Уппалури Кришнамурти - Выхода нет
В.: Как подавлять…
У.Г.: Оттого что мы в себе все подавляем, мы хотим все подавлять и в растущем ребенке. Мы уже создали проблему для ребенка, вместо того чтобы выяснить, в чем на самом деле его проблема. У нас нет энергии на то, чтобы решить проблемы ребенка. Мы ругаем его и принуждаем вписываться в рамки, созданные нами на наших собственных основаниях.
Вот это и есть то, что мы называем культурой. Культура не есть нечто таинственное. Это ваш образ жизни и ваш образ мышления. Все другие виды культурной деятельности, которые мы считаем такими творческими, – неотьемлемая часть вашего образа жизни и мышления. Ты никак не можешь освободить себя от проблем, созданных мышлением, кроме как запустив в движение другое мышление. Но это не может помочь.
На самом деле там [в тебе] нет мыслей. Мысли не образуются сами. Они не самопроизвольны. Мы никогда не смотрим на мысль. То, что мы видим, – о мысли, но это не сама мысль. Мы готовы поставить это под сомнение и посмотреть в лицо факту, что мысли не являются самопроизвольными. Они приходят извне – извне в том смысле, что, когда возникает сенсорный отклик на раздражитель, мы переводим это ощущение в рамки нашего знания и говорим себе, что это [перевод] и есть ощущение.
Вы распознаете ощущение и даете ему название. Это все память. Там есть только память. Где эта память? На самом деле никто не знает, где находится память. Можно сказать, что она в нейронах. Как только сенсорные восприятия активируют соответствующие ощущения, они в свою очередь активируют клетки памяти. Мы фиксируем каждое движение там [в ощущении] в рамках структуры памяти и переводим его.
Естественно, память порождена нашей потребностью обособлять себя, подвергать цензуре наши чувственные восприятия и отфильтровывать их с тем, чтобы поддерживать статус-кво и непрерывность движения нашей мысли. Мы можем рассуждать об освобождении себя от знания. Но что бы мы ни делали, это не освобождает нас от движения знания. Напротив, оно только усиливает и укрепляет то, от чего мы пытаемся освободиться.В.: Ваши слова, кажется, напоминают то, о чем говорят квантовые физики. Наше представление о Вселенной весьма ограниченно.
У.Г.: Мы сами создаем Вселенную. У нас нет совершенно никакой возможности посмотреть на нее. Модель, которую мы видим, создана нашей мыслью. Даже ученые, которые говорят, что они наблюдают определенные явления, в действительности не могут ничего наблюдать, кроме как через зеркало своего собственного мышления. Ученый воздействует на то, что ты видишь. Какие бы теории он ни предлагал, это только теории; они не являются для него фактом. Даже если ты смотришь на объекты физически, без вмешательства мысли и без перевода того, на что ты смотришь, физический взгляд влияет на объект наблюдения. В действительности ты никак не можешь зафиксировать, удержать и выразить то, на что ты смотришь. Вы не осмеливаетесь смотреть на что-либо. Ученые могут выдавать всевозможные теории, сотни и сотни теорий. Вы можете лишь награждать их Нобелевскими или другими престижными премиями, и это все, что их интересует. Но готовы ли мы признать тот факт, что нет никакой возможности смотреть на что-либо?
Ты вообще ни на что не смотришь. Даже физическое смотрение находится под влиянием твоей мысли. Ты никоим образом не можешь смотреть на что-либо без использования знания, которое у тебя есть относительно того, на что ты смотришь. Фактически это оно [знание] создает этот объект. Это твое мышление создает наблюдателя. Так что вся эта болтовня о наблюдателе и наблюдаемом – просто вздор. Нет ни «наблюдателя», ни «наблюдаемого». [Разговоры о] «воспринимающем» и «воспринимаемом», «видящем» и «видимом» – все это чушь и чепуха. Эти темы хороши для бесконечных метафизических дискуссий. Таким дискуссиям нет конца. А верить в то, что есть наблюдение без наблюдателя, – это бред.
В.: Тарабарщина… У.Г.: Тарабарщина и чушь… [Смех] Ты никак не можешь смотреть на что-либо без «смотрящего», который является продуктом этого мышления.
В.: На этой неделе здесь состоится важная встреча. Видные ученые со всего мира, представляющие различные дисциплины, люди из духовного мира и мира промышленности и экономики впервые собираются вместе, чтобы поговорить о сходстве, а не о различиях между их отраслями. Все они теперь как будто чувствуют, что им следует поддерживать друг друга вместо того, чтобы сосредоточивать свои силы только на различиях и делениях, которые они создают в своих умах.
У.Г.: Прежде всего, ученые, смотря на всех этих религиозных людей или обращаясь к ним за помощью, совершают самую большую ошибку. Они дошли до точки. Если у них проблемы в своих системах, они должны решать их сами. У этих религиозных людей нет ответов на проблемы, созданные научным мышлением человека. Я не знаю, достигнут ли они чего-то, собравшись вместе и обмениваясь мнениями или делая доклады. Я могу звучать очень цинично, когда говорю, что из этого может ничего не выйти, кроме того, что они будут выступать и чувствовать себя комфортно, оттого что стараются понять точки зрения друг друга. Когда ты говоришь что-то кому-то, он говорит, что это твоя точка зрения. Но он не понимает, что у него тоже точка зрения. Как возможно общение между двумя людьми, у которых разные точки зрения? Вся цель разговора или диалога только в том, чтобы склонить другого к своей точке зрения. Так что это диалог между двумя точками зрения, и вы никак не можете примирить их.
Конференция обещает быть весьма интересной. [Смеется] Они могут все собраться, поговорить об этом [общем в их разных областях], обменяться мнениями, и на этом все закончится. Это было бы нечто вроде Объединенных Наций. (Объединенные Нации – лучшая шутка века. Если каждый пытается утвердить там свои собственные права, то что это за Объединенные Нации?) Проблема в том, что мысль везде создает границы. Это все, на что она способна.В.: Различия?.. У.Г.: Различия. Итак, это мысль создала мир; и вы чертите линии на этой планете: «Тут моя страна, там – твоя». Так как же возможно единство между двумя странами? То, что создает границы и различия, не может быть средством сближения разных точек зрения. Это бесплодная попытка.
В.: Да, правда.
У.Г.: Я могу звучать очень цинично, когда отмечаю это. Но в глубине души они сами знают, что ничего не выйдет [из их обсуждений]. Мы не готовы признать тот факт, что мысль способна только создавать проблемы. Этот инструмент не может нам помочь.
Разговоры об интуиции и озарении – это еще одна иллюзия. Каждое ваше озарение порождено вашим мышлением. Эти озарения усиливают и укрепляют то, от чего вы пытаетесь освободиться. Все озарения, какими бы замечательными они ни были, ничего не стоят. Ты можешь создать потрясающую структуру мысли на своем открытии, которое ты назовешь озарением. Но это озарение – не что иное, как результат твоего собственного мышления, перестановок и комбинаций мысли. На самом деле у тебя нет никакой возможности прийти здесь к чему-то оригинальному. Нет ни одной мысли, которую ты можешь назвать своей собственной. У меня нет ни одной мысли, которую я называл бы своей, – ни одной мысли, ни одного слова, ни одного переживания. Все приходит извне. Если я должен что-то испытать, мне приходится полагаться на знание, заложенное сюда. Иначе вы ничего не можете испытать. Вы не сможете испытать то, чего не знаете. Нет такой вещи, как новый опыт.
Я даже подвергаю сомнению идею сознания. Возможно, сознания вообще не существует, не говоря уже о подсознательном, бессознательном и прочих его уровнях. Как ты осознаешь какую-то вещь? Ты осознаешь что-то только посредством памяти. Прежде всего ты узнаешь это. А узнавание и наименование – это все, что при этом присутствует. Ты можешь обмануть себя и поверить в то, что узнавание и наименование – это две разные вещи. На самом деле нет. Тот самый факт, что ты распознаешь нечто как объект, даже не называя его, говорит о том, что ты уже знаешь о нем. Память, которая уловила его, говорит, что это объект. Болтовня об узнавании без наименования – это очень хитроумная игра. Она только заостряет твой интеллект. На самом деле ты не пытаешься понять, в чем проблема или как с нею быть.В.: Так что Вы называете инстинктом? Это еще одна из идей ума? У.Г.: Это еще одна идея, изобретенная мыслью. Все, что мы испытываем, вызвано мыслью.
В.: И ничего другого быть не может? У.Г.: Ты не можешь испытать то, чего не знаешь. Чтобы что-то испытать, ты должен «знать».
В.: Например, когда людям из Африки показывали их фотографии, они совершенно не могли себя узнать.
У.Г.: Узнавание себя как объекта возможно только с помощью знания [о себе]. Мы запускаем этот процесс в детях. Вы говорите ребенку: «Покажи мне твои зубки, покажи твой нос, покажи твои уши, скажи мне твое имя». Вот где закладывается идентификация. Мы оказываемся в ситуации постоянного использования памяти для поддержания этой идентификации. Мы не хотим, чтобы она исчезла. Мы делаем все возможное, чтобы поддержать ее. Но усилия по поддержанию твоей идентификации изнашивают тебя. В конечном итоге постоянное использование памяти для поддержания идентификации поставит нас всех в положение, где мы не выдержим. Когда кто-то оставляет попытки вписаться в систему ценностей, вы называете такого человека сумасшедшим. Он (или она, что тоже возможно) не выдержали. Некоторые люди не хотят вписываться в эти рамки. Но мы заставляем их быть функциональными. Чем больше мы их заставляем, тем более сумасшедшими они становятся. По сути, мы подталкиваем их к самоубийству.
