Бхагаван Раджниш (Ошо) - Секрет. Беседы о суфизме
Демократия означает, что у каждого есть право думать по-своему, жить по-своему. Демократия означает, что правительство не будет навязывать всем свою собственную идеологию, что правительство будет воздерживаться от вмешательства в свободу граждан.
То, что я говорю, то, кем я являюсь, не имеет никакого отношения ни к нему, ни к его правительству. Но именно так происходит с любым политиком: когда у него нет власти, он рассуждает о демократии, а когда он оказывается у власти, он превращается в фашиста. Морарджи Десаи – это еще одна иллюстрация к известным словам лорда Актона: «Всякая власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно». Всего за полтора года он совершенно забыл о демократии? Но так бывает всегда.
Это странное явление – то, что власть меняет людей. Но мое собственное наблюдение таково, что на самом деле власть их не меняет, а только раскрывает. Она выносит на поверхность все то, что есть подлинного в их существе. Пока человек не обладает властью, он не может быть фашистом, ему приходится скрывать эту свою особенность. Он не может быть высокомерным, ему приходится создавать вокруг себя некую видимость, чтобы никто об этом не узнал, – иначе он никогда не пробьется к власти. А как только он получает власть, это становится ненужным – он больше не боится людей, теперь власть в его руках. Теперь он может делать то, что всегда хотел делать, но не мог.
Морарджи Десаи все время был настроен против меня. Этот конфликт продолжается, по меньшей мере, пятнадцать лет, но поскольку он не был у власти, он не мог ничего поделать. Теперь он у власти, и поэтому живший внутри него фашист выходит наружу.
Группа бывших одноклассников встретилась и беседует о былых временах. Один из них, известный политик, говорит: «Когда я был маленьким, я хотел стать пиратом».
«Я рад, что одному из нас удалось воплотить свою мечту в жизнь», – отвечает другой.
Политика – это последнее прибежище негодяев.
Почему люди стремятся к власти? Где-то в глубине их существа таится огромное желание господствовать, поэтому они и стремятся к власти. Так что, естественно, когда у них появляется власть, они хотят господствовать – они хотят господствовать надо всем, что происходит.
Моя работа не является политической, ни в коей мере. Почему он должен беспокоиться о моей работе? То, что я делаю, – это нечто психологическое. Это не его дело, но власть хочет проявить себя. У него всегда было очень сильное желание помешать моей работе, но до сих пор он был не в состоянии этого сделать. Теперь у него есть такая возможность, и он не может противиться искушению.
Однажды, когда я начал критиковать Махатму Ганди, он захотел, чтобы мне запретили въезд в его провинцию, Гуджарат – даже въезд, – но не смог этого добиться. Теперь он у власти, и уже пятнадцать лет в его сердце существует эта рана, связанная со мной. Но его неприязнь – вовсе не критерий. Если он испытывает неприязнь, он волен ее испытывать. Мое собственное ощущение таково, что он не понимает, чем я здесь занимаюсь.
Во-первых, у меня нет никакой жизненной философии. Все, чему я учу моих людей, это жить без всякой жизненной философии – просто жить! Я учу жизни, а не жизненной философии!
Во-вторых, я не проповедую никакой доктрины, никакой догмы. Я не учу мышлению. Напротив, я учу моих людей тому, как жить без мыслей, как не погружаться в мышление, как уйти из мира мышления, стать совершенно безмолвными, так чтобы ни единая мысль не проплывала у вас в уме. Когда экран ума совершенно пуст, когда проектор мышления прекратил свою работу, возникает медитация. А медитация – это дверь к Богу.
Я здесь не учу людей думать. Это не школа философии. Я не пытаюсь сделать ваши умы лучше. Это не то место, где совершенствуют ум и приобретают знания, – это место, где отбрасывают весь ум и все знания. Это место, где вы учитесь тому, как стать не-умом. Я учу не-уму.
Поэтому у меня такое ощущение, что он совершенно не понимает, что здесь происходит. Но он очень предубежденный человек и думает, что он знает. Он думает, что знает все, что следует знать.
А знает он лишь то, как играть в политические игры, и ничего больше.
Ты говоришь: он заявил, что «ему не нравится твой образ мышления, твоя жизненная философия и твоя работа. Он также выразил сильную неприязнь к нашему ашраму и его деятельности».
Он одержим мною и моим ашрамом. Почему у него должна быть такая сильная неприязнь ко мне и моему ашраму? Ему, наверное, снятся ужасные кошмары обо мне и моих людях. Наверное, в его снах вы делаете медитацию Кундалини и Хаотическую медитацию. Эта неприязнь показывает, что где-то в глубине души существует «приязнь». Эта враждебность показывает, что где-то в глубине души он заинтересован. Если вы так сильно кого-то ненавидите, это указывает на то, что этот человек вас привлекает, притягивает.
И мне известна причина этого притяжения. Он не может сюда прийти из-за своего высокомерия, но его тянет. Всю свою жизнь он пытался медитировать – и потерпел неудачу. Отсюда это притяжение. Он хочет медитировать, но из-за своей эгоистической жизненной позиции не может прийти сюда в качестве ученика, не может прийти учиться. Это трудно.
Но притяжение есть, а всегда, когда вас что-то привлекает и существует помеха, притяжение превращается в отвержение. Когда любовь начинает подавляться, она превращается в ненависть. Ненависть – это не что иное, как любовь, делающая сиршасану, – любовь, стоящая на собственной голове. Он испытывает огромное притяжение, и именно поэтому он все время выступает с заявлениями обо мне, все время меня критикует, причем без малейшего понимания.
Лишь несколько дней назад он заявил где-то, что хочет назначить комиссию для расследования деятельности моего ашрама, этой коммуны, но при этом он сказал: «Это не принесет пользу Раджнишу и его работе». Ну, и что же это будет за комиссия, если он уже решил, что она будет не в пользу ашрама? Комиссия означает непредвзятое расследование. Если решение уже принято, если он уже пришел к заключению, что это не поможет моей работе, что это ей повредит, что же это будет за расследование?
Так же он поступает и с другими людьми, с Индирой. Он принимает решение, а затем создается комиссия. Эта комиссия лишь производит ряд пустых телодвижений, выводы уже сделаны. Комиссия должна лишь создать видимость правосудия.
Приверженец демократии так не поступает. Так поступает фашист.
Единственная надежда в том, что он очень стар… Хорошо, что он не молод, иначе наша страна страдала бы очень долго.
Индийцам очень трудно придерживаться демократии, потому что Индия веками жила очень по-фашистски. Индусский ум – это фашистский ум. Индусский ум верит в то, что индусы – самые чистые в мире, что они высшие, что они – самые религиозные в мире люди, что Бог избрал их, что их страна – не просто часть суши, а божественная земля, и их священные писания – не обычные писания, подобные писаниям других религий, а что они написаны самим Богом.
Индусский ум – это фашистский, а не религиозный ум, и с таким отношением индусский ум просуществовал, по меньшей мере, пять тысяч лет.
Он всегда подавлял угнетенных, бедных людей – их не считают людьми. Их называют неприкасаемыми, к ним нельзя даже прикасаться. И к ним не только нельзя прикасаться – даже прикосновение их тени для индусского ума недопустимо. В древние времена, когда по улице шел неприкасаемый, он должен был кричать: «Я иду по этой улице. Пожалуйста, отойдите от меня». А иначе, кто знает? Даже если вас заденет его тень, вам придется совершить омовение, вы должны будете очиститься. И, естественно, если вам придется снова совершать омовение, если вам придется лишний раз вернуться к реке и проделать весь ритуал, молитвы и тому подобное и затем выполнить очищение, кому это понравится?
Неприкасаемых даже убивали – просто потому, что их тень упала на брамина, представителя высшей индусской касты. Их убивают даже и в наши дни.
С тех пор, как Морарджи Десаи пришел к власти, за эти полтора года было убито больше неприкасаемых, чем за тридцатилетнюю историю свободной Индии. Их дома поджигают прямо сейчас, в наши дни, в двадцатом веке. С людьми обходятся как со скотом, и даже не как со скотом, а хуже. С людьми поступают как с вещами. Людей сжигают и убивают, их женщин насилуют только по одной причине: просто потому, что они неприкасаемые.
Индусский ум раздражают всякие мелочи. Если неприкасаемый хочет войти в храм, ему это запрещают. Если он попытается, его убьют. И это люди, считающие себя религиозными, – даже в храме нет демократии.
Если неприкасаемый идет за водой, ему запрещено брать воду из общественного колодца, потому что колодец станет нечистым. Если неприкасаемый хочет, чтобы его дети учились в одной школе со всеми, возникают трудности, и так далее, и тому подобное.
Таким образом, индусский ум раздражают разные мелочи, индусы всегда были фашистами. А Морарджи Десаи – индусский шовинист.
