Луи Клод де Сен-Мартен - О заблуждениях и истине
Но есть еще источник заблуждений в развратности воли его: мы видим, что не только в пользу свою не употребляет он малого остатка сил своих, но напрягает их почти всегда противу Закона Существа своего; видим, говорю, что не токмо не почитает препятствием окружающую его тьму, но еще собственною рукою налагает покрывало на свои очи. И тогда, не видя ни малейшей светлости, впадает в отчаяние, или боязнь, и устремляется сам собою на стези пагубные, которые удаляют его навсегда от истинного его пути.
Таковою-то смесью слабостей и неразумия непрерывно подкрепляется невежество человека! Сей-то есть источник всегдашних ошибочных заключений его! И так, когда он истощает дни свои в тщетных и бесполезных усилиях, удивительно ли, что труды его или совсем бесплодны, или оставляют по себе единую горесть?
Напоминанием однако здесь об отдалении от пути и безрассудном по оному шествии подобных мне не только не хочу уничижить их пред собственными очами, но напротив, всеусердно желаю, чтобы они не упускали никогда из своего виду того величества, в которое могут облечься. О, если бы возмог я споспешествовать событию сего желания, постараясь отнять затруднения, удерживающие их, возбудить в них бодрость и показать им путь, ведущий к цели их желаний!
Как скоро человек захочет обратить взор свой на самого себя, при первом взгляде легко почувствует и признается, что есть для него определенная Наука, или очевидный Закон; потому что и всякому Существу оный дан, хотя не во всех вообще Существах находится; и потому что мы среди самых слабостей наших, невежества и заблуждений не иное что делаем, как ищем мира и света.
Следственно, хотя старание человека, которое он вседневно употребляет к достижению цели своего искания, и весьма редко награждаемо бывает успехом, однако не должно для сего думать, что сия цель мечтательная; но только человек не надлежащую избрал дорогу, и следовательно в величайшем находится недостаточестве; ибо не знает даже и пути, по которому идти должен.
О истине
И так и теперь уже можно согласиться, что несчастие настоящего человека не в том, чтоб не знал он, что истина есть; но в том, что ошибается в естестве ее; ибо и те самые, которые старались отрицать ее, или опровергнуть, отнюдь не думали успеть в своем намерении, не поставя другой на место ее. В самом деле, они облекали свои химерические мнения именами силы, неизменяемости и повсемственности; одним словом, всеми свойствами, приличествующими Существу истинному и самобытному. Чувствовали они, что Истина не может быть таковою, не существуя действительно, не будучи неизменяема и совершенно не зависяща, и не имея начала своего бытия в самой себе; ибо если бы приняла она бытие свое от иного Начала, то сие могло бы паки погрузить ее в прежнее небытие и недействие, из которых была им изведена.
И так противоборцы истины своими собственными системами доказали, что они имеют ничем незагладимую идею о Истине. Повторим же сие, что большую часть людей мучит не столько то, что есть ли Истина, сколько то, что какая есть сия Истина.
О добре и зле
Но возмущается часто сие чувствование, и сии ясные лучи света помрачаются в человеке от непрерывной смеси добра и зла, светлости и темноты, стройности и беспорядка, усмотренных им во Вселенной и в себе самом. Сие всеобщее противоборствие тревожит его, и мысли его приводят в такое замешательство, что трудно ему разобрать их. Огорчен будучи и изумлен столь странным стечением вещей, и желая оное себе изъяснить, предается пагубным мнениям, и скоро, лишась чувствования Истины, теряет и свое надеяние на нее. И так величайшее тот покажет ему благодеяние в сем горестном состоянии, кто уверит, что может он узнать источник и происхождение того беспорядка, который его изумляет, и кто не допустит его делать какие-либо заключения противу сей Истины, которую он исповедует, любит, и без которой пробыть не может.
О добром и злом Начале
То неоспоримо, что взирая на применения и противности всех Существ Натуры, люди должны были признаться, что она подвержена влиянию добра и зла; а потому принуждены были необходимо признать для Начала противоположные. Примечание весьма благоразумное, и заключение, которое они из того вывели, самое справедливое. Но для чего ж не столь благоуспешно их покушение истолковать свойства сих двух Начал? Для чего положили они своей науке весьма тесное основание, которое принуждает их самих разорять ежеминутно сооружаемые на оном свои системы?
Причиною сему то, что, пренебрегши истинными стредствами научаться, отважились безрассудно сами собою сделать определение сей священной вещи; как будто человек, удаленный от обители света, быть может благонадежен на свои рассуждения. И для того хотя и признали два Начала, но не умели распознать их различие.
Иногда приписывали обоим равную силу и старшинство, и, следовательно, делали их друг другу соперниками, поставляя обоих на единой степени могущества и величия.
Иногда, правда, провозглашали зло, как Начало во всем нижайшее доброго начала; но тотчас противоречили сами себе, как скоро вздумали изъяснять свойство зла и его происхождение. Иногда не устрашались они вмещать добро и зло в единое Начало, думая возвеличить его, приписав ему все без изъятия могущество, по которому бы оно было создателем всех без исключения вещей, то есть: сие Начало должно было быть отцом вместе и мучителем, разорять то, что само строит, быть злым и несправедливым по мере своей великости, и, следовательно, долженствовало и наказывать себя для удержания собственного правосудия.
Некоторые, наконец утомленные волнующим их недоумением, и не находя твердого пристанища мыслям своим, решились отвергнуть и то, и другое Начало; вздумали себя уверить, что нет ничему определенного порядка и закона, и, не умея изъяснить, что такое добро и зло, сказали, что нет ни добра, ни зла.
Когда же против их утверждения вопрошаемо было: откуда родились сии все правила, которые распространены по всей земле, и сей глас внутренний и везде одинакий всех народов, насильно, так сказать, принуждающий принять оные, и который возбуждает в человеке среди самых его заблуждений сие помышление, что его знание гораздо превосходнее тех видов, коими он занимается? тогда сии Примечатели, слепошствуя, назвали привычками чувства, нам врожденные, приписали организации и законам механики мысли и прочие способности человека; и потом утвердили, что великие перемены физические во все времена производили в человеке, по причине его немощи, страх и боязнь; что он, всегдашним опытом узнав, колико сильны над бренным его составом стихии и прочие окружающие Существа, вздумали, что будто некое недоведомое могущество управляет и превращает Натуру по своей воле; из сего де составил себе в воображении уставы подчинения и порядка, наказания и награды, которые воспитанием и примерами носилися между людьми от рода в род, с некоторыми однако разностями, довольно приметными, относящимися к обстоятельствам и климатам.
Ложное учение об обоих Началах
Потом, принявши в довод различность употреблений и обыкновений произвольных, коими народы разнствуют друг от друга, вероломство и междоусобную вражду народных Законоучредителей, также непрестанное сражение мнений человеческих, плод сомнения и невежества, нетрудно было им доказать, что человек в самой вещи везде около себя находит причины недоумения и противоречий; и тем вяще удостоверялись, что нет ничего истинного; это тоже сказать, что ничто действительно не существует; ибо по вышесказанному бытие существенное и истина есть то же и одно.
Вот как несмысленные учители проповедовали и доказывали учение свое! Из сих-то ядоносных источников пролились на землю те угнетающие человека напасти, которые мучат его более, нежели природная его бедность.
Коликих бы они избавили нас страданий и заблуждений, ежели бы искали истину не в наружностях натуры вещественной, а отважились бы войти в самих себя; ежели бы захотели лучше истолковать вещи человеком, а не человека вещами, и вооружась бодростию и терпением, оставляя в покое свое воображение, продолжали ревностно искать света, толико нам всем вожделенного! Может быть не имели б силы воззреть на него первым взглядом: но когда бы озарило их разливающееся от него сияние, и когда бы они притом все свои силы напрягли к созерцанию его; по крайней мере, тогда не пришло бы им на мысль определять его свойства преждевременно, ни хотеть показывать его своим собратьям, не взяв прежде лучей его во свои предводители.
Когда человек бодрственным сопротивлением одолел все, противное существу его, тогда он примирен бывает с собою и со всею натурою. Но если от нерадения, или утомленный борьбою, допустит в себя малейшую искру огня, несродного его собственной сущности, то будет страдать и томиться до того, пока не свободит себя от оной совершенно.
