План твоей души. О смысле жизненных испытаний, которые мы выбираем себе еще до рождения - Шварц Роберт

По ходу своих исследований я познакомился с молодым человеком, который во время медитации сумел войти в контакт со своим будущим «Я» — иными словами, с одним из грядущих воплощений своей души. Эта личность сообщила ему, что в будущем наша эпоха на Земле станет называться «Веком Страха». Только задумайтесь над этим названием. Из множества описаний, которые потомки могли бы применить к нашей эпохе, они остановились именно на этом. Страх — это превалирующая эмоция нашего времени. Он настолько плотно вошел в нашу повседневную жизнь, что мы воспринимаем его как нечто естественное. Наслоившись за многие сотни воплощений, страх довлеет над сознанием отдельных личностей и всего человечества. Чтобы исцелиться от страха, мы должны испытать его — ибо сопротивление любой энергии делает ее только сильнее, — и уже затем шагнуть за пределы этого чувства. Жизненные трудности создают прекрасную возможность избавиться от страхов — как сознательных, так и бессознательных.

Кроме страха и прочих «негативных» эмоций, мы должны избавляться и от ложных убеждений. К примеру, если душа, убившая мать Пенелопы, поверит в то, что она заслуживает наказания, или решит, что она и есть этот гнев, ей придется спланировать для себя такую жизнь, в которой она сможет изменить это мнение. Выражение «хуже, чем» неприменимо не только к другим, но и к себе. Чтобы усвоить эту истину, ей предстоит в дальнейшем воплощаться с теми, кто также будет страдать от недостатка уважения к себе.

Итак, мы отметили то, на чем делался особый акцент при планировании жизни Пенелопы. Однако не менее важно и то, что отсутствовало на данном планировании. Я имею в виду представление о глухоте как о чем-то плохом и негативном, как о некоей форме наказания. Пенелопа знала, что ее глухота не имеет ничего общего с этими вещами. Напротив, она видела в ней прекрасную возможность для дальнейшего совершенствования. Ее стремление прийти в этом мир глухой было так велико, что духовному наставнику пришлось детально обсудить с ней этот процесс, — просто чтобы убедиться в твердости ее намерений. И уж конечно Пенелопа не жаловалась, не искала себе испытаний полегче. Что касается других душ, то и они не были склонны жалеть ее. Подобно Пенелопе, они видели в этом прекрасную возможность для духовного совершенствования и потому готовы были поддержать девушку в ее намерении.

Даже теперь, находясь в физическом теле, Пенелопа не может не замечать развития, которое стимулировал в ней этот опыт. И она искренне признательна за эту духовную эволюцию. Трудно переоценить значение подобной благодарности. Два камертона, звучащие на одной и той же частоте, создают ответный резонанс — иными словами, они вибрируют в унисон друг другу. Так и мы, испытывая благодарность, настраиваемся на частоту энергий Божественного Сознания. Благодарность — наряду с любовью, радостью, прощением и состраданием — можно причислить к возвышенной, даже священной частоте. Однако подобное чувство вовсе не означает, что мы «довольны» своими страданиями. Скорее, оно свидетельствует о нашей способности разглядеть ценные результаты подобных страданий. Какими бы трудными ни были наши жизненные испытания, они неизменно ведут к духовному развитию и совершенствованию. Вот об этом мы и должны думать в первую очередь.

Подавляющее большинство людей слушают ушами. Пенелопа хотела познать себя как сострадание, и потому избрала жизнь, в которой она слышит с помощью сердца. У сердца свой язык, и Пенелопа усердно совершенствует свое произношение. Мы привыкли прислушиваться к внешним голосам — голосам людей, которые говорят, что именно мы должны делать и какими мы должны быть. Пенелопа же спланировала такую жизнь, в которой она слушает лишь свой внутренний голос — если хотите, голос своей души. Глухота, как и прочие жизненные испытания, пробивает завесу, которая отделяет нас от нашей божественной природы. Преодолевая жизненные трудности, мы начинаем глубже постигать собственное «Я». Так и глухота Пенелопы открывает перед ней истины, таящиеся по ту сторону завесы.

*****

Боб Файнстайн занимает особое место в этой книге. Он — единственный, чье жизненное испытание (слепота) стало результатом незапланированного «несчастного случая». (Как станет ясно из следующей главы, подобные «несчастные случаи» — или, по крайней мере, их предпосылки — мы нередко планируем еще до рождения.) Я был немало удивлен, когда понял со слов медиума, что Боб не планировал поначалу опыта слепоты. На самом деле изначально он определил для себя совсем иную жизнь. Когда он ослеп, ему и его духовным наставникам пришлось создавать новую схему воплощения.

Я намеренно использую кавычки применительно к такому понятию, как «несчастный случай». Я не верю в случайность подобных происшествий. Все в нашей вселенной, вплоть до самых мельчайших частичек, следует единому порядку. Так что на определенном уровне — порой сознательно, порой бессознательно — мы сами творим события своей жизни. Некоторые «несчастные случаи» мы формируем еще до рождения, ну а другие создаем уже по ходу воплощения. Но ни в том, ни в другом случае нельзя говорить о какой-либо случайности ил хаотичности.

Поначалу я сомневался, следует ли включать историю Боба в эту книгу. Мне казалось, что читатели могут извлечь гораздо больше пользы из историй тех душ, которые выбирали свои испытания еще до рождения. Но затем я понял, что это настоящий дар от Духа. Это Он познакомил нас с Бобом, чтобы показать, каким образом реагируют души на неожиданные события, которые происходят с ними на земном плане. Эта книга была бы неполной без истории Боба.

История Боба

— Когда меня вынули из инкубатора, я уже был слеп.

Вот так началась жизнь Боба. Он появился на свет в декабре 1949 года — на три месяца раньше срока. Весил он в то время меньше килограмма. Переизбыток кислорода в инкубаторе спровоцировал слишком быстрое деление клеток сетчатки. И это привело к тому, что ткань глаз ороговела.

— Когда я был совсем маленьким, — рассказывал Боб, — мама старалась не говорить мне о том, что я слеп. Разумеется, я слышал само слово, но не понимал его значения. И только в три года я начал осознавать, что со мной что-то не так. Мне часто приходилось слышать такие фразы, как «выключи свет» или «здесь темно», но для меня они ровным счетом ничего не значили. Иногда мама говорила что-нибудь вроде: «Тетя Сильвия идет». «Откуда ты знаешь?» — спрашивал я. «Я вижу», — отвечала мама. Мне очень хотелось понять, что это значит. Мама объясняла так: «Некоторые люди видят глазами, как ты видишь руками».

Боб не понимал, насколько он отличается от других, пока не пошел в школу. Пока его одноклассники учились пользоваться ручкой и карандашом, сам он изучал азбуку Брейля. Тогда же он начала печатать. Учителя постоянно объясняли другим детям: «Роберт не такой, как все, поэтому мы должны вести себя с ним особенно предупредительно». Когда Боб прикасался к книгам одноклассников, он не мог не удивляться тому, что на ощупь их страницы кажутся чистой бумагой. Еще больше он удивлялся способности других детей бегать и кататься на велосипеде без помощи посторонних.

— Я был таким наивным, — вспоминает Боб. — Когда другие дети спрашивали меня: «Сколько пальцев я сейчас поднял?» — я обычно отвечал им: «Не знаю». Такой ответ просто обезоруживал их. Обычно слепые дети пытаются угадать. И если они ошибаются, другие над ними смеются. Так что моя наивность сослужила мне неплохую службу.

Хотя дразнили Боба редко, он все равно испытывал немало трудностей при общении со зрячими сверстниками. Так, один из соучеников, провожавший Боба в комнату для занятий, ходил слишком быстро для слепого. На все просьбы ходить помедленнее, он неизменно отвечал отказом. «Пусть они найдут тебе других провожатых, — ворчал этот мальчик. — Давай двигайся поживее».

Да и дома у него не все было гладко.

— Отец мной почти не интересовался. Думаю, он был очень разочарован тем, что у него слепой сын.

В результате большую часть времени Боб проводил вместе с матерью и тетушками, которые очень любили и поддерживали его. Иногда Боб делал вид, будто читает обычные книжки: переворачивая страницы, он на ходу придумывал истории.