За порогом жизни, или Человек живёт и в Мире Ином - Волошина Инна

Похоже, я здесь приобретал себе врагов, один лучше другого, коварных, каждый по-своему. Кроме Ядвиги я ни с чьей стороны не встречал к себе участия, да и она не была искренна со мной. Я чувствовал себя одиноким, совсем покинутым. И лишь мысли о Тамаре как-то утешали меня. А потом вспоминалась мама. Я почти не помнил её. Её лицо обрамляли белокурые волосы, этим Анна очень похожа была на неё, как говорила бабушка. Её облик рисовался мне смутным. И я подумал: «А ведь и мама где-то здесь, мне только надо найти Учителя, и тогда я смогу найти и её, и Тамару…»

Я предался мечтаниям и не заметил, как день сменила ночь. Вечерняя прохлада была ощутима, ведь по пояс я был наг. Надо было найти место, где можно было укрыться. Я сошёл с дороги и пошёл в сторону леса. Я вглядывался в деревья, надеясь найти дупло. И я нашёл то, что искал: огромный вековой дуб, а в стволе зияла тёмная дыра. Дупло было достаточно большим, но не настолько, чтобы я мог свободно в нём поместиться. Я осмотрел дупло, на ощупь нарвал травы и застлал дно в дупле. Кое-как мне удалось влезть в него, но находиться здесь я мог, только сидя на корточках. Я смирился с этим. Голод не давал мне покоя, неудобная поза — ноги совсем затекли, но усталость взяла верх над неудобствами, и я погрузился в тревожный сон.

Разбудил меня неясный шум. Он всё нарастал. Я хотел вылезти из дупла, но не смог — ноги онемели. Я попытался выглянуть, насколько это возможно. Картина, представшая моему взору, привела меня в трепет…

«Старичок», тот самый «старичок»! Он катил по земле, пиная, что-то живое и стонущее. Я пригляделся, это была девушка, она молила о пощаде:

— Отпусти меня, отпусти! Мне больно… Мама, мамочка, помоги мне…, мне больно…

А он злорадствовал:

— Когда с соседским парнишкой в соломе валялась, маму не звала, больно не было! Когда в реку входила, о маме не думала, не звала, так что теперь вспомнила? Нету здесь твоей мамочки, нету! — громыхал металлический голос.

Больше я ничего не видел, но ещё было слышно:

— С ним была, а со мной не хочешь? Только по-моему будет! Как я захочу и скажу, иначе не жди пощады! Ха — ха — ха! — эхом разнеслось по лесу.

Всё стихло, а я не мог прийти в себя от увиденного, и онемевшие ноги не хотели повиноваться мне. Кое-как с трудом я выбрался из дупла, скорее скатился; ног не чувствовал.

Трава под дубом была высокая и мягкая, она приятно касалась тела, и я испытал почти блаженство, выпрямившись во весь рост. Было спокойно и тихо, лишь щебет птиц нарушал торжество леса.

Я снова почувствовал голод. А значит, надо было идти. Я встал, в глазах потемнело, но я устоял на ногах, хоть какое-то время всё плыло. Казалось, земля уходит из-под ног. Приступ лёгкой дурноты прошёл внезапно, как и накатился на меня. Снова я вышел на дорогу и продолжил путь.

Вдали показался одинокий домик, и потянуло прохладой. «Наверное там река», — решил я. Картина увиденного утром стояла в глазах. А что, если это дом «старичка»? Я решил осторожно приблизиться и всё узнать.

На мою удачу дорожка, ведущая к дому, была обсажена кустарником, изливавшим приятное благоухание и радовавшими глаз цветами. Бледно-розовые, собранные в кисти, они напоминали цвет акации.

Перед домом был сад. Я никогда и нигде не видел таких яблок! Не сдержавшись, я сорвал яблоко и жадно съел его. Это немного подкрепило меня, и я подкрался к дому.

Во дворе что-то делала женщина, но из-за цветов я не видел, чем она занята. А на крыше над верандой сидел мальчуган, во рту держал гвозди и что-то мастерил, пытаясь, видимо, прибить. Женщина обратилась к мальчугану:

— Бен, спускайся. Позавтракаем, потом заделаешь дыру.

— Сейчас, мам, отозвался рыжеволосый мальчуган, усыпанный конопушками.

Опасности не было никакой, и я, немного отойдя от дома, уже не прячась, направился к нему.

— Мир Вашему дому, хозяйка, — обратился я к женщине.

Она вздрогнула и недоверчиво оглядела меня. Да, мой вид не внушал доверия. В это время мальчуган юркнул с крыши и бросился ко мне:

— Мама! Это отец!?

— Нет, сынок, это не он.

Мальчишка был явно огорчён. Но любопытство взяло верх:

— Кто ты? — спросил он прямо.

— Путник, — а что я мог сказать?

— Коль с добром идёшь — входи в дом, в раз к завтраку подоспел, — вмешалась женщина, жестом приглашая войти. — Бен, покажи, где можно умыться.

Она вошла в дом, а я за мальчуганом проследовал вглубь двора. Пока я умывался, Бен поливал мне из кувшинчика и всё тараторил:

— А мы с мамой отца ждём. Я думал, что ты — это он. Крыша в доме прохудилась, а у меня не получается. Да арык надо в саду почистить, зарос совсем, цветы полить нечем. А малина будет мелкой, если не поливать. Ты не думай, что мама не добрая, она просто грустная. Дел много, а отца всё нет, а мы с ней не успеваем всё переделать.

Бен протянул мне рушник. Из дома послышалось:

— Бен, хватит тараторить, заговорил человека. Он устал с дороги, а тебе, мужчине, не гоже плакаться; меньше б по лесу бегал, больше сделать бы успел.

Бен обиделся:

— А я и не плачусь. Просто говорю. Что, и поговорить уже нельзя?

Я похлопал мальчугана по плечу и позвал:

— Пойдём к столу, а там видно будет, что можно с крышей сделать. Помогу.

— Правда? — веснушчатое лицо расплылось в довольной улыбке.

— Конечно, правда. Идём.

Бен торжественно шествовал впереди, в моём лице он нашёл поддержку и очень гордился этим.

— Там на лавке рубаха и штаны, переоденься, а то грязный…, - женщина смутилась от своих же слов.

— Спасибо, — я быстро переоделся и присоединился к Бену.

Завтракали молча. Я ел очень много, и женщина с интересом наблюдала за мной.

— Ты недавно здесь? — спросила она робко.

— Да, но…

— Ты ешь, а сытости не чувствуешь, это только первое время, потом привыкнешь, — и она убрала посуду со стола.

Мы с Беном вышли во двор, он был моим гидом, показывал, что у них есть. Ну вот мы добрались и до крыши. Я не был плотником, но сообразил, как можно её починить. Мы с Беном работали, не замечая времени. Он раздувался от гордости: в нём видели не просто мальчишку, а помощника, почти мужчину. А мне было в радость помочь, ведь они нуждались в помощи.

— Вы что, ночевать там решили? — спросила женщина, когда Бен в очередной раз поднимался на крышу, неся гвоздочки.

— Нет, мама, всё уже налажено, осталось последнюю досточку закрепить, — ответил Бен.

Всё было сделано если уж не тонко, то добротно. Я полюбовался на свою работу и спустился вслед за Беном.

— Спасибо, ты так помог нам. Я — Марта, — представилась женщина.

— Николай, — отозвался я.

Она так ласково посмотрела на меня, что я готов был сделать всё, что угодно для этой женщины, лишь бы её лицо озаряла улыбка — она так ей шла.

— Пойдём, я тебе сад покажу, — дергая за руку, звал Бен да так настойчиво, что невозможно было отказать ему.

И мы пошли смотреть сад, часть которого я уже видел. Здесь всё было прекрасно, но арыки!.. Мы с Беном принялись их прочищать. Он принёс заступы, мы вновь углубились в работу. День незаметно угас. Марта позвала нас домой. Она улыбалась, глядя на нас, уставших, и радовалась. Её лицо светилось от счастья, понятного лишь только ей одной. В голубых бездонных глазах играли огоньки. Русые волосы с лёгким рыжеватым оттенком разметались по спине, выбившись из косы. В бежевом платье, перехваченном под грудью широким с вышивкой поясом, она металась по дому, готовя ужин, и казалась совсем девчушкой чуть постарше своего сынишки.

Я много работал, усталость сморила меня. И, сидя на лавке, прислонившись к стене, я уснул. Марта разбудила меня:

— Бен нальет тебе, иди, умойся, а я приготовлю тебе постель. Борясь с усталостью, я вышел во двор. Холодная вода, плескавшаяся из кувшинчика, взбодрила меня. Сон улетучился. Немного постояв во дворе, я вернулся в дом.

— Там все готово. Ложись, отдыхай, — жестом Марта указала на комнату.