Секс и судьба - Хавьер Шико
В дурных предчувствиях прошли пять дней, когда Немезио позвонил «донне» Марсии, высказываясь более ясно и прося её разрешения на личную встречу с ней во Фламенго утром следующего дня. Зная, что Клаудио не сможет уйти из больницы, он настоял в разговоре с собеседницей, чтобы она разрешила ему посетить её. Марина была в печали. Он планировал отвезти её в Петрополис, чтобы сменить обстановку, увидеть новые пейзажи. Малышка впала в прострацию после всех жертв, которые потребовала от неё его усопшая супруга. Он рассчитывал воздать должное её преданности теми несколькими днями, которые они проведут в горном климате, но для этого ему нужно было переговорить с её семьёй, выстроить планы на дальнейшее.
Стремясь выказать семейную респектабельность, «донна» Марсия спросила, поедет ли также и Жильберто, словно боялась какой-либо новой нежелательной и преждевременной связи между молодыми. Но охваченный страстью в молодой женщине, Немезио был неспособен проникнуть в тонкости супруги Клаудио, которая выражалась подобным образом, чтобы быть в его глазах строгой хранительницей семейных добродетелей. И госпожа Ногейра, ожидая, что примет Жильберто в качестве своего зятя, и не догадываясь о близости, существовавшей между её дочерью и Торресом-отцом, не рассчитала всех последствий изливавшейся аттестации нравственной гарантии, которую Немезио автоматически предоставил ей, прося оказать ему доверие.
Пусть она будет спокойной, девушка поедет исключительно с ним и гувернанткой. Никто более.
«Донна» Марсия похвалила инициативу и поблагодарила его.
Но даже в этих условиях встреча была намечена лишь на следующий день.
В указанный момент я сопровождал Немезио во Фламенго, словно следя за опасным составляющим перед тем, как добавить его в целительный процесс.
Мать Марины не забыла о деталях доброго тона, касающегося траура, который постиг Торресов: скромные украшения в гостиной, голубая гортензия, кофейный сервис в фиолетовых тонах.
Торговец был приятно удивлён. Приветствуя гостеприимного, элегантно одетого в хлопчатобумажный прозрачный лёгкий костюм хозяина, он не знал, была ли мать вторым изданием дочери, или дочь была копией матери.
Удобно устроившись, они начали разговор обменом взаимными сожалениями: соболезнования по поводу смерти «донны» Беатрисы, огорчение в связи с несчастным случаем, произошедшим в Копакабане, здоровье Мариты, усталость Марины, преданность Клаудио своей госпитализированной дочери, хвала родителям, замечания, касающиеся ударов жизни.
«Донна» Марсия, с чрезмерным усердием представления, комментировала все темы, предложенные с гордостью разума. Она лучилась оптимизмом, своей выдающейся манерой действий.
Очарованный, Немезио курил и улыбался, восхищаясь её личностью.
Темы беседы цеплялись одна за другую, пока не коснулись путешествия в Петрополис. И начался более оживлённый диалог между той, кого посетитель считал своей тёщей, и тем, кого Марсия менее всего представляла своим зятем.
Ничего не бойтесь, в эйфории советовал Торрес, Марина поедет в моей компании, без каких-либо проблем. Будьте уверены, что смена обстановки — это самый лучший способ лечения. Бедная малышка заслужила немного отдыха. Она превзошла себя в работе…
Я не вижу препятствий, подчеркнула мать Марины, удивляясь этому блеску пытливых глаз, которые изучали её реакцию. Поэтому, вы знаете… я же мать. Кстати, мой муж сейчас занимается другой нашей дочерью, которая, хоть и является приёмной. Всё же часть нашего сердца… И подобное путешествие, так быстро…
О, не надо беспокоиться, ни в коей мере. В конце концов, я уже не ребёнок…
Конечно, но вы должны понимать… Пока ваша супруга находилась в постели, присутствие моей дочери было нормальным, но теперь… Я знаю, что Марина не разделяет присутствия чужих особ. Вы для нас больше чем директор компании, на которую она работает. Для неё вы также являетесь другом, защитником, отцом…
И даже много более, чем всё это!…
Госпожа Ногейра вздрогнула. Что хотел сказать этот человек подобным утверждением в ответ на фразы, произнесённые с умышленными недомолвками, в ожидании, пока он предоставит ей положительную надежду по поводу будущего союза их детей? Не желая этого, она принялась спешно размышлять о сомнениях Клаудио. Прогулки и развлечения богатого покупателя недвижимости с малышкой, которую он считал лишь мотивом для утешения старого страдающего мужчины, могли ли они иметь невозможный для исповеди характер, который им приписал ей муж? «И даже многим более, чем всё это!…». Эти слова, окрашенные нежностью, в момент их произнесения, пронзали её разум. Они открыли ей глаза на реальность, которую она никак не могла предчувствовать. Но даже в этих условиях она не могла решиться поверить в это. Невозможно! Было невозможно поверить, что Марина…
В мгновение ока она сконцентрировала всё своё женское внимание на богатом коммерсанте, осмотрев его с ног до головы. Чрезвычайно человечный, чтобы не обращать внимание на игру, которой он предавался, не зная точно положения, которое было свойственно ему в защите своих собственных интересов, она открыла у этого зрелого мужчины, которого считала архаичным и патриархальным, некоторые соблазнительные черты, способные приятно впечатлить любую молодую доверчивую женщину. Она знала Жильберто лично, как замечательного парня. Поэтому она пришла в этот момент к заключению, что этот пожилой мужчина побьёт его в любом их конкурсов по соблазнению. Она, гордившаяся полезным опытом в области любовных отношений, сейчас боялась… Она хотела говорить, придумать блестящий выход, но голос её задохнулся. Глаза этого пожилого и осмотрительного Брюммеля, покоряющие своей элегантностью, волновали её. Она бесконтрольно задрожала.
Немезио улыбнулся, приписывая её волнение удовлетворению матери, которая спокойна за будущее своей дочери, и заметил:
— Вам нечего беспокоиться. Марина — должница моего самого большого уважения. Будьте уверены, что в течение этих двух месяцев наших ежедневных отношений она обрела самую большую свободу, которая только может быть у меня. Сегодня ей принадлежит наш дом. Я уверен, что вы — дама нашего времени, открытого ума и без предрассудков. Вы бы так не волновались, если бы знали, что Марина делает у нас дома всё, что ей заблагорассудится, берёт то, что ей нравится, спит там, где ей хочется, и никто не требует от неё никаких отчётов…
«Донна» Марсия выслушала эти слова с почтительностью, и заключила, что Немезио действительно ценит её дочь за её свободу. Но она до сих пор не понимала, куда клонит Торрес-отец, ссылаясь не независимость, которой пользовалась Марина… Она не могла понять, в какой ситуации мужчина желал её более свободную, и шла ли речь о нём или о его сыне… Достаточно ловкая, чтобы не рисковать ни малейшей оценкой, способной разрушить будущие преимущества, она попыталась взять себя в руки, изобразила игривую улыбку и приветливо произнесла:
— Ну что ж, у меня есть дочь, которая навещает парней лишь во времена жертв. Но я хотела бы, чтобы вы выражались более недвусмысленно…
Тогда, практически оставив её в оцепенении, Немезио воспроизвёл юношескую нежность и доверил ей свою собственную связь. Он любит её дочь, он желает жениться на ней. Он пока что в трауре, но через несколько недель общественного суда больше не будет. Он попросил «донну» Марсию сохранить тайну и ничего не говорить об этом её мужу. Он пришёл на эту встречу полным чувств и открыл ей своё сердце, прося у неё помощи.
Перед этим взглядом, охваченным изумлением, которое он принял за материнский восторг, он проинформировал её об одной части собранного им богатства, перечислил шесть из лучших апартаментов, которыми он обладал, и все они прекрасно обустроены, настоял на делах по недвижимости, чьи преимущества очень хорошо компенсируются, даже если бы он управлял капиталами других лиц со скромными интересами, ради предприятий много большего значения.
Госпожа Ногейра чувствовала себя раздавленной, озадаченной.
