За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна

— Ты хочешь её воспитать?

— Да. Даже если её будут забирать, сделаю всё так, чтобы она осталось со мной. Она для меня сейчас самый близкий и родной человек.

— Ютиш, а что же всё-таки было с тобой?

— Ты сам возвращаешься к этому вопросу, значит выслушаешь всё. Я, мил человек, жил на Земле не единожды. Где только я не побывал и кем я только не был! Я прошёл и нищету, и богатство. Я познал и боль, и разочарование, мне знакомы и счастье, и любовь. Я был на вершине славы, и был втоптан в грязь… На Земле я прожил девять раз.

— О!

— Да, да. Ты не ослышался — девять раз. И не удивляйся более, что я вижу тебя насквозь, я не знаю лишь самое твоё сокровенное. У меня богатый опыт жизни. Я говорил тебе уже об этом. Но продолжу: когда я шёл на Землю в последний раз, я выбрал себе самую сложную из всех прожитых судеб ранее. Я устал скитаться, мне хотелось определиться, обрести счастье и жить. У меня сильно развита интуиция, так что все ловушки и западни я обходил, если уж не с легкостью полёта птицы или веяния ветра, то и без особого труда. Всё складывалось хорошо: я встретил девушку, полюбил её. Она стала мне женой, подарила мне прекрасных сыновей-погодок. Далее шёл самый опасный этап в моей жизни, полный искушений и соблазнов, пройдя через который, я обрёл бы всё желаемое. Но … жизнь распорядилась иначе. По глупости во хмелю поспорил с приятелем в каком-то кабаке: он-де не сможет так просто ударить ножом человека… Оказалось — смог… Рана была смертельной, а муки недолгими.

— Ютиш, но ты же не сам оборвал свою жизнь! Это была случайность. Почему же ты так наказан?

— О, Николай, как ты ещё не опытен! На мне было много всего плохого от прошлых жизней. Были пороки и привычки, от которых я так и не успел избавиться, а здесь они вновь возобладали надо мной.

— Я знаю, что порок и дурные наклонности должны преодолеваться человеком на Земле в плотном теле, потому что с ним уходит то, что губило его. Если только в теле же и преодолеешь тягу к пороку…

— Послушай-ка, мил человек, да я недооценил тебя! Ты не так наивен, как мне показалось. Скажи, откуда такие познания, ведь ты недавно здесь, в чём сам признался?

— Я учусь в Синоде Духовного Образования.

— О! И на каком же ты уровне?

— Перешёл на седьмой, — ответил я спокойно.

— И это всего за год с небольшим? Ну ты, мил человек, далеко пойдёшь. Нечасто такие люди встречаются.

— Перехвалишь, Ютиш, не надо… — отшутился я на сказанное мне.

— Так не бывает: «Перехвалишь». Знание либо есть, либо его нет. Вот что я тебе скажу: если по окончании Синода предложат учиться дальше — не отказывайся. Иди дальше, не останавливайся на достигнутом, постоянно совершенствуй себя. В этом прогресс Вселенной.

— Я и не думаю оставлять учёбу. Мне она в радость. Так что буду учиться дальше, вот только немного развеюсь…

— Отдых тоже дело нужное. Да, что ещё хотел сказать, раз уж к слову пришлось… Николай, я только здесь, в уединении, понял, как низко опускается человечество, и как долго ему идти ещё, падая в вопросах морали! Но со временем начнётся возрождение! Как же мучительно это будет для тех, кто прокладывать будет путь следующим поколениям. Такие люди будут подобно мне, изгоями в обществе, непонятыми в их чистых стремлениях и помыслах к великому и возвышенному.

— Я думал над этим, Ютиш, и готов согласиться с тобой, что прозрение к людям придёт увы не скоро!

— Николай, если б знали люди, что главное для человека не его плоть, а его дух, они бы меньше заботились о ненужных благах! Стало быть, намного меньше соблазна и пошлости. Плоть?! Ненасытная оболочка, поражающая и уничтожающая.

— Я не совсем с тобой согласен, она и совершенствует дух, укрепляет его…

— Да, так-то оно так… Если только человек высокоорганизован, а не уподобляется животному, стремясь удовлетворить любую плотскую похоть. Но мы не будем спорить. Ни к чему! Мы и без лишних объяснений поняли друг друга. Ты согласен?

— Конечно, да!

— Знаешь, Николай, я давно ни с кем не был так откровенен. Рядом с тобой мне легко, и я предлагаю тебе нечто вроде сделки. Конечно, это шутка. Я хочу, чтобы ты остался на некоторое время у меня. Погости. Потолкуем. Что знаю я, научу; может и мне будет чему научиться у тебя. Как ты на это смотришь?

— Ютиш, я принимаю твоё предложение и остаюсь у тебя.

— Что ж, добро пожаловать!

У Ютиша я провёл более двух недель. У нас было много общего. Каждый по-своему был одинок, и каждый в чём-то искал и находил успокоение. Как-то Леонора уснула за столом — пока Ютиш ходил за своим излюбленным напитком, она, прислонившись к стене, заснула.

— Устала, малышка, — сказал нежно Ютиш, осторожно беря её на руки.

— Чем-нибудь помочь тебе, Ютиш?

— Разбери её кроватку, — и он пропустил меня вперёд.

Я снял и сложил аккуратно покрывало, расправил тоненькое лёгкое одеяльце из красивой материи и положил небольшую подушку. Уголок наволочки был расшит затейливым золотистым узором, подобный узор я видел в первый день на рубахе Ютиша. Пока я возился с постелью, Ютиш держал девочку на руках, потом он попросил:

— Помоги мне, сними башмачки.

И вот уже малышка спит в кроватке, а мы с Ютишем вышли в сад. Дверь в дом была приоткрыта, на что Ютиш сказал мне:

— Вдруг проснётся, чтоб услышать, если будет звать. А иногда она, бывает, во сне плачет, помочь просит. Разбужу её или сама проснётся, стану спрашивать, что ей снилось, говорит: «Не помню», а сама дрожит, что листок на ветру. Знаю, не договаривает она мне, да я ничего не могу поделать, не проникну же я в её сны…

— Ютиш, а я ни разу здесь не видел снов. Почему?

— Ещё не пришло, значит, время.

— А ты видишь сны?

— Вижу, но не часто. До встречи с Леонорой мне снился один и тот же сон, с тех пор ничего более не вижу.

— Ютиш, значит ли это, что ты перестал во время сна выходить и чем-либо заниматься?

— Ты знаешь об этом?! Хотя да… Синод… Не знаю, Николай, я сейчас птица подневольная. Да и вообще видения во время сна нечасты. Этого достигают немногие… Бывает, во сне приходят откровения, вот как мне о Леоноре… К тому же выход во сне — это не совсем точно сказано. Скорее, некое раздвоение.

— Да, я согласен с тобой, просто не совсем точно выразил свою мысль. Но такое раздвоение проходят только сильные духи, а когда приходят откровения — это просто эпизод из будущего прокручивается. Во время сна на человека легче воздействовать, поэтому они и приходят как бы во сне.

— Ты хочешь сказать, что приход откровений и раздвоение — различны по природе происхождения?

— Да, это так.

— Николай, вот что значит нежелание учиться! Я не знал об этом. И всё по глупости своей. Была возможность учиться, да спесь обуяла. Я же сильный, у меня большой опыт жизни, зачем мне знать ещё что-то, мне уже известного хватает… А зря… Я только теперь, в уединении, очень много осознал.

— Это же прекрасно, Ютиш! Значит, не зря тебе дано было такое наказание. Оно пошло тебе на пользу.

— В этом ты, мил человек, прав. Только что проку в том, что я так много осознал и во многом покаялся. Мне ещё столько лет тянуть определённую мне узду. Знаешь, страшно становится, когда думаю об этом. Одно утешение сейчас — Леонора.

— Ютиш, а ты не думал, что это тебе нечто вроде награды? И в то же время — утешение…

— Думал… И благодарен Всевышнему за Леонору и за тебя тоже.

— А я-то при чём?

— Ты? Ты на многое мне глаза открыл. За многие годы я впервые по нормальному говорю с человеком и не боюсь получить оплеуху.

— Значит наша сделка состоялась? — попытался пошутить я, видя, что Ютиш впадает в плохое расположение духа, наверное от нахлынувших воспоминаний. И шутка возымела действие.

— Значит, сделка, говоришь?! Состоялась, мил человек, состоялась, — и он по-братски обнял меня за плечи. В короткий миг я заметил, как увлажнились его глаза, и в них блеснула благодарность.