За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна

Я лёг в постель, но сон прошёл. Я слышал, как Марта ещё хлопотала по дому, но вот скрипнули половицы в последний раз и всё стихло. Сон прошёл совсем, а в голове вертелись слова Бена: «Когда мы пришли туда, мама не захотела остаться там, сказала, что будет ждать отца здесь; вот и живем мы тут». Какая разница между «там» и «тут», Бен не мог объяснить, но сказал, что «там» лучше. Меня снова глодала мысль: «Где я? Куда иду?»

Незаметно я погрузился в сон, но проснулся быстро от лёгкого толчка. В голове пронеслась мысль: «Что я делаю тут?» Ведь мне надо идти. Но я обещал прочистить арык и не мог вот так уйти. Потихоньку вышел из дому, было достаточно светло, я нашёл под стеной заступ и пошёл в сад. Работа отвлекла меня от тяжёлых вопросов, на которые я не знал ответов.

— Бен, ты видел Николая? Не мог же он уйти, не сказав ничего, — донеслось до меня со стороны дома.

— Как, он ушёл?! — Бен, видимо, был в недоумении.

— Я здесь, в саду. Бери заступ, Бен, и иди сюда, помоги мне, немного уж осталось, — отозвался я.

Через мгновение сияющий Бен был рядом, а следом за ним шла Марта. Она улыбалась мне.

Бен принялся помогать мне, а потом и Марта стала прорывать канаву. Втроём мы быстро всё сделали и, счастливые проделанной работой, вернулись в дом.

Марта на скорую руку накрывала на стол.

— Марта, — обратился я к женщине, — мне надо идти, но я не знаю, где нахожусь и куда держать путь.

Улыбка сбежала с её лица.

— Да, тебе надо идти. Я знаю… — она замолчала, а потом продолжила: — До колодца тебя проводит Бен, а там одна дорога, все по ней идут…

Я поблагодарил Марту за радушный прием, и мы с Беном вышли на улицу.

— Это я должна благодарить тебя, ты так помог нам… Удачи тебе… — услышал я вслед слегка дрожащий голос Марты, но оглядываться не стал, она, наверное, плакала, а я не хотел видеть её слез. Пусть останется она в моей памяти улыбающейся и весёлой.

С Беном мы шли всю дорогу молча. Он шёл впереди, а я за ним по едва заметной тропке. Мы пересекли дорогу, по которой я шёл ранее.

— Бен, куда ведёт эта дорога? — поинтересовался я.

— Не знаю, но там очень страшно. Говорят, она обрывается, и можно упасть в бездну, а иногда разверзается сама по себе, но не здесь, там дальше, — он махнул в сторону рукой. — Я как-то раз ходил вдоль не её, но жутко стало, вернулся, — добавил он, немного помолчав.

Потом он резко повернулся ко мне и запричитал.

— Возьми меня с собой! Возьми! Я не хочу оставаться здесь, возьми меня туда, я буду тебе помогать.

— А как же мама? — спросил я.

— Мама… — смутился он, — Мама… — она знает, что я не хочу жить здесь, она поймёт…

— Нет, не могу я тебя взять, а ты маме нужен. Как она останется одна? Здесь так пустынно, ты — опора ей, — я пытался убедить его.

— Она любит его больше, чем меня! — бросил он мне в сердцах и, повернувшись ко мне спиной, быстро зашагал по тропинке. Я едва поспевал за ним.

Ещё издали я заметил оживление впереди. Там была та дорога, по которой я должен был идти. Мы подошли к колодцу, о котором говорила Марта. Это был деревянный сруб с журавлём. Но никто не подходил к нему.

— Он давно высох, — объяснил Бен.

Пора было прощаться.

— Будь молодчиной, помогай маме. А мне пора в путь, — и я прижал к себе Бена.

— Значит, не возьмёшь меня с собой? — спросил Бен, заискивающе глядя мне в глаза.

— Нет, Бен, возвращайся домой.

— Хорошо… Я пойду, — вздохнул он, понурив голову… Он сжал мою руку, и отпустив её, не оглядываясь, зашагал назад к дому.

Я смотрел Бену в спину до тех пор, пока он не исчез из вида. Потом огляделся, что же происходит вокруг. Место было оживлённым. Люди, не глядя друг на друга, шли, словно онемевшие. Лишь изредка можно было услышать чьи-то стоны или всхлипывания. Кто они и куда идут, почему они так угрюмы? Я не мог ответить на эти вопросы, и решил идти чуть поодаль от них. Но любопытство брало верх, и я решился заговорить.

— Скажите, кто все эти люди и почему они так мрачны? — спросил я у пожилой женщины, отставшей от всех. Она шла, тяжело опираясь на посох, а рядом с ней семенила девочка, совсем ещё маленькая, лет восьми на вид.

Женщина окинула меня недоверчивым взглядом, а мой вопрос повис в воздухе, но она попросила:

— Помоги нам.

— Чем я могу помочь?

— Найди что-нибудь поесть, внучка голодна, а я не в силах сойти с дороги в поисках еды…

Ребёнок ведь совсем… жалко. У меня в кармане было яблоко. Я вынул его и протянул малышке. В её серых глазках отразился восторг! А у её бабушки на глазах выступили слезы… Какое-то время мы шли молча. Не хотелось казаться сильно назойливым и надоедать с вопросами. Потом я сошёл с дороги и отправился искать еду. Мне пришлось долго блуждать, прежде чем на глаза попались сливы. Плоды тёмно-синие, с сизым отливом, крупные. Я попробовал — очень вкусные! Я ел их, пока свежесть ягод не утолила мучавшую меня жажду. Немного отдохнув, я снял с себя рубаху и набрал в неё плодов. Когда я нашёл пожилую женщину с девочкой, загадочные люди исчезли из вида. Женщина сидела на земле, опершись на ствол берёзы, большой и развесистой, а девочка полулежала у неё на руках. Женщина была в светлом длинном платье свободного покроя, похожем на длинную рубаху. Волосы, хорошо уложенные в косу вокруг головы, уже растрепались. Лицо избороздили морщинки, мелкие и лучистые, они разбежались от глаз. Девочка же была в белой одежде: поверх просторной рубахи, доходившей ей до щиколоток, была надета безрукавка, тоже белая, но расшитая золотом, с затейливым узором. Когда я подошёл к ним, женщина сказала:

— Устала, пусть поспит. Идти будет легче.

— А я вот сливы принёс, будете?

— Сливы? Я люблю сливы. — Она взяла протянутую ей рубаху со сливами и ахнула: — Ах, мои любимые! — и её лицо озарилось радостью восторга, — Трудно представить, что такое чудо может быть здесь.

Она съела несколько ягод, остальные оставила внучке. Я опустился рядом с ними и решил немного отдохнуть. Но только расслабился, как девочка зашевелилась, и, едва открыв глаза, попросила:

— Бабушка, я хочу пить и кушать…

— На вот, поешь ягодок, легче будет, — бабушка отдала малышке сливы, которые в одно мгновение исчезли.

Девочка, как и я, ела, но сытости не чувствовала, мне стало её жаль. И когда, продолжив путь, она устала, я увидел это и взял её на руки. Солнце завершало свой дневной бег. Опускались сумерки. Но солнце! Это я так совсем по земному сказал «свет», исходящий непонятно откуда. Этот свет становился то ярче — наступал день, то угасал — надвигалась ночь.

Эту ночь мы провели под открытым небом. Малышка спала между нами, ей так было теплее. А день… День прошёл в молчании. Женщина не хотела отвечать, мои вопросы оставались без ответов.

Лишь однажды она заговорила, когда девочка спросила:

— Когда мы придём, баба, ещё нам долго идти? Я так устала…

— Скоро, девочка моя; скоро, маленькая. Потерпи. Вот поспим, а утром ещё пройдём немного и будем дома.

— А где дома? — видя, что бабушка разговорилась, малышка осмелилась спросить то, что, видно, давно занимало её мысли.

— Ко мне домой. Мы будем жить вместе.

— А мама, дед, тятя? Они тоже будут с нами?

— Нет, они потом придут.

— А пойдём к ним. Зачем ты ушла от нас? Пойдём к нам жить, мама будет рада, а деда будет цветы твои любимые тебе дарить, а то он их на могилки, зачем-то носит.

— Помолчи, доченька. Устанешь быстро, — только и ответила она, тяжело вздохнув.

Утром мы снова двинулись в путь. Немного пройдя, я заметил заросли малины, и мы все трое радовались находке. Пока собирали малину, малышка немного оторвалась от бабушки, и я решил поговорить с ней.

— Как тебя зовут, малышка?

— Любаша, а бабушка — Вера; она у меня строгая.

Да, насчёт бабушки у меня сомнений не было.

— А куда вы идёте?

— К бабушке, она меня к себе жить взяла.

Больше я ни о чём не успел спросить.