Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику
— Она святая!
— Это ангел!
Восклицания сливаются в единый блаженный стон. Блаженный стон переходит в стон безвозвратной утраты и отчаяния. Священник пускается наутёк. Кто-то из толпы следует за ним вдогонку. Стоя поодаль, за происходящим наблюдает человек невероятных размеров. Он устремляет вверх тяжелый, пронизывающий, сверлящий взгляд и делает легкий взмах рукой. Жест получается какой-то неоднозначный.
Горы… Какие они красивые с неба… Если это и есть смерть, то это и есть то единственное, к чему следует стремиться всю жизнь.
Ира открыла глаза, пытаясь понять, кто она и где. Ее тело все еще приятно вздрагивало от неземных ласк пламени. Что-то до ужаса противно верещало где-то в изголовье. «Телефон», — почти сразу (и двадцати звонков не прозвякало!) догадалась Ира, и даже, хоть и с трудом, но вспомнила, что в таких случаях обычно делают.
— Алло…
— Ну наконец-то! Дрыхнешь?
— Уже нет.
— А Люся, между прочим, бутербродов с семгой принесла, — «тонко» намекнула Наташа.
— Вау! Наташ, я быстренько в душ и сразу к тебе.
— Давай, ждем.
Под струями горячей воды мысли стали приходить в порядок. Однако в сознании продолжала оставаться какая-то несостыковка.
— Так… хорошо… понятно… Сожжение на костре — это сон. Это однозначно. Но… снег, отключение света, поездка с Игорем всей толпой куда-то в горы, в гости к… кажется Аристарх Поликарпович… хм… имя-то какое редкое… Тоже приснилось?
Горячая вода мощной струей била по телу. Ира разговаривала сама с собой вслух. Послышался настойчивый стук в дверь и Наташин недовольный бурк:
— Ирка! Ну, ты скоро?
— Иду-иду!
Иришка выключила воду, наскоро вытерлась, завернувшись в полотенце, просочилась в комнату, быстренько оделась и впорхнула в соседнюю квартиру.
— Привет, девчонки!
— Ты сегодня какая-то не такая, — заметила Люся.
— Девчонки, у меня что-то с головушкой не то, — улыбнулась Ира.
— Во-во, я тебе давно намекаю!
— Наташ, я серьезно.
— И я серьезно.
— Да нет, я не о том. Тут действительно что-то странное.
— Ир, что-то случилось? — Люся выглядела гораздо взволнованней, чем предполагал Иришкин саркастичный тон.
— Да не так, чтоб уж совсем случилось… Я понять не могу: что мне снилось, а что на самом деле произошло.
— Это как? — Наташа застыла в немом замешательстве.
— Ну… как меня на костре сжигали… то, что это мне приснилось — в этом я уверена… — Ира задумалась. — Почти уверена… — добавила она как бы самой себе.
— Как это «ПОЧТИ уверена»? — не поняла Люся.
— Ну… я… в этом уверена потому, что на самом деле этого быть не могло, потому что не могло быть в принципе.
— Так почему же «ПОЧТИ»? — не унималась Люся.
— Понимаете, уж слишком все настоящее было, вплоть до тактильных ощущений.
— Ужас! Ты что, и ожоги чувствовала? — Наташкины глаза округлились.
— Девчонки! Вы себе представить не можете, какое оно нежное, какое оно ласковое! Пламя! Да это описать невозможно! У меня все клеточки до сих пор вибрируют.
— Ирка! Ты точно с катушек съехала! С мужиком чаще спать надо!
— Да нет, это не то… — Ира тщательно, но тщетно пыталась подобрать слова.
— То, то! — подхватила Люся. — Вон хотя бы Игорь Александрович твой, как круги вокруг тебя наматывал! Хоть бы раз за пять дней…
— Стоп! За пять дней!!!??? С этого момента, пожалуйста, поподробнее, — Ира резко оборвала Люсю, но затем ее речь замедлилась. Она переводила взгляд с Люси на Наташу и с Наташи на Люсю так, как будто прикидывала, что могут такого знать они, чего не помнит она. Подруги, в свою очередь, смотрели на Иру с полным недоумением.
— Послушайте, — голос Иры наполняла обреченность, — снег шел?
— Шел… — девчонки отвечали дуэтом, одновременно пытаясь что-то понять.
— Свет вырубали?
— Вырубали…
— Игореха нас на своем джипе увозил?
— Да… увозил…
— Куда-то в горы, к кому-то в гости?
— Ну да!
Наташа стала терять терпение, а Люсе почудился розыгрыш.
— А хозяина дома как звали?
— А-Аристарх… — промямлила Наташа.
— Поликарпович, — подхватила Люся.
— Значит, не сон, — сама себе сказала Ира.
— Ирка! Что происходит? — потеряла терпение Люся.
— Да понимаете, как на костре сжигали — ну реальнее некуда, а вот эта поездка по снежной ночи, словно смутный-смутный сон. И, что самое интересное, я не помню, чтобы мы там почти неделю провели. Понимаете, как приехали, смутно, но помню, как чай пили, тоже смутно, но тоже помню, как вы все спать легли, а мы втроем остались и всю ночь проговорили… А дальше: ни как я спать легла, ни остальное время, ни как домой вернулись — ничего не помню, даже смутно.
Люся и Наташа от души хохотали. Им, почему-то, Иркина амнезия показалась забавной, а впрочем, вид у нее и впрямь был комичный.
— Еще бы ты что-то помнила! — Наташа запихала в рот очередной кусочек семги. — Целыми днями дрыхла, а по ночам заумь с Аристархом Поликарповичем. У меня от ваших бесед мозги в трубочку заворачивались…
— Ага, и глазки слипались, — добавила Люся.
— Девчонки, а там такой громадный пес был?
— Был.
— А огромный кот?
— И кот, был.
Все пять дней сочинского стихийного бедствия компания провела в полном улете — целыми днями летали на полиэтиленовых пленках с горки. Веселились от души. Только Ира это все проспала. Вставала она к вечернему чаю, а утром ее никто не видел. При этом подверглись констатации отчаянные ухаживания Игоря Александровича за полуночницей, по всеобщему мнению, ответа у последней не получившие. Беседы с Аристархом Поликарповичем? С тем же успехом они могли говорить по-китайски — понятно было бы ничуть не меньше, а может, даже и больше (это съязвила Наташа). Что еще? Уехали вечером пятого дня, когда город засиял огнями. Правда, увозил их не Игорь Александрович всем скопом, а в два захода Наташин муж Вадик, который вернулся из командировки и последние два дня провел с ними.
В общем, «свидетельства очевидцев» Иру разочаровали. Девчонок занимали собственные яркие впечатления, а происходящее с Ириной для них осталось за кадром. Видели они ее не более часа в сутки, что их совершенно не огорчало и не интриговало.
Вернувшись от Наташи, Ира критично просмотрела все сделанное до отключения света, и принялась отправлять файлы по электронке. И с чего бы это сон с явью перепутались?
Впрочем, Ира нашла для себя объяснение. За последние три месяца на нее свалилось столько работы! Притом она с каждым днем неуклонно прибывала и прибывала! В конце концов, у Иры закралось подозрение, что все дизайнеры города Сочи, как минимум, а может и всего Краснодарского края, резко вымерли, и она осталась в качестве последнего экземпляра исчезнувшего вида. Перед самым стихийным бедствием ей и вовсе почти не приходилось спать больше недели. Видимо, перенапряг и сказался.
Поиски объяснений странностей собственного восприятия реальной и приснившейся действительности постоянно перекрывали яркие картины ее сожжения, а кроме того, в ней аж бурлила непреодолимая жажда хотя бы нащупать реальные, совсем недавние события, которые больше походили на неясный смутный сон. Но что-то в этом «сне» существовало такое… до боли интригующее… и это непременно и мучительно хотелось вспомнить. Ира взяла мобильник и отыскала в «Контактах» «Николаев».
Как только зазвучала «Шутка» И. С. Баха, сердце Игоря Александровича гулко забилось где-то сразу везде, а когда надпись на экранчике подтвердила его догадку о личности абонента, на ум пришли строки из школьного Маяковского: «…берет — как бомбу, берет — как ежа, как бритву обоюдоострую…». Подобные чувства от Ириных звонков никак не хотели его покидать вот уже много лет. Видимо потому, что звонила она крайне редко лишь в случаях крайней производственной необходимости. Поскольку таковая в данный момент отсутствовала, ощущение крайней взволнованности посетило Игоря Александровича с удвоенной, если не с утроенной силой.
— Да, я слушаю…
— Игорь, мне нужно тебя увидеть.
— Где? Когда?
— Все равно.
— Можешь прямо сейчас подъехать ко мне в офис?
— Да.
— Жду.
Сердце билось где-то сразу везде уже за пределами плоти. Голову сдавил стальной обруч. Игорь Александрович непринужденно улыбнулся своему собеседнику:
— Ну вот. Легка на помине. Это звонила дизайнер, о которой я тебе только что рассказывал.
— Насколько я понял, она сейчас подъедет?
— Да. Только это «сейчас» наступит часа через полтора. Путь ей неблизкий и как раз через самые гиблые пробки.
При упоминании о пробках собеседник Игоря Александровича с пониманием воздел взгляд к небу, тяжело вздохнул и твердо заявил: