Е. Кузьмишин - Калиостро и египетское масонство
Г-н кардинал был так добр, что согласился на мои условия и через некоторое время пришел ко мне с известием о том, что принцу, по мнению факультета, полегчало. Я заявил, что не пойду смотреть принца, потому что не хочу присваивать себе славу его излечения, ничего для этого излечения не сделав сам169.
Когда общество узнало о моем прибытии, повидать меня и испросить моего совета пришло столько людей, что это занимало у меня весь день, и так я прожил тринадцать дней в Париже, осматривая больных с пяти часов утра до полуночи.
Я наладил связи с аптекарем и за свой счет заказывал ему лекарства, которыми он торговал. Я призываю всех, кто общался со мной в то время, в свидетели этого. Если есть на свете человек, который сможет заявить, что смог заставить меня принять хотя бы крошечную сумму денег, или подарок, то я смиренно соглашусь на то, чтобы мне было отказано во всяческом доверии.
Принц Луи [де Роан] отвез меня обратно в Саверн, поблагодарил меня и просил как можно чаще посещать его. Я сразу же вернулся в Страсбург к своей обычной работе.
Сотворенное мной добро принесло мне в ответ немало клеветы и насмешек, меня называли антихристом, Вечным жидом, человеком, прожившим тысячу четыреста лет и т. д.
Устав от стольких оскорблений и душевных ран, я принял решение оставить Страсбург. Но многочисленные письма, которые соблаговолили написать мне министры Короля, принудили меня изменить это решение.
В данном разбирательстве мне видится важным представить взору Судей и общества рекомендации от тех, кто занимает гораздо более почетное и достойное положение, чем я, причем также важно, что я никогда не просил о них сам.
Вот некоторые из них.
Копия письма, написанного графом де Верженн, Министром иностранных дел, г-ну Жерару, претору Страсбурга, в Версале 13 марта 1783 г.
Лично я не знаком с г-ном графом де Калиостро, но все сведения о нем за время его пребывания в Страсбурге столь много говорят в его пользу, что человеколюбие требует, чтобы он наконец обрел покой и уважение. Его положение иностранца и те благие дела, в которых он с таким постоянством и такой настойчивостью преуспевает, для меня являются свидетельствами, позволяющими рекомендовать его вам и городскому совету, в котором вы председательствуете. Г-н де Калиостро просит лишь покоя и безопасности, и их гарантирует ему закон гостеприимства. Зная ваше природное расположение, я убежден, что вы предоставите ему возможность насладиться ими, равно как и прочими радостями, которые можно ему обеспечить.
Имею честь оставаться вашим, господин Жерар, смиреннейшим и покорнейшим слугой,
[подписано] Де Верженн
Копия письма, написанного маркизом де Миромениль, Хранителем печатей, г-ну Жерару, претору Страсбурга, в Версале 15 марта 1783 г.
Граф де Калиостро с самого начала пребывания в Страсбурге с усердием трудился на ниве утешения бедных и обездоленных, и мне известно о нескольких деяниях этого иностранца, которые были исполнены человеколюбия и заслуживают оказания ему вами особого покровительства. Я рекомендую вам обеспечить ему, насколько то будет возможно вам и городскому совету, в котором вы председательствуете, защиту и спокойствие, которыми иностранец должен пользоваться в державе Короля, в особенности если он показал себя столь полезным ей.
[подписано] Миромениль
Копия письма, написанного маркизом де Сегюр [Министром по военным делам] г-ну маркизу де ла Саль 15 марта 1783 г.
Добропорядочное поведение, господин маркиз, явленное, насколько мне сообщили, графом де Калиостро с постоянством в Страсбурге, несомненная польза, которую он извлек из своей учености и своих талантов для этого города, а также многочисленные подтверждения его доброты, с которой он помогал многим людям, страдавшим от разнообразных болезней и обращавшимся к нему за помощью, определенно свидетельствуют о том, что этот человек заслуживает защиты со стороны Правительства. Король поручает вам сделать так, чтобы его не беспокоили в Страсбурге, когда он сочтет возможным и нужным возвратиться туда, а также чтобы в этом городе он мог рассчитывать на внимание к себе, которого он заслужил добром, оказанным бедным и несчастным его жителям.
[подписано] Сегюр
Однако внушенное мне письмами этих министров спокойствие оказалось недолговечным. Основываясь на этих письмах и приказах Короля я решил было окончательно счесть Францию последним своим прибежищем и конечной точкой своих странствий. Мог ли я поверить в то, что лишь два года спустя я буду вотще отстаивать свое и своей несчастной жены священное право на гостеприимство, столь свято почитаемое и столь достойно выраженное в письмах, написанных именем Короля?
Подвергаясь продолжительное время преследованиям со стороны одной лишь группы людей, зная, что преследования эти возобновились и теперь, я решил оставить Страсбург в твердом намерении более не ставить под злобные удары этой группы свою репутацию170. Пребывая в этом настроении, я получил письмо от шевалье Акино, в котором он писал, что опасно заболел. Я немедленно выехал из Страсбурга, но как ни спешил, в Неаполь я успел только для того лишь, чтобы принять последний вздох моего несчастного дорогого друга.
Через несколько дней о моем прибытии в Неаполь узнали посол Сардинии и еще несколько господ. Подумав, что и здесь тоже меня начнут преследовать за то, что я лечу людей, я принял решение уехать в Англию, с этой целью пересек всю южную Францию и прибыл в Бордо 8 ноября 1783 года.
В театре этого города меня узнал один кавалерийский офицер, который поспешил сообщить обо мне городскому совету. Один из членов последнего, шевалье Ролан, изволил посетить меня и предложить мне и моей жене от имени своих коллег по совету и своего имени в любое время пользоваться ложей городского совета в театре в любое время, когда нам это будет угодно.
Городской совет и общество устроили мне самый превосходный прием и от всего сердца просили меня посвятить свое пребывание в их городе, как и в Страсбурге, служению болящим. Я позволил себя уговорить и начал консультировать и раздавать лекарства, равно как и денежное вспоможение нищим. Толпы людей в моем доме достигли такого размера, что мне пришлось попросить у городского совета солдат, чтобы они следили за порядком.
В Бордо мне оказали честь своим знакомством г-н маршал де Муши, г-н граф де Фумель, г-н виконт д’Амель и другие достойные люди, вполне заслуживающие доверия, которые могут засвидетельствовать мой образ жизни в этом городе.
Гонения, которым подвергался я в Страсбурге, и которые заставили меня покинуть этот город, настигли меня и в Бордо, и оттуда я через одиннадцать месяцев проживания там выехал в Лион, куда приехал в последние дни октября 1784 г. Но там я прожил всего три месяца, а оттуда возвратился в Париж, куда прибыл 30 января 1785 г. Сперва я остановился в меблированных комнатах в районе Пале-Рояль, а чуть позже переехал в дом на рю Сен-Клод у Бульвара171.
Первой моей заботой стало известить всех своих знакомых о том, что я приехал пожить в тишине и покое и более не заниматься медициной. Я сдержал слово и неизменно отвечал отказом на любые предложения такого рода, которые мне постоянно делали.
Принц Луи (де Роан) время от времени оказывал мне честь посещениями. Помню, он однажды предложил свести меня с дамой по фамилии Валуа де ла Мотт, и у него были на это знакомство свои собственные виды.
«Королева, – сказал мне кардинал де Роан, – погружена в глубочайшую меланхолию по той причине, что некто предсказал ей, что она умрет грядущими родами. Мне доставило бы ни с чем не сравнимую радость преуспеть в избавлении ее от этой мысли и возвращении ее воображению покоя. Мадам видится с королевой каждый день, и вы сделали бы мне величайшее одолжение, если бы вы, когда она спросит вашего мнения, ответили бы, что Королева счастливо разрешится принцем».
Я с радостью согласился помочь г-ну кардиналу, потому что, помогая ему таким образом, я оказывал косвенно благотворное влияние на здоровье Королевы.
На следующий день, придя в гостиницу, где остановился кардинал, я обнаружил там графиню де ла Мотт, которая после обычного светского разговора сказала следующее:
«В Версале у меня есть знакомая высокого положения, которой один человек предсказал, как и другой даме, что обе они умрут при родах. Одна из них уже умерла, а вторая ожидает родов вскоре и пребывает в жесточайшей тревоге. Если вы имеете возможность узнать наверняка, что с нею будет, и если вы полагаете возможным это где-нибудь узнать и рассказать мне, то я поеду обратно в Версаль завтра и передам ваш ответ заинтересованному лицу».
