Мартин Винклер - Женский хор
Сейчас я испытываю грусть и ярость, когда думаю о том, что пришлось пережить Камилле и Мари, но я не чувствую себя ущемленной этой трагедией и, самое главное, я не страдаю. (Я помассировала висок.) Просто у меня… очень сильно болит голова, но я думаю, что это неизбежно… в данном случае. Итак (я протянула руку к лицу папы и погладила его по щеке), я хотела сказать (глаза наполнились слезами, снова, черт, я-то думала, их больше не осталось )… Thank you, Dad [94] …
Он меня обнял:
– You've changed so much, Darling [95] …
– Думаешь? Но все же не слишком сильно? Ты меня узнаешь?
– Я тебя узнал даже раньше, чем ты родилась. Это необратимо.
*
Потрясенные, но умиротворенные – по крайней мере, на некоторое время, – мы вчетвером сели за стол, чтобы съесть завтрак, который приготовили вместе.
– Какой вопрос ты мне хотела задать?
– Ты пять лет не давал о себе знать, но точно в тот день, когда был мне нужен, ты оказался рядом. Это кажется чудом, но поскольку я в чудеса не верю, я подумала: ты написал, что хочешь возобновить отношения… Первое: потому что решил, что настал «подходящий момент»? Второе: потому что собрался жениться и хотел моего благословения? Третье: потому что у тебя неизлечимая болезнь на последней стадии и тебе захотелось обнять меня в последний раз перед тем, как умереть? Подумай хорошенько, прежде чем отвечать.
– None of the above, Sweetie! [96] Что ты напридумывала?
– Хорошо. Женщины всегда подозревают мужчин в одном и том же: что у тебя была какая-то задняя мысль.
– Была, я тебе о ней написал. Я по тебе скучал. Хотел тебя увидеть. Разве желание – недостаточный мотив?
...И однажды,
Повзрослев ,
Ребенок взял меч
И отправился убивать дракона.
ГЕРБ
Я взяла выходной. Я хотела залезть под ковер, собрать недостающие кусочки, очистить их от пыли, убедиться в том, что они не утратили форму, не порвались, не испортились от времени. И проверить, что это именно те фрагменты, которые мне нужны. Никогда ведь не знаешь, пьяный производитель пазлов мог подсунуть в коробку неподходящий фрагмент – W вместо X или, что касается нас, X вместо У.
Мари-Луиза умерла, но мне нужно было убедиться, что злая воля, погубившая маму и Камиллу, а нас с папой сковавшая по рукам и ногам и приговорившая к молчанию, ее не пережила.
Кроме того, я хотела узнать, кто искалечил мою сестру (или моего брата). Я хотела узнать имена тех, кто его убил.
Я знала, где найти эти имена.
А еще мне нужно было кое-кого поблагодарить.
*
Я вошла через 77-е отделение. Было без пятнадцати два. Проходя перед открытыми дверьми, я увидела, что кабинет консультаций и кабинет Анжелы пусты. Из-за конторки доносился стук клавиш.
– Что ты здесь делаешь, дорогая? – спросила Алина, когда я встала возле нее. – Я думала, ты взяла выходной.
– Я решила провести расследование в интересах своей семьи. И кое с кем поговорить. Как дела?
Алина помрачнела:
– У меня все в порядке, а вот Франц меня беспокоит. Он становится все печальнее. Он то и дело повторяет, что, возможно, прожил жизнь зря.
Ошеломленная, я развела руками и посмотрела на небо:
– Как это, прожил зря? А ты? А Манон?
– Он говорит не о нашей жизни, а… – она указала на коридор, – об этой, о своем профессиональном выборе. Он постоянно говорит о пациентке Альфа, это меня бесит. В конце концов, я посоветовала ему поговорить об этом с тобой, теперь вас двое, и если вдруг она придет на консультацию к тебе…
Я покачала головой: Дорогая, это напрасный труд.
– Держу пари, он ответил: «Об этом не может быть и речи! Я не могу велеть Джинн опрашивать всех женщин, родившихся с тем или иным синдромом и предупреждать меня, если одна из них окажется похожей на ту, что я жду! Это было бы нечестно по отношению к ним обеим!» Или что-то в этом духе.
– Да, ты хорошо изучила моего мужа, – вздохнув, сказала она.
– И он хорошо меня изучил. Он прекрасно знает, что если я ее увижу, то не смогу с ней поговорить. Но иногда – я это поняла лишь в последние дни – тот, кто больше всего занимает наши мысли, не является корнем проблемы. Может быть, его мучает вовсе не она. Может быть, она всего лишь предлог. Может быть, она что-то символизирует. Если это так, ты можешь ему помочь. Вы много говорите друг с другом, ты его давно знаешь, ты ему поможешь…
Она отрицательно покачала головой:
– Когда с ним случилась эта история, мы еще не были знакомы, тогда мне было… двенадцать. Потом он рассказывал мне обо всех женщинах, которых знал, но о ней не говорил ни слова.
– Понимаю.
Она помолчала, потом сказала:
– Мы познакомились, когда мне было девятнадцать… – Она указала на кабинет Анжелы: – В кабинете Анжелы.
– Правда?
– Ммммм…
Я видела, что она готова рассказать больше, но сегодня у меня были другие планы.
– Я очень хочу послушать о тех временах, но… может быть, в другом месте? Более спокойном.
Ее лицо просветлело.
– Значит, мы куда-нибудь сходим?
– Отличная мысль. – Я посмотрела на часы, которые дал мне папа. – Мне пора.
– Сегодня увидимся?
– Вряд ли.
Она меня обняла.
Я толкнула двойную дверь коридора роддома и оказалась на лестнице, ведущей вниз, в отделение ДПБ.
*
Коридор отделения ДПБ был пуст, из буфетной доносился звон посуды. На этот раз, пройдя через дверь подвала, я намеренно свернула направо. Я точно знала, куда идти.
По всей длине коридора по-прежнему стояли металлические шкафы с выдвижными ящиками и написанными на них цифрами и буквами. Я могла найти в них то, что мне было нужно.
Я одну за другой открывала металлические дверцы и внимательно просматривала надписи на ящичках: 1989, 1987, 1983… Я открыла еще одну дверь.
Помещение снова изменилось. Это была уже не комната, а квадратный кабинет. Вдоль перегородок поставили такую же мебель, как в коридоре, а также шкафы с картами, высокие этажерки с тетрадями, книгами, бумагами, картами в картонных коробках, регистрами, а еще старые ЭВМ – «Amstrad», «Apple IIc», «РСАТ», «Olivetti» с двумя дисководами… Коробки с дискетами… Настоящий маленький музей вычислительной техники.
– Здравствуй, Джинн.
Я обернулась и не сразу узнала человека, стоявшего за моей спиной. Это была женщина лет шестидесяти, с морщинистым, но улыбчивым лицом. Ее длинные волосы, черные с белыми прядями, были аккуратно заколоты. На ней были халат поверх блузы и юбка. Руки в карманах. На груди висел бейдж с именем и должностью: «Р. Серлинг. Редактор».
– Ре… Рене?
– Вы помните мое имя? Очень приятно.
Но я вас видела уже два раза, и оба раза вы были муж…
– Здесь все так изменилось… – сказала я, смутившись, что случалось со мной всегда, когда я оказывалась в этой комнате.
– Да, здесь стало гораздо лучше! Теперь я могу работать.
– Работать? Чем вы занимаетесь?
– Я разбираю архивы больницы «Север».
– Карты пациентов? – спросила я, указывая на полки и шкафы.
– В том числе. Помимо карт здесь хранятся дела врачей и персонала. А также техническая документация.
– Как давно… вы здесь работаете?
– О, боже! Всю жизнь. Мне очень жаль, прежде, когда вы сюда заходили, я была не в форме, мы не могли поговорить, но девочки рассказывают о вас много хорошего. Значит, это правда? Вы на какое-то время останетесь здесь и будете работать с Францем, Алиной и Анжелой?
– Да, – ответила я, – потому что они разрешили мне остаться…
– А еще потому, что они научили вас ценить себя, я уверена. И наоборот.
Я почувствовала, что краснею:
– Да. Вы правы. Когда я сюда пришла, я не могла оценить их по достоинству.
– Верно. Вы очень злились. И сильно нервничали.
– Да…
Откуда она знает?
– Мне знакомы такие колебания. Но в итоге я себя нашла… – Она указала на кабинет, в котором мы находились: – Долгое время это место было таким же, как я. Изменчивым. – Она рассмеялась. – Однако недавно нам обоим стало гораздо лучше. О, боже, простите! Я болтаю, болтаю, задерживаю вас. Чем я могу вам помочь?
Я секунду поколебалась.
– Я ищу карту одного пациента.
Она достала из кармана халата карандаш и маленький блокнот и приготовилась записывать, как официантка в кафе. Я помнила, что прежде она была на голову ниже меня, а сегодня она была со мной одного роста. Я посмотрела на ее обувь. На ней были туфли на плоской подошве.
– Пациента какого рода? – спросила она, хитро улыбаясь.
– Если бы я знала…
– Вам известна его фамилия?
– Мержи. Имя: Камилла.
– Пол?
– Женский. Официально…
Рене покачала головой.
– Дата рождения?
– Тысяча девятьсот шестьдесят пятый. Точная дата мне неизвестна.
– Отделение, в котором она лежала?
– Гинекология.
– Отлично, – сказала она и перевернула страницу блокнота. – Я легко ее найду..