Лариса Автухова - На помощь далеким мирам
— Ничего, — утешал отец мать, — мы поможем, соберем все силы по крохам, заготовим глину, построим им хибару, поможем возделать участок. А там, глядишь, дети пойдут, сами вырастят себе подмогу.
— Ох, пусть так будет, как ты говоришь! На все воля Творца!
Соединение Иды и Тиара отпраздновали накануне посева злаков. По обыкновению, все селение собралось на праздник. Семьи молодых угощали соседей только что испеченными лепешками и хмельным напитком. Молодежь танцевала под звуки цимбалин, старшие, пока еще не разгоряченные напитком, обсуждали виды на урожай и погоду, рассуждали о будущем молодых, Иды и Тиара. Но вскоре и они по одному потянулись к танцующему кругу.
В этот вечер Эли невозможно было, как обычно, укрыться в тени тиры. Не очень-то удобно отсутствовать на таком важном событии в жизни своей сестры, да и мать зорко следила за Эли, чтобы та не вздумала исчезнуть. Поэтому Эли пришлось промаяться весь вечер в бесплодных поисках занятий для себя. Говорить ей не хотелось, хотя ее сверстницы и сверстники вовсю болтали друг с другом, явно наслаждаясь своим обществом и уже, словно, примеряя на себя роль нынешних виновников праздника — Иды и Тиара, — которую вскоре придется сыграть каждому из них. Эли же никогда и не думала об этом. Ей и в голову не могло прийти, что скоро надо будет выбрать спутника жизни, построить с ним хибару, плодить детей, печь лепешки, работать на участке. Мать с удовольствием отмечала, что на Эли заглядываются ее сверстники, но ее безгранично тревожило и то, что дочь, замкнутая в себе, не смотрит ни на кого, думать не думает о своем будущем. Но, впрочем, утешала себя Лиз, не пришло еще ее время, а как придет, так сама еще будет выбирать себе спутника, навязывать никого не придется. Тем и успокаивалась.
В это время года вечера еще очень холодные, но веселая компания не чувствовала прохлады, под хмельными парами танцуя у костра. И только одной Эли было зябко. Пристроившись на сухой коряге прямо у костра, Эли чертила веточкой на песке какие-то фигуры. Обычно именно так она занимала свое свободное время. Машинально водя рукой, она даже и не всматривалась в свой рисунок, не старалась найти в нем какой-то смысл. Закончив, или равнодушно стирала, или же оставляла. Но больше никогда не возвращалась и даже не вспоминала.
Сейчас ей особенно было скучно, поэтому она взяла для рисунка побольше пространства, чтобы было чем себя занять до самого конца праздника. Правда, сегодня она невольно всматривалась в свое творение и находила в нем определенное сходство с окружающей обстановкой. Самое большое пространство в центре занимала веселая пара танцующих, вокруг них были и другие, но они не так четко вырисовывались из песка. А это сам костер, языки его пламени, жадно лижущие воздух, устремлены к самому небу. Поодаль на рисунке была изображена любимая тира, за которой всегда пряталась Эли.
— Чем это ты здесь занимаешься?
Эли вздрогнула от чьего-то скрипучего голоса, неожиданно громко раздавшегося за ее спиной. Она резко обернулась и увидела согнутую временем фигуру тетушки Азы. Эли удивилась, что даже она, терзаемая хворями, притащилась на праздник. Тетушка Аза, кряхтя и охая, опустилась на корягу рядом с Эли. Ее глаза из-под низкого, испещренного глубокими морщинами лба и нахмуренных бровей по-прежнему смотрели на мир с любопытством, они зорко стали изучать рисунок на песке. Странно, но почему-то Эли с волнением следила за тетушкой Азой. Быть может, оттого, что еще никогда никто не рассматривал ее набросков, никто не придавал никакого значения ее чудачествам.
— Что же это такое здесь у тебя? — бормотала тетушка Аза. — А-а-а, так это же праздник!
Тетушка с изумлением смотрела на Эли, словно видела ее впервые и словно Эли была выходцем из другого мира, откуда-то из-за перевала. Под таким пристальным взглядом Эли стало неловко, она спрятала глаза, устремив их на костер.
— Послушай, Эли, — теребила ее тетушка Аза, стараясь вновь обратить на себя ускользнувшее внимание, — сколько живу, такого мне видеть не доводилось. Как ты это сделала? Кто тебя научил? И зачем ты это делала?
— Я всегда делала такие картинки, — ответила Эли.
— А почему об этом никто не знает? Почему никому не говорила?
— Зачем? — равнодушно отозвалась Эли. — Это все пустое. Разве кому-то это может принести пользу?
— Ты, наверное, права. Но как же похож твой рисунок на настоящих людей! Это же надо! Здесь, в этом селении, и вправду, никому это не нужно. А вот, может быть, там в другом мире, за перевалом…
— За перевалом?! — Эли едва удержалась, чтобы не вскочить и не закричать во весь голос. Но усилием воли она осталась на месте, поскольку понимала, что ее, столь непохожее на обычное, поведение могло привлечь внимание к этому разговору, по меньшей мере, половину жителей их селения. Еще чего доброго они бы решили, что Эли заболела, и столпились бы здесь, выспрашивая о случившемся. А ей так важно было знать, что же ведомо тетушке Азе. — Вы сказали за перевалом? А что там за перевалом? Вы знаете?
— Что ты, что ты, — замахала на нее иссохшими руками тетушка Аза, испуганная таким огнем, таящимся внутри этого хрупкого, всегда задумчивого, погруженного в себя существа. — Ты думала об этом? А отец или мать тебе не говорили, что об этом думать нельзя?
— Говорил мне отец, что нельзя. Но почему, почему нельзя? Я хочу знать, что там таится за перевалом! Мне это очень важно! Очень, понимаете!
— Но никто ведь и не думает об этом, а ты думаешь. Почему? Посмотри, твои веселые сверстники танцуют вокруг костра, никто из них и не думает ни о каком перевале, пусть он даже и висит над их головами. Они не думают, а ты…
— А я не могу об этом не думать, — немного успокоившись, негромко сказала Эли. — Только это единственное и волнует меня, другое же не трогает мою душу. Я хочу узнать, а лучше увидеть, что же там за перевалом. Я все равно найду туда дорогу.
— В молодости я, подобно тебе, тоже размышляла о перевале. Мне казалось, что и там живут люди, только им живется легче, чем нам. Там, наверное, тепло, думала я, там красиво, и люди там прекрасные, одетые в прозрачные одежды. Моя бабушка мне рассказала, что давно наших предков заслал сюда великий правитель, разгневавшийся за что-то на них, он запретил им возвращаться, а чтобы они не вздумали вновь объявиться перед его очами, он приказал вырастить с гору единственную дорогу, которой пришли предки. Со временем люди забыли, где же находилась эта дорога. Да и какой прок с нее, если она стала горой?
— Но почему нельзя ее отыскать? Почему запрещают даже думать об этом?
— Потому что тех, кто ее ищет, ждет гибель. Нельзя пройти сквозь горы.
— Значит, были и такие, кто ее искал?
— Отчего же им не быть, были. Не одна ты раздумывала об этом. Да только ничего не вышло у них: одни вернулись ни с чем и стали приспосабливаться к тому, как здесь живут все, другие же сгинули, не осталось от них и следа. Жаль мне тебя, девочка, не приживаешься ты здесь, ты другая, но и туда тебе не попасть. Так что лучше уж присмотри ты себе кавалера, что будет тебя уважать и беречь, и постарайся врасти корнями в эту холодную равнину. Другого, знать, не дано. Не рви себе душу. Вот мой тебе совет. Пойду я, уж совсем стало прохладно.
Тетушка Аза, тяжело шаркая ногами, потащилась к дому. А Эли осталась, растерянная и обнадеженная. Она не знала, то ли радоваться ей, то ли печалиться. Вроде бы тетушка Аза не сказала ничего такого, что могло бы подарить надежду, но ведь она упомянула о перевале. Впервые Эли услышала о том, что волновало ее больше всего, и что все здесь старательно обходили молчанием.
Глава 6
На следующее утро Эли проснулась совсем разбитая. То ли от событий вечера, то ли от беспокойных снов она чувствовала необъяснимую усталость.
Ночью она то и дело просыпалась, беспокойно ворочалась с боку на бок на твердой лежанке, боролась с вихрем мыслей, уносившим ее в радужные мечты. Промаявшись полночи, наконец, она уснула. Ей приснился странный сон, удивительный и яркий. Он до глубины души взволновал ее. Была в нем какая-то недосказанность, что-то незавершенное и неопределенное.
Эли приснился совершенно другой мир. Там было тепло и красиво. Она стояла на высоком холме, сплошь усеянном яркими узорами, испускавшими прекрасный аромат. Воздух пьянил ее этими невероятными запахами, кружил голову и заставлял снова и снова с наслаждением полной грудью вбирать их в себя. Эли была так высоко, что боялась смотреть вниз. Но сквозь щелочки зажмуренных в страхе глаз она видела внизу и вдали сверкающую пронзительную синеву, сплошной пеленой занимавшую все пространство внизу под холмом. От края и до края была лишь одна эта синева.
В какой-то момент Эли вдруг ощутила рядом с собою пожилого мужчину с серебристыми волосами и густой бородой. Она изумилась его неожиданному появлению. Откуда же он взялся? Однако мужчина нисколько не был удивлен присутствию Эли на этом холме, казалось, он ждал этой встречи и рад ей. Она не знала, что ему сказать, но ей хотелось говорить с ним, слышать его голос. Почему-то ей было важно узнать, о чем он думает, что его волнует. И в то же время ей хотелось уйти, исчезнуть, чтобы вновь успокоилась ее душа.
