Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине
Способ восстановления
В самом деле он заблудился, идучи от четырех к десяти, и не иначе может возвращаться, как шествуя от десяти к четырем. Впрочем, нельзя ему жаловаться на сие определение; ибо таков есть Закон, возложенный на все существа, обитающие в стране отцов и матерей; и понеже человек сошел в оную страну по своему хотению, то должен восчувствовать оного Закона и наказание. Сей Закон ужасен, я то знаю, но не может никак сравнен быть с Законом числа пятидесяти шести. Сей Закон страшен всем, которые ему подвергнутся; ибо они никогда не возмогут прийти к шестидесяти четырем, не восчувствовав всей его строгости.
Вот аллегорическое повествование о том, что был человек в его начале, и что он стал, удалясь от первого его Закона. Я старался сею картиною привести его к источнику зол его, и показать, хотя, правда, таинственным образом, средства к поправлению его несчастия. К сему я должен сказать, что хотя его и злого Начала преступления суть равно плоды злой их воли, однако надобно знать, что оба преступления весьма различного свойства, и, следовательно, не могут быть равному подвержены наказанию, ниже иметь одинакия следствия; ибо Правосудие уважает и разность мест, в которых преступления учинены. Человек и злое Начало имеют непрестанно пред глазами своими свой грех, но оба они не одинакую имеют помощь и не одинакое утешение.
Я прежде уже старался вразумить, что Начало зла само по себе не может ничего делать, как токмо пребывать в своей продерзкой воле, доколе не возвращено будет ему сообщение с Добром. Человек же, не взирая на свое осуждение, может удовлетворить самое Правосудие, примириться с истиною, и от времени до времени вкушать сладости, будто бы он некоторым образом от них не совсем отлучен.
Помощь, дарованная Человеку.
То однако истинно, что преступление и того и другого наказуется лишением, и наказания разнствуют только мерою. Но то еще истиннее, что сие лишение есть ужаснейшая казнь, и единая, которая может усмирить человека. Ибо худой есть способ вести нас к Премудрости помощию ужасного изображения телесных наказаний в будущей жизни; таковое изображение ничто, когда его не почувствуем. И сим слабым учителям нельзя иметь успеха, показывая нам в мысли только воображаемые ими мучения.
Ежели бы они постарались по крайней мере изобразить, какие терзания человек ощущает, когда учиняется злодеем, может быть скорее бы его тронули; ибо мы можем на сей земли иметь чувствование сего мучения. Но коль благополучие мгли бы нас сделать, и колико достойнее нашего Начала подали б нам мысль, когда бы сказали человекам, что сие Начало есть любовь, и наказывает человека любовью же; и будучи не иное что, как любовь, когда у них отнимет любовь, то ничего им не оставляет.
Сим-то способом просветили бы они и подкрепили человеком, и дали бы им восчувствовать, что нет ничего страшнее, как погубить в себе любовь сего Начала; ибо с того времени они находятся в ничтожестве. И поистине сие ничтожество, которое человек может ежеминутно испытывать, если бы оно представлено было во всем его ужасном виде, было бы для него действительнейшим и спасительнейшим возбуждением, нежели представление сих обычных мучений, которым человек, не смотря на учение сих кровожадущих проповедников, видит всегда конец, а никогда начала не видити.
Способы, данные человеку для его восстановления в прежнее состояние, сопряжены с весьма строгими условиями. Чем величественнее права, коих он лишился, тем более страданий должен он сносить для приобретения их. Сверх сего, подвергнувшись преступлением своим Закону времени, не может он избежать скорбных оного действий; ибо он сам себе противуположил препоны, содержащиеся во времени; Закон же не допускает то что-либо получить, как токмо по мере ощущения и преодоления оных затруднений.
С самой минуты его рождения телесного уже начинаются казни, ожидающие его; являются тогда все знаки постыдного греха его. Он рождается, как подлое насекомое, в бренности и нечистоте, рождается среди болезней и воплей матери своей, как будто постыдно ей показывать чадо свое на свете. Какое для человека поучение, что из всех в натуре находящихся матерей женщина одна с большею скорбию и опасностию рождает! Но едва он сам начинает дышать, уже заливается слезами терзается мучительными болезнями. И так первый его шаг в жизнь возвещает, что он пришел в мир страдать, и что он есть поистине сын беззакония и болезни.
Труды человека
Когда бы человек не учинился виновным, тогда бы рождение его было первое ощущение блаженства и мира. Воззрев на свет, стал бы прославлть сияние оного сладостным своим восторгом и воссылал хвалы к Начальнику своего блаженства. Не беспокоясь о законности своего происхождения, не сомневаясь о постоянности своей участи, вкушал бы все утехи; ибо знал бы ощутительным образом преимущества их. О человек! проливая горькие слезы о чрезмерности твоего преступления, которым столь страшно изменилось твое состояние. Ужаснись пагубного тебе определения, осуждающего твое потомство рождаться в мучениях и позоре, потомство, назначенное к единой славе и неколебимому блаженству.
С самого начала стихийного течения состояние его уже становится час от часу ужаснее; ибо тогда он старадает только телом, но предлежит ему еще страдать мыслию. Тело его, коим он обложен, уже подвергнуто действию стремительных стихий, прежде нежели получило малейшие силы к сопротивлению: равно и мысли его угнетаемы бывают в том возрасте, когда он еще не приобучил своей воли; следовательно, легко впадает в заблуждение, которое чрез тысячи стезей проходит с самого еще зародыша, и заражает дерево в самом его корне.
Двойное действие тела человеческого
Из сего явствует, что сие вещественное тело, которое мы носим, есть орудие всех наших страданий. Оно то, грубостию своей ограничивая нам взор и все наши способности, содержит нас в недостатке и мучении! Я не могу теперь не признаться, что сопряжение человека с сею грубою одеждою есть та казнь, коей преступление его подвергло на время; ибо мы видим, сколь ужасные производит оно действия с начала его облечения во оное до того времени, как совлечется ея; и чрез него-то начинаются и продолжаются испытания, без коих он не может восстановить отношений, которые имели со светом.
Но хотя сие вещественное тело погружает нас во мрак, должно признаться, что оно же служит нам защитою и предохранением прошиву опасностей, нас окружающих, и что без сего щита мы были бы подвержены большим опасностям.
Сие есть мнение мудрецов всех времен. Первое их упражнение состояло в непрестанном соблюдении себя от представляемых сим телом мечтаний. они презирали его; ибо оно есть презрительно по своей сущности; они страшились его, видя, в какую пагубу оно ведет, и совершенно знали, что оно есть дорога к заблуждению и лжи.
Но опыт научил их, что тело тако ж есть орудие, чрез которое проходят в человека познания и лучи Истины: они чувствовали, что мысль не нам принадлежит, и наши идеи отвне входят в нас, и следовательно проходят чрез тело; в чем чувства наши телесные суть главные пособники.
Происхождение Материализма
Сие мнение привело человека, по его скорости и легкомыслию, в пагубные заблуждения, от которых родились в его воображении чудные и странные идеи; из сего, говорю, мнения Материалисты почерпнули уничижительное мнение о чувствованиях, поставляющее человека ниже скота; понеже сей, подстрекаем будучи единым токмо побуждением, неспособен заблуждаться; но человек, находяся в противоречиях, может по их мнению вдаваться спокойно и без разбору всякому побуждения, действующему на него.
Но ежели следовать тому свету Правосудия, которой мы уже признали в человеке, то нельзя нам принять сего уничижительного мнения. Мы доказали, что человек управляет сам собою, и отдает сам себе отчет в своих делах. Я не допущу теперь похитить у него преимущества столь знатного, которое возвышает его над всеми тварями.
Система о чувствованиях
Ничто меня не удержит удостоверить мою собратию, что сия искусно вымышленная хитрость весьма способна совратить их и удалить от пути. Всякой путешествователь придет в отчаяние, когда встретит две дороги в противные стороны, и к незивестной цели ведущие; но рассмотрев с примечанием путь, уже им совершенный, и вспомня, от коей точки начал путешествие и к которой стремится, может быть он рассудит лучше, и изберет правый путь. Когда же кто-нибудь, представ пред него, скажет, что бесполезно он трудится в изыскании истинной стези, то всякая дорога, встретившаяся ему, приведет равно к той же цели, и что он может без разбору вступить на ту, или на другую: тогда путешествющий в большее впадет недоумение, нежели как он был принужден советоваться с самим собою; ибо не может он не видеть, что сии обе дороги противоположены друг другу; и тотчас восчувствует, что даваемые ему советы подозрительны, и что ему ставятся сети.
