Лайза Дженова - Семья О’Брайен
Неблагодарная работа.
А бедная Роузи из-за нее сидит дома одна. Опять. Она лучше всех знает, как это бывает. Уж такая жизнь у жен полицейских. Если Джо задумается о том, сколько вечеров провел не с Роузи, если просто подсчитает, – для этого понадобится калькулятор, слишком их много, – он может зарыдать прямо тут, посреди Бостона. Потому-то он об этом и не думает. Думает только о том, как пережить это задание и вернуться домой, когда все закончится.
По крайней мере, они на сегодня не планировали ничего особенного. Прийти домой после шестнадцатичасового рабочего дня к одинокой и расстроенной жене само по себе плохо, но если он пропускает свадьбу, или крестины, или праздник, то сталкивается с негодованием, которое унять куда труднее. Когда планов нет, Джо может излечить Роузи от одиночества и расстройства, обняв ее от души и поцеловав. Еще помогают шоколад и вино. Она знает: ее муж не по своей воле работает сверхурочно. Поэтому в его объятиях она вспоминает о благодарности за то, что он пришел домой живым. Но если он пропускает что-то запланированное, отчуждение Роузи пройдет лишь со временем, словно он в тридцать градусов жары сам захотел семь часов стоять посреди улицы, отработав полный день в патруле, подавая сигналы разъяренным пешеходам и водителям, которые едва не сбивают его.
Сейчас восемь, и концерт будет идти еще два часа. Потом сотни людей тронутся с Луга, и Джо опять будет не продохнуть, но пока он просто стоит на месте и ждет. С тех пор как прошел час пик, ему почти ничего не пришлось делать, разве что показал дорогу к «Чирс» двум группам туристов. Он два с половиной часа на ногах и ощущает каждый грамм шестикилограммового оружейного ремня на поясе. Он вымотался, спина и ноги ему житья не дают, и он всей душой жаждет присесть на скамью, которую видит под плакучей ивой в Городском саду. Тут как в Калифорнии.
Он продолжает стоять и слушать музыку. Джаз, но на таком расстоянии плохо слышно. Донесется то одна нота духовых, то другая, но уши Джо не могут связать их и опознать мелодию, насвистывать в такт не получится, и все попытки расслышать его только бесят.
Помимо джаза он улавливает звук перкуссии вроде маракасов, но тот звучит отдельно, не в такт, и ближе. Он настраивается на его волну и обнаруживает, что шум исходит от него самого. Горсть монет, сдача, которую ему дали, когда он купил мерзкий вчерашний сэндвич с ветчиной и сыром на обед, мелочь звенит в боковом кармане его брюк. Причина этого звона заставляет Джо задуматься, пока он, в конце концов, ее не осознает. Он переступает на месте, словно стоит босиком на горячих углях.
Он и не замечал, что двигается. Думал, что стоит неподвижно.
Может, ему надо в туалет? Он прислушивается к себе. Нет, не надо. Он слишком обезвожен, потел на этой невыносимой жаре.
Наверное, это адреналиновое похмелье после задержания. Конечно, угроза давно миновала, но Джо по опыту знает, что разные мощные соки могут по-прежнему давить на все пусковые кнопки в теле и спустя много часов. Каждый раз, как ему приходится вынимать пистолет, его тело затапливает адреналин, внутри все ускоряется, словно выпил три «Ред Булла». Дергаться и сотрясаться потом можно до вечера, мышцы готовы действовать. Наверное, дело в этом.
Он представляет себе людей на Лугу: парочки пьют вино из пластиковых стаканчиков, дети танцуют босиком на траве, все наслаждаются живой музыкой. Хотел бы он с Роузи быть среди них, сидеть на одеяле, есть из корзинки для пикников, вместе отдыхать. Потом он представляет себе «Фенуэй», всего в паре миль отсюда, и гадает, как там «Сокс». Крутится на беспокойных своих ногах, отворачивается от концерта, который ни расслышать, ни посетить не может, от скамьи, на которой не посидишь, от любимой бейсбольной команды к Банкер-Хиллу, где его ждет Роузи, и представляет, как вернется домой, к ней.
Еще четыре часа, и он будет дома. Еще четыре.
Он снова поворачивается к Лугу, только теперь его взгляд обращается за пределы джазовой концертной площадки, туда, к городу, и в его сознание вползает мысль – как пролитые чернила, вытекающие на бумагу и, в конце концов, пропитывающие весь лист.
Оперный театр!
Джо смотрит на часы, и его сердце падает стремительно и тяжело, как камень в воду. Возможно, именно в этот миг Меган танцует свое соло в «Коппелии». Джей Джей, Колин и Роузи сидят в зале, и рядом с Роузи позорное пустое кресло, где обещал быть Джо.
Вашу мать.
Джо стоит на улице, и ноги уже готовы нести его отчаянным рывком через Луг к Оперному театру, но он все равно что парализован. Он не может уйти. Он на службе. Он все пропустил.
Да, ему приказали выйти сверхурочно, но он мог бы попросить начальника об одолжении. Мог бы попытаться договориться с другим полицейским, предложить отдежурить потом за него или за нее, в обмен на сегодняшний вечер. Кто-нибудь бы ему помог.
Он хлопает себя по нагрудному карману в поисках телефона, но телефона там нет. Оглядывается на припаркованную патрульную машину. Он уверен, что оставил телефон на сиденье. Его так довел этот чертов рапорт о краже, что он забыл позвонить Роузи и сказать, что его вызвали сверхурочно. Он несколько часов не проверял телефон. Господи. Там будет множество непрочитанных сообщений от Роузи, с каждым разом все злее и злее.
Когда он не вернулся с дежурства вовремя, она, наверное, разволновалась. Но Джо знает, что, не увидев ничего в вечерних новостях и не дождавшись звонка, она перестала волноваться. Скорее всего, решила, что ему приказали выйти сверхурочно или он пошел выпить с ребятами. Как бы то ни было, он не ответил на эсэмэски Роузи и пропустил представление Меган. Теперь Роузи точно – и заслуженно – на него зла.
И Меган. Он обещал ей, что придет. Он ее подвел. Опять. Эта мысль тяжело ударяет Джо под дых.
Он вытирает взмокший лоб, качает головой и смотрит на свои ботинки, думая, что хорошо бы пнуть себя самого под зад за то, что забыл про сегодняшний вечер. Вздыхает, поднимает глаза и смотрит в сторону Оперного театра, представляя, как его красавица-дочь танцует на сцене, и молится о прощении.
Глава 5
«Сокс» вышли во Всемирную серию, и теперь вся Новая Англия опьянена надеждами. Нужна беспроигрышная серия из девяти игр, и вчера вечером «Сокс» взяли первую игру, разгромив «Сент-Луис Кардиналс» со счетом 8:1. Все, похоже, идет неплохо, ни один бостонец в здравом уме такого и предположить бы не посмел до 2004 года. Но Проклятие Бамбино[3] снято, и фанаты «Сокс» теперь – орава психов с вытаращенными от оптимизма глазами.
Сегодня вторая игра, на стадионе «Фенуэй»[4], и племя «Ред Сокс» лихорадочно готовится, стараясь сделать все, что от них зависит, чтобы «Сокс» снова выиграли: надевает свои кепки, покупает фенуэйские хот-доги в «Стоп-н-Шоп» и упаковки пива в винных, не бреется, натягивает непарные носки до колен или следует какой-то другой примете, про которую научно доказано, что эта абракадабра работает. На Джо под бронежилетом новая майка Дастина Педройи[5]. А есть ведь еще и везучие сволочи, у которых билеты на матч. Джо даже думать про них невыносимо.
Джо любит «Ред Сокс», но для бостонского копа это сложное, неоднозначное чувство. Как и все городские ребята, Джо вырос, обожая команду. Собирал карточки и скотчем клеил на стену своей комнаты плакаты с Джерри Реми и Карлтоном Фиском. Он играл за Младшую лигу, на второй базе, и перчатка была его самым ценным имуществом. Он о ней заботился больше, чем о своем велосипеде или о зубах. До сих пор помнит, как божественно она пахла: кожей, маслом и грязью. Он натирал перчатку льняным маслом, так чтобы каждый дюйм кожи потемнел, совал в кармашек мяч, привязывал его шнурком и колотил по нему до одури, пока перчатка не делалась масляной и гладкой, как попка младенца. Он помнит, как надевал перчатку на счастье, когда смотрел игру по телевизору в гостиной с отцом и Мэгги, принося отцу пиво в банках из холодильника, пока шла реклама, и все вставали перед седьмым иннингом и пели «Своди меня на игру», и он столько раз не ложился спать вовремя, сидел в пижаме, особенно если «Сокс» выходили в финал.
Побеждали они или проигрывали, Джо всегда с нежностью вспоминает, как в детстве смотрел осенью игры «Сокс». А вот про «Сокс» его взрослых лет у него таких воспоминаний не осталось. По крайней мере, о домашних играх. Каждая домашняя игра во время финала – это работа в толпе и сверхурочные. Тренировки по подавлению беспорядков в Дорчестере перед игрой, а главное – пост возле «Фенуэя», снаружи, во время и после игры. Никакого тебе пива, никакой счастливой перчатки. Его дети не выросли с теми же воспоминаниями, что у Джо: о том, как смотрели игру в гостиной вместе с папой.
Когда «Сокс» в октябре играют дома, все бостонские полицейские на дежурстве. Отменяются все выходные. И все это значит, что игру ты никогда не видишь.
В приступе эгоизма, в постыдные минуты Джо хочется, чтобы «Сокс» проиграли. Пусть серия закончится, и Джо тогда не придется стоять возле «Фенуэя», как рыцарю, изгнанному из замка, мучаясь при каждом взрыве оваций внутри, не участвуя в волнении по другую сторону зеленой стены. Конечно, на самом деле он не хочет, чтобы «Сокс» проиграли, и стучит по дереву, едва поймает себя на том, что искушает судьбу такими недобрыми, предательскими мыслями.
