Бхагаван Раджниш - Проблески золотого детства
Он засмеялся. Я могу сказать вам, что он был похож на чудовище в кошмарном сне, смеющееся над вами. Он сказал: «Кто может помешать мне?»
Я сказал: «Это не главное. Я хочу спросить: разве незаконно смотреть за окно, когда учат арифметике? И если я могу ответить на вопросы и готов повторить все слово в слово, тогда что же такого, что я смотрю в окно? Тогда зачем же было в классе сделано окно? Для какой цели? Ведь весь день кто-то чему-то учит, а ночью окно не нужно, потому что смотреть в него некому».
Он сказал: «Ты создаешь проблемы».
Я сказал: «Это правда, и я пойду к главному учителю, чтобы узнать, законно ли меня наказывать, когда я правильно ответил на ваш вопрос».
Он немного смягчился. Я был удивлен, потому что слышал, что он не был тем человеком, которого можно было бы смягчить.
Я тогда сказал: «А потом я пойду к председателю муниципального комитета, который следит за этой школой. Завтра я приду с полицейским комиссаром, так, чтобы он увидел своими собственными глазами, что вы практикуете тут».
Он задрожал. Это не было видно остальным, но я могу видеть такое, что другие могут упустить. Я могу не видеть стены, но я не могу упустить мелочи. Я сказал ему: «Вы дрожите, хотя вы не признаете этого. Но мы посмотрим. Сначала ведите меня к директору».
Я пошел, и тот сказал: «Я знаю, что этот человек мучает детей. Это незаконно, но я ничего не могу сказать, потому что он старейший учитель в городе, и отцы, и деды почти всех учеников учились у него. Никто не может поднять на него руку».
Я сказал: «Мне все равно. Мой отец был его учеником, так же, как и мой дед. Меня не волнует ни мой спец, ни мой дед, на самом деле, я в действительности не имею отношения к этой семье. Я жил вдалеке от них. Здесь я иностранец».
Директор сказал: «Я сразу увидел, что ты чужак, но, мой мальчик, не создавай ненужных бед. Он будет мучить тебя».
Я сказал: «Это не легко. Пусть это будет началом моей борьбы против мучений. Я буду бороться».
И я ударил кулаком — конечно, это был всего лишь маленький детский кулак по его столу и сказал: «Меня не волнует образование, но я должен заботиться о своей свободе. Никто не может без необходимости унижать меня. Вы должны мне показать образовательный устав. Я не умею читать, и вы должны мне показать, незаконно ли смотреть в окно, даже если я могу правильно ответить на все вопросы».
Он сказал: «Если ты ответил правильно, то совершенно не имеет значения, куда ты смотрел».
Я сказал: «Пойдемте со мной».
Он взял образовательный устав, старинную книгу, которую он всегда носил с собой. Я не думаю, что кто-то когда-нибудь читал ее. Директор сказал учителю Кантару: «Лучше не унижать этого ребенка, потому что он может дать вам сдачи. Он легко не сдастся».
Но учитель Кантар был не таким человеком. Боясь, он стал еще более агрессивным и жестоким. Он сказал: «Я покажу этому ребенку - вам не надо беспокоиться. А кого волнует этот устав? Я был учителем здесь всю свою жизнь, и этот ребенок собирается учить меня этому уставу?»
Я сказал: «Завтра в этом здании будете или вы или я, но вместе мы существовать не можем. Просто подождите до завтрашнего утра».
Я поспешил домой и рассказал все своему отцу. Он сказал: «Я как раз беспокоился о том, что я привел тебя в школу просто для того, чтобы навлечь беду на других и на себя».
Я сказал: «Нет. я просто рассказываю тебе, чтобы позже ты не говорил, что тебя держали в неведении».
Я пошел к офицеру полиции. Он был приятным человеком; я не ожидал, что полицейский может быть таким милым. Он сказал: «Я слышал об этом человеке. На самом деле, он мучил и моего собственного сына. Но никто не жаловался. Мучить незаконно, но пока вы не пожалуетесь, ничто нельзя сделать, а сам я не могу пожаловаться, потому что боюсь, что он провалит моего ребенка. Поэтому нам лучше позволить ему мучить. Это вопрос нескольких месяцев, потом мой ребенок перейдет в другой класс».
Я сказал: «Я здесь для того, чтобы жаловаться, и меня не волнует переход в другой класс. Я готов остаться в этом классе на всю свою жизнь».
Он посмотрел на меня, похлопал меня но спине и сказал: «Я ценю то, что ты делаешь. Завтра я приду».
Потом я поспешил к президенту муниципального комитета, который оказался просто дерьмом. Да, просто дерьмом и даже не сухим — таким он был мерзким! Он сказал мне: «Я знаю. С этим ничего нельзя поделать. Ты должен смириться с этим, ты должен научиться переносить это».
Я сказал ему, и я точно помню свои слова: «Я не собираюсь терпеть ничего такого, что противоречит моему сознанию».
Он сказал: «Если дело в этом, я не могу заняться этим. Иди к вице-президенту, возможно, он сможет помочь тебе больше».
И за это я должен поблагодарить это коровье дерьмо, потому что вице-президент этой деревни, Самбху Дьюб, доказал, что является единственным достойным из всей деревни человеком. Когда я постучал к нему в дверь - мне было всего восемь или девять лет, а он был вице-президентом — он сказал: «Да. войдите». Он ожидал увидеть взрослого человека, но, увидев меня, он немного смутился.
Я сказал: «Извините, что я так мал — пожалуйста, извините меня. Более того, я совершенно необразован, но я хочу пожаловаться на этого человека, учителя Кантара».
Когда он услышал мою историю что этот человек мучает маленьких детей в первом классе, вставляя карандаши между их пальцами и сжимая руку, и что у него есть булавки, которые он загоняет под ногти, и что он человек семи футов роста, весящий четыреста фунтов — он не мог поверить этому.
Он сказал: «Я слышал слухи, но почему никто не жаловался?» Я сказал: «Потому что люди боятся, что их детей будут мучить еще больше».
Он сказал: «А ты не боишься?»
Я сказал: «Нет, потому что я готов провалиться на экзаменах. Это все, что он может сделать». Я сказал, что был готов проиграть, и я не на- . деялся на успех, но я бы боролся до последнего: «Или этот человек, или я — оба мы не можем находиться под одной крышей».
Самбху Дьюб подозвал меня поближе к себе. Держа меня за руку он сказал: «Я всегда любил бунтарей, но я никогда не думал, что ребенок в твоем возрасте может быть таким. Я поздравляю тебя».
Мы стали друзьями, и эта дружба длилась до самой его смерти. В этой деревни жило двадцать тысяч человек, но в Индии это все равно деревня. В Индии, пока не набирается ста тысяч человек, деревня не считается поселком. Когда людей больше ста пятидесяти тысяч, это город. За всю свою жизнь, в этой деревне я больше не встречал человека таких качеств или такого таланта, как Самбху Дьюб. Если вы спросите меня, это будет звучать преувеличением, по, на самом деле, во всей Индии я никогда не встречал другого Самбху Дьюба. Он был редкостью.
Когда я путешествовал по всей Индии, он ждал месяцами, что я приеду и посещу его деревню хоть на один день. Он был единственным человеком, который когда-либо приходил ко мне в поезд, когда он проходил через деревню. Конечно, я не говорю о своем отце или матери; они приходили. Но Самбху Дьюб не был моим родственником. Он просто любил меня, и эта его любовь началась при той встрече, в тот день, когда я пришел выступать против учителя Кантара.
Самбху Дьюб был вице-президентом муниципального комитета, и он сказал мне: «Не беспокойся. Этот человек должен быть наказан. На самом деле, его служба закончилась. Он подал заявление о продолжении работы, но мы не дадим разрешения. С завтрашнего дня ты его больше в школе не увидишь».
Я сказал: «Это обещание?»
Мы посмотрели друг другу в глаза. Он засмеялся и сказал: «Да, это обещание».
На следующий день учитель Кантар ушел. После этого он никогда не смог посмотреть на меня. Я пытался встретиться с ним. много раз стучал к нему в дверь, просто чтобы попрощаться, но он был настоящим трусом, овцой в львиной шкуре. Но этот первый день в школе оказался началом очень, очень многого.
БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Хорошо… Человек, о котором я говорил, его полное имя было пандит Самбхуратан Дьюб. Мы все называли его Самбху Бабу. Он был поэтом, и редкостью было то, что он не хотел печататься. Для поэта это большая редкость. Я встречал сотни поэтов, и все они стремились печататься, так, что поэзия отходила на второй план. Я называю любого амбициозного человека политиканом, а Самбху Дьюб не был политиком.
Он также не был выбранным вице-президентом, потому что, чтобы быть выбранным, вам надо хотя бы выставить кандидатуру на выборы. Он был назначен президентом, который был святым коровьим дерьмом, как я уже говорил, и президент хотел, чтобы его работу выполнял образованный человек. Президент был совершенным коровьим дерьмом, и он просидел в своем офисе много лет. Снова и снова его выбирали такие же, как и он сам.
В Индии быть святым коровьим дерьмом это великое дело — вы становитесь Махатмой. Этот президент был почти что Махатмой, таким же фальшивым, как все они, иначе они не были бы махатмами. Почему творческий и интеллигентный человек становится коровьим дерьмом? Почему его вообще должно интересовать поклонение? Я даже не буду упоминать имени этого святого коровьего дерьма; оно грязно. Он назначил Самбху Бабу вице-президентом, и я думаю, что это единственное хорошее дело, которое он сделал за всю свою жизнь. Возможно, он не знал, что лелает - подобные люди не являются сознательными.
