Лариса Автухова - На помощь далеким мирам
Ее, еще не вполне сформировавшуюся девушку, еще по сути ребенка, стала тяготить окружавшая обстановка. Звучавшие вокруг слова и скупые разговоры были примитивны и просты, они не передавали ни чувств людей, ни их мыслей. Казалось, что и самих мыслей нет, одни неодушевленные и бессмысленные фразы, главным содержанием которых были лишь заботы о скудном пропитании и посевах.
Живя в обстановке грубого материального мира, каждый его житель смотрел только под ноги. Его не волновало, а что там дальше, что там выше? Например, за перевалом. Эли ни разу не слышала разговоров об этом. Люди ее мира довольствовались имеющимся у них, и не только не смотрели в сторону перевала, но даже и не задумывались о нем. Ее же взгляд был постоянно обращен туда, к этим заснеженным, неприступным вершинам. Ей, чье естество отчаянно сопротивлялось замкнутости пространства родного мирка, казалось, что там за перевалом, если взобраться на одну из его вершин, перед глазами откроется огромный мир с невообразимой пестротой красок и картин. Она предчувствовала свободу, таящуюся за перевалом.
Как-то она попыталась на эту тему завести разговор с отцом. Но, как и никому другому, она не стала говорить отцу о своих мыслях и переживаниях. В глубине души она предчувствовала, что отец не поймет. Эли видела отца всегда угнетенным заботами о своем многочисленном семействе, горестные, напряженные складки не покидали его нахмуренного лба. Он был обычным человеком своего мира, он, как и многие другие, всегда смотрел себе под ноги, полагая, что только так можно избежать жизненных рытвин и ям, и дальше торить свою дорогу.
Дождавшись, когда домочадцы разбредутся по своим нехитрым делам, Эли негромко спросила отца, как он считает, что же там за перевалом. В первый момент она увидела в глазах отца удивление, но оно мимолетно промелькнуло, и вновь в темной их глубине воцарилась одна лишь усталость. Было видно, что Зир не хочет говорить с ней и не только на эту тему, а вообще ни о чем, просто он устал, ведь он весь день разрабатывал новый участок для злаков, обещавший в будущем хорошее подспорье семье. Неожиданно в глубине его естества появилось раздражение: к чему эти глупые, пустые вопросы о перевале? Причем здесь перевал, если всем, каждому члену его семьи, в том числе, и его младшей дочери, такой замкнутой и отчужденной, следует заботиться о пропитании, всем надо думать о том, чтобы выжить. Но и раздражение сменилось усталостью. Ему не хотелось говорить. Больше всего он жаждал отдыха и сна.
— Зачем спрашивать о том, что не принесет ничего, кроме пустых слов, — не то спросил, не то возразил отец Эли.
Он помолчал, сосредоточив свой взгляд на темной поверхности стола с остатками сухих крошек. Потом нехотя обронил еще несколько слов, будто бы откупаясь от нее самой и других, возможных ее вопросов.
— За перевалом живет Светило. Это понятно и ребенку. Оно всегда появляется оттуда. Светило не любит надолго оставлять свой дом, поэтому так мало мы видим от него тепла. Нельзя посмотреть на дом Светила, нельзя даже и думать об этом. Он может рассердиться и тогда больше не даст нам тепла. Ты поняла? Никогда больше об этом не думай. Живи тем, что у тебя есть.
Эли еще больше замкнулась в себе и уже ни с кем она не пыталась заводить разговор о чем-либо, не имеющим касательства к жизни селения. А говорить об этом, попусту и безразлично, она не хотела, потому, по своему обыкновению, чаще всего молчала, устремив глаза к долу. Ей пришлось глубоко в душу запрятать свои размышления и умозаключения, потому что не было ни одного существа, способного понять ее. Но где-то там, внутри ее мысли жили, они терзали ее мучительными вопросами, ответить на которые не мог никто.
Невольно ее по-прежнему тянуло к перевалу. Все дни Эли вместе со своим семейством обыкновенно трудилась на клочке почвы, где росли злаки супругов Лиз и Зира. Под заунывные вопли ветра, не разгибая спины, они пропалывали сорняки и рыхлили слабые ростки злаков. Домой возвращались поздно, наспех перекусывали, что осталось с утра, и ложились спать. Изредка семья отдыхала от трудов на участке. Тогда Эли спешно покидала дом и убегала к самому перевалу.
По извилистой пыльной дороге она уходила прочь от селения и там, где пустынный путь вплотную приближается к подножию величественных гор, она переводила дыхание и опускалась на сухую корягу, жалкие останки древней тиры. Эли, умиротворенная своим одиночеством и тишиной, царящей вокруг, устремляла свой взгляд в далекую высь, к самым вершинам перевала, словно надеясь отыскать среди их острых заснеженных пик лазейку для себя в другой мир, в иную жизнь. Но, по крайней мере, снизу перевал казался совершенно неприступным и бесконечно далеким, было ясно, что невозможно взобраться по его скалистым крутым склонам, почти лишенным растительности. Однако взгляд Эли упорно искал эту пресловутую лазейку и не находил. Но ведь что-то же должно было быть за перевалом! Что же, что?!
Каждый раз Эли все дальше уходила от родного селения в надежде найти путь перехода через неприступные горы. Но тщетно! Картина не менялась, горы хранили неприступность и молчание.
Глава 5
После долгих изнурительных холодов приближалось тепло. В этот год Эли трепетно наблюдала за наступающими вокруг изменениями. Сердце ее радостно билось оттого, что с каждым днем Светило все выше поднималось над перевалом, озаряя его заснеженные вершины ярким, пронзительным светом и принося людям все больше тепла. Почва мало помалу отогревалась и оживала, стала появляться редкая в это время года, буроватая растительность. Вслед за наступающими изменениями и люди словно оживали, выходили из состояния оцепенения. Около хибар и, особенно, на поляне, где обыкновенно отмечались праздники, все больше собиралось молодежи. Приближалось волнующее для молодежи время — время создания новых пар.
Эли, бывая неподалеку от мест этих встреч, издали украдкой наблюдала за девушками и их кавалерами. Среди них в этом году была и одна из ее сестер, Ида. Эли видела, как волновалась Ида под пылкими взглядами соседского паренька. Эли знала, что Ида и этот парень по имени Тиар встречались еще с прошлого праздника Светила. Родители Эли между собой уже тихонько обсуждали соединение двух молодых сердец. Они говорили о том, что надо будет построить для Иды и Тиара хибару, выделить им глиняной посуды и соткать новую одежду.
Однажды уже почти накануне наступления тепла и посадки злаков Лиз и Зир, необычно взволнованные и наряженные в лучшие свои одежды, куда-то удалились. После их ухода Ида совсем потеряла покой. Она принималась то за одну, то за другую работу, но всякий раз оставляла ее. Словно застывшая, она с раскрасневшимся лицом замирала, а ее необычайно блестящие глаза рассеянно устремлялись куда-то в пространство. Она была и не была.
Эли с удивлением наблюдала за сестрой, но ни о чем ее не спрашивала. В общем-то, ей было ясно, что Ида взволнована своими отношениями с Тиаром. Эли помнила, что вот также, волнуясь и трепеща, уходила из дома другая ее сестра, Дита. Ее жених, Арон, переживавший за исход этих отношений не меньше Диты, срывающимся голосом попросил разрешения Зир и Лиз увести их дочь в свой дом. Родители не возражали, да и было бы странно, если бы они вдруг стали бы противиться этому союзу. Ведь у отца и матери Арона была самая большая семья во всем селении. А это означало, что в доме много рабочих рук и работа спорится, разрабатываются новые участки под злаки и бобы, и семья всегда с урожаем. К тому времени, когда старшему сыну этого семейства, Арону, пришла пора создавать свой очаг, он вместе с отцом и братьями уже построил для себя отдельную хижину. Поэтому Зир и Лиз так радовались везению своей Диты.
Прошло время, пора девичества Диты давно забыта. Теперь она взрослая женщина, в мать, статная и степенная, воспитывает своих детей. Хотя Дита и Арон со своими детьми живут на окраине селения, у самого жертвенного камня, где обычно приносятся дары Светилу, но зато их дом больше других, в нем всегда есть пропитание и одежда, Дита и Арон с утра до позднего вечера трудятся на участках со злаками и бобами. По-мнению многих женщин селения, лучшей доли для женщины, чем у Диты, трудно и представить.
Родителей не было весь вечер. Они вернулись затемно, когда все семейство, не дождавшись отца и мать, уже улеглось спать. Сквозь сон Эли слышала их негромкие разговоры. Мать восхищалась радушием родителей Тиара, его скромностью и почтительностью к старшим.
— Ты права, они хорошие люди, — поддерживал муж Лиз. — Если будет на то воля Творца, еще одна наша дочь будет пристроена.
— Так-то оно так, но все же Иде повезет не так, как Дите. У Тиара не такая большая семья, как у Арона. Нелегко им придется.
— Ничего, — утешал отец мать, — мы поможем, соберем все силы по крохам, заготовим глину, построим им хибару, поможем возделать участок. А там, глядишь, дети пойдут, сами вырастят себе подмогу.
