Автор неизвестен - Учение Великих Махатм
При всем его коварстве и дипломатии, он в самом деле, кажется, страдает недостатком памяти. Он не только не включил "дорогую Старую Леди" в заговор в длинном частном письме, написанном ей несколькими числами позже того, как он сказал, что "действительное оружие" было отослано для опубликования (письмо, посланное ею вам, и которое вы потеряли при упаковке в Симле), но он фактически сошел со своего пути, чтобы написать несколько слов пояснений на обратной стороне упомянутого "письма". Оно сохранено Дамодаром так же, как и другие рукописи, и там написано: "Пожалуйста, печатайте это тщательно и без изменений. Оно прекрасно ответит на письмо Девисона и на другие письма из дома".. (Выдержки из этих писем были вложены в его рукопись). "Мы не сможем долго, я боюсь, поддерживать, но намеки, подобные этим, помогут тормозить падение" и т. д.
Выковав, таким образом, наиболее действенное оружие для обращения неверных дома, что касается нашего действительного существования, и вследствие этого не будучи в состоянии это отрицать, какое может быть лучшее противоядие, как не прибавить к заключающимся в нем намекам полное и ясно выраженное обвинение в колдовстве и т. д.
Будучи обвиненным двенадцатью учениками в умышленной фальсификации фактов со ссылкой на "дорогую Старую Леди", которую он, несмотря на все свои утверждения о противном, включил в заговор, он уверяет в письме Субба Роу, что никогда этого не делал, что его письмо, адресованное "мадам", объясняющее ей, почему и по каким причинам это его "письмо" посредством Н. Х. было направлено и отослано ей значительное время спустя после того, как упомянутое обличительное письмо уже печаталось. На это Субба Роу в своем письме, служащем ответом на злостное обвинение в адрес М., ответил, цитируя те самые слова, которые были написаны на обратной стороне упомянутого письма, тем доказывая ему, как бесполезна дальнейшая ложь. Вы можете судить, какова теперь его любовь к Субба Роу!
Теперь мы приходим к букету. В письме от первого декабря Олькотту (первое цитируемое письмо) он ясно претендует на обладание силами Адепта. "Мне очень жаль, что я не могу телесно присоединиться к вам в Бомбее, но если позволите, я, тем не менее, смогу, возможно, помочь вам там"… Уже в случае с Ферном он говорит: "Это совершенный хаос, и никто не в состоянии сказать, что от чего происходит и чего нет". И несколько писем по этому самому предмету изобилуют признаниями, что у него нет способностей понять, что происходило в течение "прошедших шести месяцев". Совсем наоборот, казалось бы, так как в одном письме в этот период он описывает себя, как находящегося "духовно не на одном уровне с ним (Ферном), Синнетом и другими". Он не осмелился хвастаться мне о своем духовном ясновидении, но теперь, когда он "порвал навсегда с тибетскими колдунами", его дремлющие адептские способности вдруг развились в чудовищной пропорции. Они, должно быть, с рождения уже были удивительно велики, так как он сообщает Олькотту (в том же письме), что "некоторое количество занятий пранаямой в течение нескольких месяцев (всего шесть недель) было необходимо, чтобы снова обеспечить умение сосредотачиваться… Я прошел эту стадию, и – я теперь йог"..
Обвинение, ныне предъявляемое ему, носит настолько серьезный характер, что я никогда бы не потребовал от вас, чтобы вы поверили только на основании одних моих утверждений. Отсюда – размеры этого письма, и последующие улики, пожалуйста, читайте с величайшим вниманием и выводите ваши заключения, базируясь исключительно на приведенных доказательствах.
В своем июльском письме мне он вменяет нам в вину лживое поведение Ферна, его притворные видения и притворные вдохновения от нас. А в письме м-ру Олькотту от 1 декабря он обвиняет М., моего любимого Брата, якобы действующего "наиболее бесчестным образом", добавляя, что он "никогда не смотрел на него как на джентльмена за то, что он заставил Дамодара… послать Ферну копию моего конфиденциального сообщения о нем.. " Это он рассматривает, как "бесчестное нарушение доверия", такое большое, что "М. боялся (!) даже доводить до сведения К. Х., как он украл и нехорошо употребил мое письмо. К. Х. джентльмен и стал бы с презрением смотреть на такой низкий поступок". Несомненно, я бы так смотрел, если бы это было проделано без моего ведома и если бы это не было абсолютно необходимо в виду ясно предвидимых событий, чтобы заставить м-ра Хьюма выдать себя и таким образом воспрепятствовать влиянию и авторитету его мстительной натуры. Письмо, с которого была снята копия, не было отмечено, как доверительное, и слова – "я готов сказать это Ферну в лицо в любой день" там имеются. Однако, неизмеримое злоупотребление и его истинно святое и джентльменское возмущение по поводу предательства М. сопровождается этими словами признания (Ферн находился в Бомбее, и он опасался справедливого отрицания даже негодяя), весьма поразительного, как вы увидите: "Ферн, я должен отдать ему справедливость, не знает до сегодня, что я об этом знал", т. е. о письме, взятом М. и посланном Ферну через Дамодара. Короче, выясняется, что м-р Хьюм обладал средством прочитать содержание частного письма, адресованного Ферну заказным. Причем письмо это было послано через Хьюма для передачи Ферну и хранилось в выдвижном ящике стола у него дома. Доказательство полное, так как он сам его предъявляет. Но каким же образом? Конечно, или путем прочтения физического содержания письма естественным зрением или же восприятием его астральной сущности трансцендентальной силой. Если с использованием последней, тогда каким коротким насильственным методом была психическая энергия этого "йога", который в прошлом июле "духовно не был на одном уровне с вами самими или даже Ферном", вдруг выращена до полного расцвета и принесения плодов, когда даже нам, тренированным "колдунам", требуется десять или пятнадцать лет на приобретение этих сил? Кроме того, если бы это и другие письма Ферну были просмотрены в "астральном свете" (как он утверждает в своем письме на запрос полковника О., которое при сем прилагается), как тогда могло случиться, что благодетельный гений Алморах (через посредство которого он приобрел такие огромные способности) мог заставить его списывать содержание слово в слово и помнить только те письма, которые хранились Ферном, в соответствии с категоричными приказаниями М., в его письменном столе в доме м-ра Хьюма? Как так могло случиться, когда мы вызываем его, пусть он повторит то или иное слово из более важных (для него) писем, посланных моим Братом "ученику на испытания", в которых последнему запрещалось хранить их в Ротней Касле и указывалось тщательно запереть их в письменном столе собственного дома? Эти вопросы, направленные силою М., возникли в уме Олькотта, и он без обиняков задал их м-ру Хьюму. Будучи учеником М. и уважая его как Отца и как Учителя, он очень правильно поставил этому Censor Elegantiarum прямой вопрос, не он ли сам виновен в этом чрезвычайно "бесчестном" нарушении джентльменского поведения, на которое он жалуется в случае с М.? (И притом несправедливо, как вы теперь видите, ибо то, что он делал, было мною одобрено, так как это была необходимая составная часть заранее составленного плана, чтобы выявить, кроме истинной натуры м-ра Хьюма, позорное положение, образовавшееся вследствие порочных склонностей, глупых поступков и кармы различных слабых людишек, имея конечную цель добра, как вы обнаружите).
У нас нет джентльменов, во всяком случае теперь в Тибете, которые поднялись бы до стандарта Симлы, хотя у нас много честных и правдивых людей. На поставленный м-ром Олькоттом вопрос пришел ответ настолько смердящий умышленной голой фальшью, глупым тщеславием и настолько жалкий, как попытка оправдаться в единственно возможной теории, что он без ведома владельца читал его частную корреспонденцию, что я попросил М. достать для меня это письмо, чтобы вам прочесть. После прочтения будьте добры вернуть его мне через Дхарбагири Ната, который будет в Мадрасе через неделю.
Я выполнил неприятную и противную задачу, но многое будет достигнуто, если это поможет вам нас лучше познать – будут ли ваши европейские стандарты правильного и неправильного склонять чаши весов в вашем мнении в одну или другую сторону. Возможно, что вы очутитесь в положении К. К. М., сожалея, что вам приходится или принять, или навсегда отказаться от такого "прискорбного морального парадокса", как я. Никто бы об этом не сожалел больше, чем я, но наши правила оказались мудрыми и благодатными для мира в конце концов, а индивидуальные единицы этого мира оказались настолько безнравственными, что с каждым или с каждой приходится бороться его или ее собственным оружием.
Как дела ни обстоят сейчас, и хотя мы не хотели бы допустить слишком большого промедления, все же кажется желательным, чтобы вы поехали на несколько месяцев домой, скажем, до июня. Но если вы не поедете в Лондон и с помощью К. К. М. не объясните истинного положения и не учредите Общество сами, письма Хьюма наделают слишком много вреда, чтобы потом это обезвредить. Таким образом, ваше временное отсутствие послужит двум хорошим целям: учреждению настоящего теософического оккультного Общества и спасению нескольких многообещающих индивидуумов, дальнейшее продвижение которых сейчас задерживается. Кроме того, ваше отсутствие в Индии не является чистым злом, так как друзья этой страны почувствуют потерю вас и тем более будут готовы к вашему отозванию, особенно, если "Пионер" переменит тон. Часть времени вашего отдыха вы могли бы использовать для того или иного вида теософических писаний. У вас теперь большой запас материалов, и если бы вы умудрились достать экземпляры дидактических материалов, данных м-ру Хьюму, то это была бы своевременная предосторожность. Он очень продуктивный писатель писем, и теперь, когда отбросил все сдерживающее, за ним будет вестись тщательное наблюдение. Припомните пророчество Когана.
