Луис Броули - Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
Учитывая его состояние, я отправился к нему в Италию в апреле, как только нашёл деньги. Он встретил меня в аэропорту и пожал руку. Пожатие было очень лёгким и дружелюбным — он словно влил в меня заряд силы, понадобившейся для дальнейших событий.
Мы поехали на трёх машинах пообедать в ресторан в Стрезе. Не успели мы сесть за стол, как я понял, что со мной нет моей новой куртки, в кармане которой лежал аккуратно завёрнутый паспорт. За столом Юджи меня поддразнивал, но мысли мои были в другом месте. Нью-йоркерша передала мне немного денег, чтобы я по приезде отдал их Юджи — к счастью, я успел переложить их в сумку. Я отдал их Юджи, и как только он спрятал их в карман, тут же ради смеха обвинил меня в том, что я прикарманил деньги.
После обеда любезный Немец снова отвёз меня в аэропорт, пока остальные поехали любоваться красивыми видами. Мы переходили от одного пункта досмотра к другому, сумки не было, и моя паника начала принимать угрожающие размеры. Мой друг-терапевт использовал все свои профессиональные навыки, чтобы не дать мне полностью потерять контроль. Наконец мы пришли в офис карабинера, где я через окно увидел висевшую на стуле куртку. Я описал её карабинеру, и он засмеялся, когда я в доказательство достал из кармана куртки статуэтку Ганеши — маленький подарок от Сумедхи, который я возил с собой на счастье.
*Это было время пасхальных каникул, и приехавшие на каникулы дети Гухи встречали меня у ворот с криками: «Святой Луис, Святой Луис, мы не достойны, мы не достойны!» (Видимо, насмотрелись фильмов Майка Майерса.) Юджи начал называть меня Святым Луисом после того, как однажды увидел название бренда с этим именем на пакетике с сахаром в кафе в Эвиане. С тех пор каждый раз, когда мы обедали, он всовывал мне в руку пакетики с сахаром любых названий, а если не было пакетиков, то высыпал сахар прямо из сахарниц мне в ладонь. «Тебе это нужно! — говорил он. — Подчищай!» Он высыпал один пакетик себе в рот, а затем слегка пожимал плечами и жестами призывал меня следовать его примеру: «Ну, давай!» Я находил различные способы, чтобы рассыпать или спрятать оставшийся сахар, но всё равно последствия вскоре становились заметны. В процедуре «подчищения» сахара вместе с объектом поглощалось также огромное количество энергии, и я превращался в толстяка.
«Именно святые переворачивают всё вверх дном!»
*После очередного падения в квартире своих итальянских друзей, где он жил в одиночестве высоко на холме, Юджи переехал в отель «Азалия» в Бавено ко всем остальным. Время жить одному подходило к концу. Скользя босыми ногами по гладкому деревянному полу, он перемещался как канатоходец, грациозно балансирующий над пропастью. Мой друг-терапевт оказался в непростом положении. После двенадцати лет молчаливого и незаметного присутствия в задней части комнаты, Юджи вытащил его на сцену, предлагая водить машину, оплачивать прогулки и готовить между походами в «Банко-Мат». Уже имел место ужасный случай, когда Юджи упал, и Немец хотел помочь ему встать. Предложение было встречено настолько жёстким отказом, что он просто опешил. «Не смей ко мне прикасаться!»
Бедолага отступил назад, пока Юджи самостоятельно поднимался с пола. Не важно, что мой друг был врачом — возможно, именно это послужило причиной отказа.
Йогиня приехала на день позже меня. Приятные ощущения нашей нью-йоркской связи испарились, превратившись в сексуальную паранойю. С самого начала знакомства с ней я хитрил, возвращался к своей старой подружке, уходил и приходил в компанию Юджи бесчисленное количество раз, а она в это время вела себя с другими мужчинами так, что все женщины нервничали, а меня просто сжирала ревность. Я страстно жаждал наслаждаться возобновившейся связью, однако она вылила на меня ушат холодной воды, сказав, что до тех пор, пока мы с Юджи находимся под одной крышей, этот вопрос не обсуждается. Сказать, что я расстроился, это ничего не сказать. Гнев и ревность метались между бортами моего тонущего корабля. Во время поездок она всегда была в другой машине — его машине, рядом с кем-нибудь ещё. Целыми днями я наблюдал за её взаимодействиями с другими людьми. Её флирт был настолько естественным, что, казалось, против него иммунитета нет ни у кого. А что ещё было делать рядом с Юджи, когда он замолкал или когда говорил, а мы в течение долгого времени просто сидели и слушали, уставившись друг на друга. Перегревалась не только голова. Столько времени проводить возле Юджи, в одной комнате с ней, имея возможность лишь смотреть на неё, — это было мучительно. О том, чтобы заговорить с ней при нём, даже речи быть не могло.
Плюс к тому мы должны были быть очень осторожными, потому что если бы наши отношения стали достоянием общественности, Юджи начал бы трубить о них по всем каналам в режиме широкоформатного вещания. Он бы придумал историю и просто заполнял бы ею эфир. Конечно, он не вчера родился и не мог не знать, что происходит. Как он мило замечал: «Я приехал в город не в карете из тыквы». Если бы он захотел, он бы так и сделал. Все всё знали. Мы жили в мыльном пузыре, стеклянном доме, пытаясь скрыть очевидное.
Каждый день Юджи выдавал свои обычные комментарии по поводу того, что секс нужен только для продолжения рода, и это действовало Йогине на нервы. «Брак — это узаконенная проституция!» — говорил он. Он называл её «балерина», но при этом, якобы по причине акцента, произносил это слово так, что оно звучало как «исполняющая танец живота». Это был изощрённый террористический акт, направленный против моего вовлечения в какое-либо «чувственное удовольствие». Это чёртово выражение производило эффект царапанья ногтями по школьной доске, когда мисс «Просто скажи нет» использовала духовность для уклонения от близости. Я страдал от сексуальной неудовлетворённости и при этом, идиот, был одержим идеей целибата, представляете?
— Вы получили по заслугам! — мог сказать Юджи кому-нибудь, бросив взгляд на меня, или, сильно перефразировав Шекспира, выдать фразу: «В аду нет столько гнева, сколько его в женщине, которой пренебрегли».
В Дакшинешваре, в знаменитом храме, где жил Рамакришна, есть статуя богини Кали — Божественной Матери, которой он поклонялся. Она стоит на груди возлюбленного Шивы в состоянии ярости. Её глаза дики, она до зубов вооружена и обвешана гирляндами из черепов, её язык в гневе высунут наружу. История гласит, что Шива бросился ей под ноги, чтобы сдержать её гнев, грозивший уничтожить всю Вселенную. Этот образ женской ярости является мощным символом эквивалента страха мужчины перед женщиной. Набегающие волны неконтролируемых животных эмоций в присутствии маленького старого мудреца и прекрасной Йогини бросали меня, как тряпичную куклу, из одной крайности в другую. Единственным выходом справиться с каждым из них было сдаться, но на тот момент я ещё не мог этого сделать. Я не мог ни сдаться, ни уйти. Борьба продолжалась, и я терял время. Дни проходили в отчаянии, с периодически случающейся суицидальной депрессией. Интересно, можно ли говорить о суицидальной депрессии, если ты о ней только думаешь? Да нет, на самом деле — просто переодетая жалость к себе. Он говорил, что реинкарнация существует до тех пор, пока в неё верят. Мои худшие предположения о том, что страдания не заканчиваются со смертью, подтвердились.
«Тот факт, что ты находишься сейчас здесь, говорит о том, что ты ещё питаешь надежды». Согласен.
Мы продолжали путешествовать на машинах. Поскольку мы были в Италии, больше всего нам нравилось посещать магазины шоколада. Однажды смеха ради я устроил представление, смешав в одну неприглядную массу все остатки шоколада и с жадностью набросившись на него. Сделав это однажды, я был обречён повторять это действие многократно. Ничто меня не учило. «Ну-ка, подчисти всё!» — требовал он всё чаще и чаще к удовольствию присутствовавших. Всё, что бы я ни делал ради выпендрежа, развлечения или снятия напряжения, лишь добавляло масла в огонь. И всё больше сказывалось на моём желудке. Но и остановиться я не мог.
Мы ненадолго съездили в Гштаад по банковским делам Юджи. Девочки захотели пиццу на обед, и, уступив их желанию, мы пошли обедать в «Арк-ен-Сиель». На обратном пути в Италию мы уже доехали до Готардского туннеля, 17-километровой махины в горах, когда Лакшми обнаружила, что при ней нет кошелька, в котором остались её с девочками паспорта. После лихорадочных поисков девочки посигналили другим машинам, чтобы те остановились у обочины на выезде из тоннеля.
Лакшми была в ужасе от того, что причиняет Юджи неудобства.
«Ты возвращайся и найди его, а я поеду домой», — только и сказал он.
Я, то засыпая, то просыпаясь, весь день ехал с температурой в другой машине. Взглянув на Нью-йоркершу, которая была за рулём микроавтобуса, я понял, что надо вмешаться. Сумедха была погружена в «Гарри Поттера», Шилпа и Синди слушали музыку в наушниках. До сих пор девочек мало заботили подробности поездки. Несмотря на протесты Лакшми, я забрался на место водителя микроавтобуса, и мы отправились обратно в туннель. Юджи часто раздражало то, что люди плохо ориентируются в дороге и постоянно сверяются с картой, и потому было особенно удивительно, как легко мы нашли дорогу назад без неё. Естественно, кошелёк находился на том же месте рядом с диваном, где Лакшми оставила его за обедом.
