Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику
Он ждал ее уже разгримированный и переодетый, бодрый и веселый, как будто изнуряющей ночи на сцене вовсе не было.
— Ирчик, скажи честно, если устала. Я отвезу тебя домой. А если нет — пошли бродить!
— Генка! Пошли бродить!
Они вышли из здания и спустились на пешеходку. Рассвет едва намечался. В звенящей предутренней тишине еле слышно шуршал галькой морской прибой.
— Искупаемся? — спросил Гена.
— Наш… — удивленно и радостно, громким шепотом подражая прибою, прошелестела Ира.
Они разделись полностью, благо время суток не вменяло в этикет обязательность плавок и купальника, и поплыли в прохладной воде.
— Ну вот, Ирина Борисовна, — начал Генка, когда они вновь оказались на пешеходке, — душеньку Вашу бесценную я, как истинный Баб Ёг, накормил, напоил, в море прополоскал, а вот теперь Вам, милая Вы моя, и ответ держать само времечко. А скажите-ка мне, разлюбезная, почему это я, бродя по свету по белому, ни разу не видал Ваших выставок-то, персональных-то, а?
— Не беру уж я давно краски всякие, да и кистью не вожу боле по холсту.
— Так почто ж тогда, распрекрасная, мужика-то ты свого ухайдокала? Ввергла в зависть-то его в чернушшую, в пьянку горькую, беспробудную.
— Да никуда я его не ввергала!
— Да знаю, знаю и в том не виню. Сам дурак! Ты мне лучше скажи: серьезно, что ли, не пишешь?
— Да. Серьезней некуда.
— И давно?
— Последнюю написала в ночь ухода. И всё.
— Во, дела! Знаешь, я, когда узнал, что ты все бросила и уехала, хотел найти тебя, и даже попытался поначалу, но потом понял — раз так сделала, значит, всерьез хочешь многое из своей жизни вычеркнуть.
— Знаешь, я действительно его безумно любила… И сейчас, до сих пор люблю, но не того, от которого ушла. Я не уловила момента, когда умер в нем тот, кого я по сей день люблю. Знаешь, очень страшно хоронить любимых, но еще страшней, когда его оболочка вроде как рядом, ты можешь ощущать ее тепло, целовать, обладать — а это не он. Он — умер. Знаешь, последнее время, ложась с ним в постель, я чувствовала омерзение измены, своей измены тому, кого люблю, с тем, кто до безобразности нагло занял место любимого.
— Ирчик… старые раны разбередил?
— Да нет… Шрам давно затянулся. Уже не больно.
— Чем сейчас занимаешься?
— Дизайном.
— А в какой сфере?
— Вообще, в основном занималась полиграфией, немного интерьерами и ландшафтом, а недавно сделала большой проект по мебели.
— Палладина, я тебя поздравляю! Из талантливого, даже гениального живописца, пусть в узких кругах, но достойно признанного, переквалифицироваться в рисовальщика визиток и чертежника табуреток! Потрясающая карьера!
— Генка! Не язви! Знаешь…
— Ирчик, не заводись! Я знаю — ты все способна превратить в шедевр. Только вот всегда нужно помнить, что талант, это не Дар Божий — это Крест. Громадный тяжелый Крест, который ты обязана нести всю жизнь, и нести правильно, иначе… Иначе все пойдет наперекосяк.
— Знаешь, Ген, по-моему, я правильно несу этот Крест. В моей жизни все здорово. Мне нравиться жить так, как я живу.
— А за последнее время с тобой ничего странного не происходило, а?
— Происходило, но…
— Ирка, спинным мозгом чувствую, за последние полгода-год не я первый тебе о твоем живописном прошлом напоминаю. Признайся — так?
— Признаюсь — так. Ты хоть о нем знаешь, а первый напомнивший понятия не имел вовсе.
— А вот это — как?
— Он, без задней мысли, ничего не подозревая, показал мне мою последнюю работу.
— И что?
— В смысле — что?
— Ирчик, так ведь это знак! Серьезный знак! Когда это случилось?
— Этой зимой.
— И ты до сих пор ничего не пишешь?
— Я боюсь… и работы много было… Поехали ко мне, я покажу тебе мебельные эскизы, ну и все остальное.
— Решила оправдаться наглядным материалом?
— Генка!!!
— Едем, едем. Ты даже не представляешь, как я хочу увидеть твои работы, что бы они собой ни представляли и в каком бы жанре ни были выполнены, и какими средствами.
Они поднялись по лестнице в районе стадиона. Уверенно светало. У «Золотого колоса», будто по заказу, ждало такси.
Не успели они войти в квартиру, как ворвалась всклоченная спросонья Наташка.
— Ир, ты уже проснулась?
— Я еще не ложилась и только что пришла. Познакомься — Геннадий Васильевич Логинов. Ты его уже видела. На арене цирка.
— Очень приятно — Наташа, — вовсю жеманилась Натали.
Генка тут же подхватил ее манеру и выдал сторицей в поцелуе руки и сообщении, что для такой очаровательной особы он просто «Генусик». Наташа густо покраснела и выскочила из Ириной квартиры, как пробка из бутылки, забыв, зачем пришла, точнее, какой повод для этого придумала.
— Что это было? — Генка состроил такую уморительную рожу, что с прослушиванием ответа пришлось повременить по причине приступа неукротимого смеха, приключившегося с «ответчицей».
— Это, Геночка, ФСБ и ЦРУ, а по совместительству СМИ местного значения.
— Понятно. А я, было, подумал, наивный, что это — всего лишь face control.
— И face control тоже. Кофе?
— Давай.
Они переместились на кухню, где Генка отогнал Иришку от плиты и сам принялся хозяйничать. В итоге на столе красовался целый шикарный завтрак.
— Генка, так не честно!
— Уж извини, Ирочка, но я хорошо знаю: хоть ты и на кухне — бог, но терпеть ее не можешь, или что-то изменилось?
— По поводу кухни ты прав, но я о другом.
— О чем?
— Я тебе про себя рассказываю, а вот о тебе ничего не знаю. Как ты? Где ты? Цирк — это ведь так, блажь?
— Ну почему? Ты ведь сама меня в клоуны отправляла!
— Так ведь несерьезно же!
— Ладно, колюсь. В цирке действительно несерьезно. Денег попросили в помощь, а я попросился поработать. Естественно, отказать не смогли, а теперь и как уйти — не знаю. «Геннадий Васильевич! Ну, пожалуйста! Ну, еще в одну Тмутаракань съездим!». Вот уж два года так маюсь. Сам не рад.
— Генка! Да ты у нас, никак, олигарх, раз цирк у тебя спонсорскую помощь клянчит!
— Ну, до олигарха мне еще далековато, но от нищеты не страдаю. У меня несколько небольших предприятий в разных странах. Так что с голоду умереть мне пока не удается. Ирчик, я бы с удовольствием вложил в тебя деньги, а потому давай посмотрим, что ты творишь и вытворяешь.
— Ген, подожди! Расскажи мне все-таки, как у тебя с театром-то?
— С театром? Ну, поступать в театральный мне окончательно надоело не так уж и давно. Историю-то эту знаешь? Почему не брали?
— Наслышаны…
— Сам придумал! Видишь ли, поступать начал по юной дурости, потом в привычку вошло, а потом прикалываться начал.
— Догадывалась… А с театром-то, все-таки, что?
— С театром? Ну что с театром, плюнул на всех и открыл свой в одном Запупыркино-Мамайске. Не понравилось. Не могу с кучей народа работать. В общем, я сам себе театр, как всегда и было.
— Генка, знаешь, чего понять не могу? Вот ты без пяти минут олигарх, цирк спонсируешь… Взял бы да себя раскрутил. Ты ведь гений! Генка, я ничего подобного никогда нигде не видела! Тебе действительно никакие театральные институты на фиг не нужны! Ты сам — шедевр! А при вложении некоторой суммы, которая для тебя, догадываюсь, не проблема, мог бы стать еще и сенсацией.
— А зачем? Деньги у меня и так есть, а слава… Знаешь, без нее спокойнее жить на белом свете. Ты ведь сама такая же. Широкая известность в узких кругах — вот самая достойная и приятная слава из всех слав.
— Да… ты прав…
— Давай, показывай, чем занимаешься.
Переместились в комнату. Ира достала папку с портфолио, а заодно включила компьютер.
— Что здесь?
— В папке? Визитки, буклеты и прочая дребедень.
— А в компе?
— Эскизы мебели.
— Начнем с них.
Генка быстро листал файлы, постоянно повторяя «угу».
— Значит так, госпожа Палладина, — изрек он, добравшись до конца папки, — я скину тебе на e-mail фотки, сделанные в разных племенах типа Чумба-Юмба, и пришлю образцы, используемых у них материалов. С тебя — линия в стиле полученных впечатлений. Ни в коем случае не стилизация. С кем ты делала эту коллекцию?
— ОАО…
— Хозяин кто?
— Радный Станислав Андреевич.
— Стас?! — Генка аж весь просиял. — Знаю. Хороший мужик.
Иру почти не удивило знакомство Генки с Радным. У нее еще в студенческие годы закралось подозрение, что людей, которых Логинов так или иначе не знал бы, просто не существует.
— С тебя, Ирчик, — разработка, со Стаса — производство. Я сам с ним поговорю. С меня — деньги, реклама, сбыт. А теперь давай бумажки с картонками.
Ира подала ему временно отложенную папку. Не менее стремительно, чем компьютерные файлы, он просматривал «бумажки с картонками» и вдруг резко затормозился на одной из визиток.
