.
Известно также, что сия мощная рука есть сия самая Причина физическая, умная купно и действующая, коей око видит все, и коей силою поддерживается все во Времени; если же сии права ей одной принадлежат, то как же человек при толикой немощи своей и совершенно недостатке может в Натуре обойтись без таковой подпоры?
И так должен он паки признать бытие сей Причины и свою необходимую нужду в ее помощи к восстановлению своих прав. Равным образом должен будет признаться и в том, что когда единая она может удовлетворить совершенно его желания в обеспокоивающих его затруднениях, то первая и спасительнейшая должность его есть отказаться от своей немощной воли, равно как и от тех ложных блесков, которыми тщится закрасить злоупотребления оной, а положиться во всем на сию Причину мощную, которая ныне есть единственный его путеводитель.
Да и воистину, оной Причине поручено исправить не токмо те бедствия, к которым человек подал повод, но и те, которые он сам себе наделал; оная непрестанно назирает его и все прочие Существа вселенной, однако человек для нее несравненно драгоценнее; понеже он есть той же с нею сущности, и равно не тленен; понеже, словом сказать, из всех Существ, которые в соответствии с квадратом, они одни имеют два мыслить; а тленная сия Натура для них есть как бы ничто и сон.
Сколько ж усугубится его доверенность к сей Причине, в которой вмещаются все силы и могущества, когда сведает, что она знает превосходно сей Язык истинный и единый, который им забыт, и который должно ему с таким трудом опять приводить себе на память; когда сведает, что без сей Причины не может он узнать и первого основания сего Языка; а паче когда увидит, что она населяет и правит с полною властию сей обильный квадрат, вне которого человек не найдет никогда ни покоя, ни Истины.
Тогда не усомнится он, что приближаясь к ней, приближится к тому едиственному и истинному свету, которого должен желать, и что с нею найдет он не токмо все познания, о которых мы говорили, но еще и познание самого себя; понеже сия Причина хотя придержится источника всех чисел, однако везде возвещает себя в особенности числом сего квадрата, которое есть купно и число человека.
Для чего не могу я снять покрывало, которым облекаюсь, и произнести имя сей благотворной Причины, равно как и силу ее и превосходство, к которым желал бы я обратить внимание всей вселенной? Но хотя сие неизглаголанное Существо, ключ Натуры, любовь и радость простодушных, светильник Мудрых и даже тайная подпора слепых непрестанно поддерживает человека во всем его шествии так как поддерживает и направляет все происшествия во вселенной; однако, если бы я произнес имя, которое бы лучше указало его, то многие бы ради сего только не поверили его силам и всему моему учению; и так, открыв его явственнее, отдалился бы я от той цели, для которой я хотел привести его в почтение.
Почему за лучшее нахожу оставить сие проницанию моих читателей. Я весьма уверен, что не взирая на покровы, которыми я облек Истину, люди разумеющие могут ее понять, люди истинные могут ее возлюбить, и даже люди развращенные по крайней мере не могу не почувствовать ее; потому что все люди суть C - H - R.
Заключение
Вот вкратце те размышления, которые намерен я был предложить людям. Если бы не препятствовали мне мои обязательства, мог бы я более распространиться. Но и в сих немногих рассуждениях, уповаю, ничего я не представил такого, чего б не почувствовали они сами в себе, когда захотят только в себе же поискать и предостеречься от слепой легковерности, равно как и от торопливости в рассуждениях, от двух пороков, равно ведущих к невежеству и заблуждению.
И так, если мое собственное удостоверение и не послужит им доводом, при всем том я буду думать, что воззвал их к их Началу и к Истине.
В самом деле, сие не есть обманывать человека, когда представлять ему живо, в каком недостатке и бедности он находится, доколе привязан к вещам преходящим и чувственным; и показать, что из всего множества существ, окружающих его, он только и его предводитель обладают преимуществом мыслить.
Ежели он хочет в том удостовериться, пусть обратится в сем чувственом отделении вещейко всему, что окружает его; пусть спросит Стихии, для чего они, будучи взаимные враги, совокуплены для составления и существования Тел; пусть спросит у Растения, для чего оно растет; и у Животного, для чего но скитается по земной поверхности; пусть спросит даже у Звезд, для чего они светят, и для чего с начала бытия своего ни на минуту не переставали следовать своему течению.
Все сии существа, не внимая голову вопрошающему, станут продолжать в молчании свое дело, но ни мало не удовлетворят желанию человека; понеже деяния их немы, вещают только телесным глазам, но ничего не сказывают разуму его.
Пусть человек еще спросит и у того, что несравненно ближе к нему, то есть у сей телесной одежды, которую он с толиким трудом на себе носит; пусть спросит, говорю, для чего она соединена с таким Существом, с которым, по силе законов бытия его, никакого сродства не имеет. Сей слепой наружный образ не больше, как и оные Существа, объяснит его сомнение и равно оставит его в недоумении.
Есть ли состояние тягостнее и уничижительнее, как быть осуждену жить в такой Стране, где все существа обитающие чужды для нас, где речи наши не могут быть им внятны, где, наконец, человек, будучи против воли связан узами тела, которое ничего отменного пред прочими произведениями Натуры не имеет, влачит с собою повсюду сие существо, с которым не может иметь никакого обращения.
