Ирвин Уэлш - Сексуальная жизнь сиамских близнецов
Но у нее все равно остаются иллюзии, которые надо развеять. Я же профессионал, в конце концов.
– Снижение веса для борьбы с диабетом второго типа не поможет, Мардж. Если вы предрасположены к диабету, вам нужно выполнять предписания врача в плане диеты.
– Я знаю, но… – Она осеклась.
– Вот у вас Винсент есть, – это ее любимый мопс, – вы же не будете кормить его шоколадом, так ведь?
– Нет, конечно.
– А почему?
– Потому что это его погубит!
– Да, но сами-то вы его едите. Как, по-вашему, на вас влияет шоколад?
Она тупо смотрит на меня. Почему они не врубаются? Почему я должна тратить время на этих идиоток, которые считают, что если три раза в неделю ходишь на тренировку, то можно обжираться мороженым «Бен энд Джерри»?
– Тренировки три раза в неделю не спасут вас от диабета, – говорю я. – Поговорите с Тони, – это я про ее толстого мужа, – вы же знаете, что у него избыточный вес. А он наверняка постоянно просит вас приготовить что-нибудь вкусненькое, и в итоге вы едите то, что вам нельзя.
– Мы итальянцы…
– Да выбросьте вы это из головы. Нельзя быть рабом отживших культур. У меня ирландские корни, но я не пью «Гиннес» и не жру тушеную говядину с хлебом. Мы американцы, блин!
Мардж пялится на меня с болью во взгляде.
– Динамика очень сильно зависит от того, хочет человек измениться или нет. Я всегда говорю: если хочешь измениться, ты должен решить, что это нужно именно тебе.
В ответ я слышу привычное блеяние, что, мол, надо быть женой и матерью. Извечная слабость, причем такого типа, который я ненавижу больше всего: полная зависимость от мужа и воспитание не детей, а нового поколения свиней на убой, но с произнесением пафосных речей о любви.
Мне трудно помочь Мардж измениться еще и потому, что она не понравилась мне с первого взгляда. Не из-за дряблого мяса, затянутого в черную лайкру, будто покрашенную из баллончика, и не из-за нелепого макияжа. Нет. Всему виной бейсболка «Янкиз», которую она нахлобучивает себе на голову. Да, я сама не местная и теперь уже больше половины жизни прожила здесь, но я из Бостона и презираю все, что связано с командой «Янкиз»[12]. Тем более эту суку, которая и в Южном Бронксе-то, скорее всего, не была. Слава богу, мне хватает профессионализма, чтобы не показывать свои истинные чувства.
Поэтому я заряжаю ее на час гирями – сжигать жир на квадрицепсах. Как же она ненавидит эти гири! Но тем не менее делает и подъемы на платформу, и выпады, и приседания, и жим ногами, и спринт на 40 ярдов. Я слежу за ней как хищник, высматривающий сбитую падаль на шоссе, и все время вбиваю результаты в Lifemap. Мы заканчиваем, и она, истекая пóтом, склизкой улиткой ползет в душ.
О да, у нас тут конвейер: еще один кусок сала явился и желает, чтобы ему придали человеческий вид, – Лина Соренсон. Она где-то раздобыла серые бесформенные штаны для йоги, которые даже ей велики. В чем-то это даже хорошо: обычно бабы носят очень тугие штаны и натягивают их слишком высоко, так что видно верблюжьи лапки. Женщины вроде Мардж почему-то думают, что если влезть в размер поменьше, то это и будет твой размер. Но прикид Соренсон – как предупреждающий сигнал: штаны для йоги стали дежурной спортивной одеждой для баб, которые стесняются своего тела и, что еще хуже, несерьезно относятся к занятиям. Штаны действительно адские, но еще круче – старая майка в облипон с Eurythmics, в которой ее сдобное брюхо аппетита не прибавляет.
А главное – уже 10:07. Опоздание учтем, сучка крашеная. У Соренсон на лице выражение коровы, которую привели на убой. Она боязливо глядит на снаряды, как будто сейчас ее на них разложат и станут отдирать тучную плоть от костей. Впрочем, для этого они тут и стоят. Я приветствую ее с натянутой улыбкой. Вообще со временем начинаешь сразу определять, сколько выдержит очередная толстая харя. Этот экземпляр больше двух недель точно не протянет.
Я достаю сантиметр и веду ее взвешиваться. Лина Соренсон, рост 157, вес 92, продолжает нервно верещать:
– Я уже давно думала, что надо начать заниматься… Слушайте, я надеюсь, вы не против, что я отдала каналу видео с телефона. Я не подумала. Надо было у вас сначала спросить.
Не против? Она меня звездой, блядь, сделала!
– Это было довольно бестактно, – говорю я, чтобы не благодарить и не уступать даже части власти над ней. – Под дверью с утра торчали папарацци.
– Простите, ради бога…
– Ничего, бывает, давайте не будем зацикливаться, – улыбаюсь я. – Вы готовы?
– Насколько это вообще возможно, да, – отвечает Соренсон неуверенно.
Устраиваю ей небольшой разогрев с гирями и растяжкой. Она отрабатывает относительно неплохо, при приседаниях спину держит нормально. Мы заканчиваем; пусть еще пожалуется на свою несчастную жизнь.
– Вы же знаете, как говорится, жизнь проходит, а ты все чем-то занят…
Соренсон, видимо, относится к той породе баб, что могут бесконечно болтать, толком ничего не говоря, и я пока не могу ее раскусить. Может, перестала за собой следить после замужества и рождения ребенка. Очнулась после длительного приема прозака, вся в пеленках, муж видеть не хочет, уехал по делам или на гольф, а ты – безобразная бегемотиха. Как такое могло произойти? Почему я такая толстая? В моем деле привыкаешь серьезно относиться к стереотипам и клише, они возникают не на пустом месте. Но на пухлом пальце нет кольца. Ладно, хватит домыслов: скоро узнаем, что там у нее. Во-первых, надо начать сжигать жир, сделать из нее потогонный аппарат.
Я не большой фанат беговой дорожки, по мне, лучше тренировки со свободными отягощениями для формирования мышц корпуса при одновременном увеличении кардионагрузки и сжигании жира. Но беговая дорожка тоже может быть полезна, чтобы загрузить сердечно-сосудистую систему и развить у нашей диванной картофелины выносливость. Она залезает на дорожку, я устанавливаю слабенькие 5 км/ч. Она продолжает болтать, теперь хочет поговорить о нашем происшествии, но извини, дорогая мисс Соренсон, раз у тебя есть запал пиздеть, значит есть силы заниматься, вперед! Я увеличиваю скорость до тех пор, пока она не затыкается и не начинает истекать пóтом. Нагрузка получается тяжелее, чем я обычно даю людям ее роста и комплекции, но мне почему-то совершенно все равно, придет она снова или нет, что, вообще-то, у меня по отношению к клиентам бывает редко. Я все-таки этим на жизнь зарабатываю.
Мардж и клиентка Лестера выходят из душа и идут во фреш-бар. Я ловлю довольную улыбку Мардж, брошенную в сторону моей новой девочки. Чтобы кто-то еще был почти таким же жирным, как она, по крайней мере среди молодых, белых и богатых, – это редкость для Майами-Бич. Однако у меня возникает смутное чувство, что Соренсон чем-то отличается от других. Да, над ней висит туманный ореол депрессии и виктимности, жалости к себе, которая бесит меня больше всего. Но я чувствую, что она хочет измениться: сквозь страх в глазах виден отблеск упрямства.
После того как Соренсон нехотя ушла, посмотрев на меня, будто ждала какого-то страшного разоблачения, а не будничного «в пятницу в это же время», я сжигаю четыреста калорий на беговой дорожке и еду домой. Журналюг нет, слава богу.
Варю себе на обед брокколи со шпинатом и делаю протеиновый коктейль из арахисового масла и бананов (460 калорий). В кармане шорт завибрировал телефон: судя по определителю, отец.
– Привет, дочура! Ну что, вся в отца!
– М-да, спасибо.
– Я чуть не офигел, когда услышал. Сначала удивился: кой черт она полезла на вооруженного преступника? Но потом понял: это же Бреннан, из такого, значит, теста сделана. По-другому и быть не могло.
Я люблю отца, хотя именно он отправил меня сюда жить с мамой, когда я хотела остаться в Бостоне. Разумеется, если кого-то любишь, это не значит, что ты не можешь считать его мудаком. Он написал серию из пяти судебно-полицейских романов, главный герой которых Мэтт Флинн – сыщик из Бостонского полицейского департамента, переквалифицировавшийся в частные детективы. Каждый из романов продавался лучше предыдущего, а нынешний угодил в список бестселлеров «Нью-Йорк таймс». Сейчас он пишет какую-то херню про флинновский Бостон для «Бостон глоб». Как всякий физрук, он очень энергичен. Я не знаю, почему он так беспокоится из-за своих корочек, вернее, из-за их отсутствия. Своди какого-нибудь жирного копа на обед, и азы всей этой полицейской трехомундии усвоишь как не фиг делать. Остальное – дело писательского воображения.
На суперобложках к отцовским книгам пишут, что он восемь лет проработал оперативником в отделе расследования убийств бостонской полиции. В ирландских барах Южного Бостона над этим бы поржали, конечно. Он служил в БПД, ходил по форме, но всего три года, после чего его выперли за «расистское поведение» после некоего инцидента на складе в Дорчестере. Тот еще предлог: за это из бостонской полиции даже Йозефа Менгеле не уволили бы. На самом деле причина была в том, что он взял на себя вину одного вышестоящего офицера. Отступные отец использовал с выгодой: написал неплохой криминальный роман. После дебюта он расцвел, став любимым автором жителей предместий. Они могут спать спокойно, зная, что главный герой – бостонский детектив Мэтт Флинн – где-то рядом, защищает их и красиво разруливает запутанные истории. Отец, по сути, слился со своей отретушированной фоткой с обложки и выглядит как коренастый вариант доктора Дрю[13], если бы доктор Дрю был вышибалой. Подозреваю, не обошлось без ботокса, но он отрицает наотрез.
