Ж. Славинский - Заря Айваза. Путь к осознанности
Гостиная сейчас казалась еще просторнее при всей ее теплоте. Она сказала:
— Я приготовлю чего-нибудь к ужину.
— Не беспокойся по этому поводу.
— Почему? Ты не голоден? — И в этот же момент меня одолело чувство голода. Я полностью забыл про еду, пока слушал Учителя. Она открыла дверь на кухню. Это была раздвижная дверь на колесиках, которая отворялась за счет специальной выемки в стене. — Из еды осталось немного. Сделаю нам несколько куриных сандвичей. Не стой там, чувствуй себя как дома. Сними же, наконец, свой плащ. — Она открыла один из кухонных шкафчиков. — У меня есть белое вино. Как тебе?
Она достала белую скатерть и постелила ее на круглом кухонном столе. Поставила тарелки, кухонные приборы, подсвечник с тремя свечами и вазу с гвоздиками. Я наблюдал за тем, как умело она расставляла все на столе. Она улыбнулась мне и сказала:
— Все готово. Прошу к столу.
Она положила на тарелку сандвич, несколько креветок с листьями зеленого салата. Какое-то время мы ели в тишине. И вдруг она подняла брови:
— Вкусно?
Шведы питаются самой ужасной едой в Европе, и сандвичи были тому не исключение. Вместо хлеба они едят тонкие сухие овсяные ломтики, безвкусные, как бумага. Их даже не получается нормально удержать в руках, так как они постоянно осыпаются.
— Превосходно, — ответил я. — Я уже давно не ел так вкусно. Хочу поблагодарить тебя, что пригласила меня. Для меня это очень ценное переживание. Я мечтал оказаться рядом с духовным человеком.
Она улыбнулась. Она ела медленно и, словно подчеркивая благородство своих манер, как будто не жевала еду, а касалась зубами ноток невидимого инструмента. Она запивала вином каждый кусок. И смотрела на меня, чуть наклонив вбок голову.
— Если бы я только знала... Я бы достала хорошего коньяка.
— Это не так уж важно, — ответил я, — я все равно не пью его. Меня всегда удивляют люди, которые идут по пути алкоголя, сигарет... — Я остановился. Я не хотел испортить ее хорошее настроение.
— Тебе пора полюбить некоторые вещи.
В ее голосе это звучало как обещание. Казалось, что это было навеяно воспоминаниями о бывших любовниках, о тех многозначительных взглядах и стихах, о прикосновениях рук и кожи, страданиях от разлуки. И теперь она выглядела необычайно привлекательно. Сколько же ей? Тридцать восемь, может, сорок, а может, сорок пять? С приближением ночи она казалась еще более привлекательной в своем теплом доме, уставленном книгами по оккультизму, темной мебелью и коврами, которые приглушали звук шагов. Легкий запах ее парфюма витал по комнате и соприкасался с дымом от ладана.
— Знаешь что, — сказала она, — давай после ужина послушаем какую-нибудь музыку. Я люблю Чайковского, а ты?
Я кивнул головой. Надеюсь, что она не будет расспрашивать меня о классической музыке. Я был напряжен, но в то же время становился более уверенным в себе — вино начинало действовать. Я сделал еще несколько глотков из бокала. Чего я хочу? Женщина попросила меня остаться на ужин. Мы одни в доме... она взяла меня за руку... все указывает на то, что она пригласила меня за тем, чтобы провести со мной ночь. Несмотря на все это, я был скован, вел себя чопорно и напряженно, снисходительная улыбка все чаще показывалась у меня на лице. В мою голову прокралось маленькое подозрение о том, что она проверяет меня и что, возможно, любая попытка физически сблизиться подвергнется критике, послужив указанием на мою незрелость в отношении принадлежности к их ордену. Астрид решила вмиг все мои сомнения. Она подвинула круглый стол ближе к дивану, поставила на него бокалы с вином и принесла коробку шоколадных конфет.
— Я буду через минуту, — сказала она, — только приму душ.
Я сел на край дивана. Очень изящная женщина. Перед тем, как лечь с мужчиной в кровать, всегда принимает душ, хотя, возможно, она уже в нем побывала не раз. Мне надо просто раздеться и растянуться на диване? Но на нем нет ни простыни, ни одеяла. Я просто сидел и ждал. Она вышла в белом купальном халате, неся в руках простыню и два одеяла.
— Ты занимаешься любовью в одежде? — быстрым движением плеча она скинула с себя халат и обнаженной легла на софу, ничем не прикрывая свое тело. Она быстро пододвинула одеяла к ногам. Не отводя от нее глаз, я начал раздеваться. Астрид хорошо сохранила свою стройную фигуру. У нее была маленькая, уже немного обвисшая грудь. Прекрасной формы ноги контрастно выделялись на фоне слегка большеватых ступней. Склонившись над столом, она налила мне еще вина.— Любовь — очень нежное растение, которое нужно поливать. Самый лучший способ — использовать хороший ликер.
— Это уместно для членов ордена Одина?
— Конечно. Это реальная необходимость для тех, кто любит жизнь так же, как и я. Кстати говоря, это единственное, в чем я уверена. Ты один из них. Тебе не нужно подавлять жизнь, просто расслабься и будь собой, будь частью жизни. Примерно добрая половина всего обучения по герметизму сводится к раскрытию подавленных частей личности.
Она положила голову ко мне на плечо, а ее рука нежно проскользила по груди и животу. Мое дыхание участилось и стало прерывистым. Она засмеялась и сказала:
— Молодой мужчина — самый безупречный инструмент во вселенной. Где бы ты его ни трогала — он везде играет.
– 10 –
Астрид зажгла сигарету.
— Было приятно, не так ли? Все эти слова, что ты мне говорил... я обожаю это.
После всех моих бесконтрольных грубых вспышек гнева я ожидал в свой адрес лишь упреки, холодное презрение и обидную ответную реакцию со стороны благонравной дамы, но вместо этого я получил слова похвалы. Я говорил ей, что она потаскуха, у которой вместо мозгов одна скользкая дыра, что она шлюха, солдатская дешевка, дающая всем за бутылку пива. Я грозил ей, что отдам ее на часовое растерзание работягам в порту, что заберу у нее все ее дешевые деньги и изобью ее, если ей этого будет мало. Я орал, что сперма будет литься из ее ушей. Несомненно, ей все это понравилось. Я вспомнил слова Младена: «К дамам нужно относиться, как к шлюхам, а к шлюхам — как к дамам. Это единственная мудрость». Что касалось шведки, то тут он был абсолютно прав.
— Славяне — лучшие любовники, — промолвила Астрид, выпустив дым от сигареты. — Они преданны и чувствительны. Американцы — бегуны на короткие дистанции, у немцев нет никакого воображения, а шведы ни на что не пригодны.
— Как я погляжу, у тебя есть международный опыт.
— Неудивительно. Я много путешествовала, да и Стокгольм полон иностранцев.
Мы полежали какое-то время в тишине. Она водила пальцем по вене на моем лбу, касалась им губ и проводила руками по волосам.
— Жизнь временами прекрасна. Моя формула счастья проста: я свободно делаю то, что захочу, и люблю, когда в доме есть чувствительные мужчины. Дома без мужчин попахивают плесенью. У меня есть подружка, она моложе меня на три года. И вот уж как два года живет одна после развода. Она говорила, что мужчина в доме доставал ее. Боже мой, когда я одна дома, то просто ни богу свечка, ни черту кочерга! — Сигарета осветила ее лицо, когда она глубоко затянулась в очередной раз. — Мой муж был итальянцем. Он научил меня, как по-настоящему наслаждаться любовью, едой и напитками во время секса — еда приобретает иной вкус. Поначалу я стеснялась, а теперь... — рассмеялась она.
— Не нужно было разводиться.
— Всему когда-то приходит конец. Он расценивал женщин как объекты, нечто вроде трофеев — он был самовлюбленным человеком. Пока я любила его, это меня никак не беспокоило. Вот такая жизнь... ничто не вечно. Свобода драгоценна. В отношениях любая попытка ограничить свободу партнера — великое зло. Читал «Книгу Закона» Алистера Кроули? — Я потряс головой. — Эпохальная работа... Он был первым, кто увидел в женщине как человеческие, так и божественные черты.
— Звучит великолепно, но мне слабо в это верится. Невозможно иметь чистое сердце и в то же время давать свободу, которую мы сами хотим иметь, другому человеку. Я встречал много людей, заявлявших о своей принадлежности к телемитам и о праве заниматься любовью с кем угодно, сколько угодно и так далее... И когда их жены шли в постель с другим, то что случалось тогда? Их реакция была примерно такой: «Я больше не хочу играть в эту игру, верните мне все мое обратно!..»
Не поднимая головы с подушки, она искоса посмотрела на меня.
— Да, это тоже проблема. Когда я влюбляюсь, то становлюсь собственницей, начинаю хотеть мужчину всего целиком. Если что-то не срастается, то я об этом не говорю, я не начинаю ворчать по этому поводу, я просто становлюсь нервозной и колючей. К счастью, я не влюбляюсь каждый день. Ты спишь?
— Нет, просто мысль о том, что придется вставать очень рано, портит все удовольствие. Одна и та же работа, одни и те же лица, эта чистка картошки... все то же самое.
Она понимающе кивнула головой.
— Я могу подыскать тебе работу получше. Кроме того, тебе не нужно будет работать какое-то время.
