Сент-Ив д'Альвейдр - Оракулы Великой Тайны. Между Шамбалой и Агартой
Слово Tula на санскрите значит «весы», и, в частности, оно указывает на зодиакальный знак с этим именем. Однако в китайской традиции первоначально небесными весами была Большая Медведица[194]. Это замечание имеет самое большое значение, так как символизм, связанный с Большой Медведицей, естественно, самым тесным образом связан и с Полюсом[195]. Было бы уместно также рассмотреть связь, которая может существовать между полярными и зодиакальными весами, так как они считаются «знаком Правды», и то, что мы уже говорили ранее о весах как атрибуте Правды в связи с Melki-Tsedeq, может прояснить, почему его имя служило обозначением высшего духовного центра.
Еще Tula называется «белым островом», и мы говорили, что именно этот цвет представляет духовную власть. В американских традициях символ Aztlan — это белая гора, но данное изображение в первую очередь применяется к гиперборейской Tula и «полярной горе». В Индии «белый остров», который обычно помещают в далекие северные области[196], считается «обителью Блаженных», что явно позволяет отождествлять его с «Землей Живых»[197]. Однако существует одно очевидное исключение: в кельтской традиции говорится главным образом о «зеленом острове», являющемся «островом Святых» или «островом Блаженных»[198]. Однако в центре этого острова возвышается «белая гора», которую, как считается, не может затопить никакой потоп[199], а вершина которой окрашена в пурпурный цвет[200]. Это «гора Солнца» (так ее называли) — это то же а самое, что и Mêru: ведь она равным образом была «белой горой», и ее окружал зеленый пояс в силу ее расположения среди моря[201], а на вершине ее сверкал треугольник света.
К названиям таких духовных центров, как «белый остров» (название, которое — и мы еще об этом напомним — наряду с другими могло употребляться для обозначения вторичных центров, а не единственно для высшего центра, хотя в первую очередь оно подходило именно для этого), следует присоединить названия мест, стран или городов, которые также выражают идею белизны. Их существует довольно много, от Альбиона до Албании через Альба Лонга, предтечу Рима, и другие античные города, которые могли носить то же имя[202]. У греков имя города Аргос имеет то же значение[203]. И причины этого покажутся более ясными на основании того, что мы скажем немного дальше.
Следует сделать еще одно замечание относительно изображения духовного центра в виде острова, на котором есть также «священная гора», так как в одно и то же время подобное расположение могло существовать и на самом деле (хотя не все «Святые Земли» были островами), при этом оно должно было иметь символическое значение. Сами исторические факты, и особенно факты из священной истории, своеобразно трактуют истины высшего порядка, в силу закона соответствий, который является самой основой символизма и объединяет все миры в общей вселенской гармонии. Идея, ведущая к отображению, о котором идет речь, по сути связана с «устойчивостью». Именно на нее мы и указывали как на характеристику Полюса: остров пребывает неподвижным среди непрерывного движения волн, движения, являющегося образом беспокойства внешнего мира. И необходимо пересечь «море страстей», чтобы достичь «Горы Спасения», «Святилища Мира»[204].
Глава 11. Расположение духовных центров
В предыдущем изложении мы почти совершенно не затрагивали вопрос действительного расположения «верховной страны», вопрос очень сложный и при этом совершенно второстепенный с той точки зрения, которой мы желали придерживаться. Кажется, что было бы уместным рассмотреть несколько последовательных локализаций, соответствующих различным циклам, подразделениям более протяженного цикла, которым является Manvantara. Если при этом его рассматривать во всей полноте как бы за пределами времени, тогда в этих локализациях можно будет увидеть иерархический порядок, соответствующий созданию традиционных форм, которые в итоге являются лишь адаптацией главной и изначальной традиции, правящей во всей Manvantara. С другой стороны, напомним еще раз, что, кроме главного центра, одновременно могут существовать несколько других центров, которые с ним связаны и являются его образами, в результате чего легко возникает путаница, тем более что эти вторичные центры, будучи более открытыми, тем самым более заметны, чем верховный центр[205].
В этой связи мы уже, в частности, отмечали подобие Лхасы, центра ламаизма, Агартхе. Теперь добавим, что даже на западе известны еще по крайней мере два города, само топографическое расположение которых обладает особенностями, позволяющими предположить, что их происхождение обусловлено сходными причинами: Рим и Иерусалим (и выше мы видели, что второй был, на самом деле, видимым образом таинственного Салима Мелхиседека). Как мы уже указывали выше, действительно в древности существовало то, что можно назвать сакральной, или жреческой, географией, и расположение городов и храмов не было произвольным, но определялось на основании очень точных законов[206].
На основании этого можно предположить связи, объединявшие «жреческое искусство» и «царское искусство» с «искусством строителей»[207], а также почему древние цеховые объединения могли обладать истинной священной традицией[208]. К тому же между основанием города и созданием учения (или новой традиционной формы, посредством приспособления к определенным условиям времени и места) существовала такая связь, что часто город символизировал традицию[209]. Естественно, что необходимо было предпринимать совершенно особые предосторожности, когда речь шла об определении расположения города, которому предназначалось стать столицей целой части света. И с этой точки зрения заслуживают самого тщательного рассмотрения как названия городов, так и все, что связано с обстоятельствами их основания[210].
Не будем больше распространяться по этому поводу, так как с объектом нашего исследования это связано лишь опосредованно, добавим лишь, что центры, подобные тем, о которых мы только что говорили, существовали на Крите в доэллинскую эпоху[211]. Кажется, и в Египте их было несколько. Их, вероятно, создавали в последовательные эпохи, как Мемфис и Фивы[212]. Последнее название города, принадлежащее одному греческому населенному пункту, должно особенно привлечь наше внимание в качестве обозначения духовных центров по причине своей явной схожести с еврейским Thebah, то есть Ковчег потопа. Он тоже является изображением высшего центра, рассматриваемого особо в связи с тем, что он обеспечивает сохранность традиции в переходный период, как бы в свернутом состоянии[213]. Данный период — это как бы переходный этап между двумя циклами, который отмечается космическим катаклизмом, разрушающим предшествующее состояние мира, чтобы дать место для нового состояния[214]. В библейской традиции роль Noah[215] аналогична роли Satyavrata в индуистской традиции, который впоследствии становится под именем Vaivaswata, Manu современного цикла. Следует, однако, заметить, что индуистская традиция относится к началу современной Manvantara, тогда как библейский потоп является знаком начала всего лишь менее протяженного другого цикла, входящего в состав этой самой Manvantara[216].
Речь идет не о том же самом событии, но лишь о двух похожих друг на друга событиях[217].
Еще более заслуживает здесь внимания связь, существующая между символикой Ковчега и радуги, связь, которая в библейском тексте подчеркивается появлением радуги после потопа в качестве знака союза между Богом и земными тварями[218]. Ковчег во время катаклизма плывет по океану низших вод. Радуга в момент, отмечающий восстановление порядка и обновление всех вещей, появляется «в облаке», то есть в области высших вод. Следовательно, речь идет о связи по аналогии в самом строгом смысле этого слова, то есть эти два образа являются обратным отражением и дополнением друг друга: выпуклость ковчега ориентирована вниз, а выпуклость радуги — вверх, и их соединение образует круг или завершенный цикл, в котором они образуют две половины[219]. Этот образ в действительности был полным в начале цикла. Это вертикальный срез сферы, горизонтальный срез которой пред ставлен круговой оградой земного Рая[220]. Он разделяется посредством креста, который образует четыре реки, текущих с «полярной горы»[221]. Восстановление должно происходить в конце того же цикла. Но тогда, в образе небесного Иерусалима, круг заменяется квадратом[222], и это указывает на реализацию того, что последователи repметизма символически называли «квадратурой круга»: сфера, которая представляет развитие возможностей в результате расширения изначальной и центральной точки, преобразуется в куб, когда это развитие завершается и когда достигается конечное равновесие для рассматриваемого цикла[223].
