Эдвард Докс - Каллиграф
Домофон снова загудел.
– Проклятые таксисты.
– Мадлен, это безумие. Я…
Она сняла трубку домофона:
– Да, я знаю. Просто подождите еще пару минут. Я выйду ровно в одиннадцать.
– Это все просто ерунда.
– Джаспер, я должна все здесь запереть.
– Передумай.
– Джаспер, пожалуйста, – она подошла и попыталась насильно развернуть меня к дверям, ведущим в патио. – Прошу тебя.
– Это не конец.
– Уходи.
– Мадлен.
– Уходи.
Я взял туфли и вышел в сад, где еще потрескивал догорающий костер.
26. Твикнамский сад
В тумане слез, печалями повитый,
Я в этот сад вхожу, как в сон забытый;
И вот – к моим ушам, к моим глазам
Стекается живительный бальзам,
Способный залечить любую рану;
Но монстр ужасный, что во мне сидит,
Паук любви, который все мертвит,
В желчь превращает даже Божью манну;
Воистину здесь чудно, как в Раю, —
Но я, предатель, в Рай привел змею.
Уж лучше б эти молодые кущи
Смял и развеял ураган ревущий!
Уж лучше б снег, нагрянув с высоты,
Оцепенил деревья и цветы,
Чтобы не смели мне в глаза смеяться!
Куда теперь укроюсь от стыда?
О, Купидон, вели мне навсегда
Частицей сада этого остаться,
Чтоб мандрагорой горестной стонать
Или фонтаном у стены рыдать!
Пускай тогда к моим струям печальным
Придет влюбленный с пузырьком хрустальным
Он вкус узнает нефальшивых слез,
Чтобы подделку не принять всерьез
И вновь не обмануться так, как прежде;
Увы! Судить о чувствах наших дам
По их коварным клятвам и слезам
Труднее, чем по тени об одежде.
Из них одна доподлинно верна, —
И тем верней убьет меня она![119]
27. Разбитое сердце
О, сердце! Жалостный предмет,
Когда в руках любви забьется!
И сколько рок ни шлет нам бед,
Всегда их слишком много остается.[120]
Неряшливый конверт лежал на хлипком почтовом столике холла на первом этаже. Почерк казался детским, а буква J в моем имени напоминала крюк для подвешивания мяса. Я прочитал записку:
Джаз – звякни мне завтра в магазин. Это по поводу твоей птички. Она тебе голову дурит приятель. Видео доказательства. Подумал ты должен знать.
Рой.Домашнее тепло накатило на меня, защипало в глазах. Я разорвал листок дешевой бумаги и выбросил его в мусорную корзину. А потом, без всякой на то причины, побежал по лестнице наверх, перепрыгивая через ступеньки.
Но, уже вставив ключ в замок, я остановился, внезапно похолодев. У меня в квартире был включен телевизор. Я громко захлопнул за собой дверь. Звук резко прекратился. Я замер. Кто-то шел ко мне навстречу.
– Джаспер?
Я пошел наверх.
Уильям пристально смотрел на меня, но ничего не говорил.
Я прошел мимо него в студию и направился к окну. Свет в ее квартире уже не горел. Она погрузилась в полную темноту. Я стоял и смотрел вниз, в сад.
Из освещенного дверного проема тихо заговорил Уильям:
– Я только что видел Люси. Она позвонила мне. Она мне все рассказала. Я сразу пошел к тебе. Я воспользовался запасными ключами, которые ты мне давал…
– Я не верю в это, Уильям. Я ей не верю. Я не могу поверить, что она это сделала. Она не могла зайти так далеко и все бросить. Она, наверное, остановилась где-то в городе. Не может быть, чтобы она…
– Ее самолет вылетел пять минут назад. Она уже в воздухе. Она уехала.
– Откуда ты знаешь?
– Люси сказала, – он скривился, но его голос оставался ровным и размеренным: – Люси не была уверена в том, что Мад… Люси не была уверена, что Белла все тебе расскажет. То есть – Люси думала, что она может просто исчезнуть без объяснений или придумать какую-нибудь дурацкую историю, и мне кажется, Люси хотела… Мне кажется, Люси решила, что будет лучше, если ты узнаешь обо всем от меня.
– Который час?
– Час ночи. – Он помолчал. – Где ты был?
– Сидел на скамейке там, снаружи, – я отвернулся от окна. – Люси зря беспокоилась. Эта стерва все очень хорошо объяснила.
– На самом деле, я думаю, именно это и тревожило Люси. Что Мадлен тебе все расскажет.
– Уилл, она врала всем на протяжении нескольких месяцев. Мне. Ему. Тебе. Она совсем сумасшедшая. Но – знаешь что? – мне кажется, она не врет: то есть она действительно собирается выйти замуж за того парня. Я не должен был уходить от нее. Я должен был остаться с ней. Я должен был… Я должен был сесть вместе с ней в это проклятое такси.
– Я знаю, – Уильям переменил позу. – То есть – я знаю про того, другого. Я знаю, что она не врала. Люси мне все рассказала.
– Кто он? Кто он, черт его подери? – Я прямо посмотрел в глаза Уильяму. – Как долго… Люси сказала тебе?
Он сказал правду, не отводя глаз и не меняя тона:
– По словам Люси, три года.
– Боже мой.
– Они познакомились по работе. Люси больше ничего не говорила. Она сказала, что это не важно. Она сказала: то, что ее сестра намерена сообщить тебе о своей американской жизни, это ее личное дело. – Уильям оживился. – Слушай, Джаспер, в любом случае, я сегодня собирался поехать домой – я имею в виду дом в Норфолке. Я должен взять машину. Поехали со мной. Остановишься у нас на несколько дней или недель или на то время, которое ты захочешь там провести, – там полно комнат, и мои родители все равно в Лондоне – ты можешь занять целое крыло дома, если захочешь. Ты никого не стеснишь. Возьми с собой все, что тебе нужно для каллиграфии. Серьезно. Я взял машину, на которой ездит наша музыкальная группа. Мы загрузим все в багажник – там хватит места для целого оркестра из крышек от мусорных бачков, мы могли бы засунуть туда даже твою доску – и все прочее, что тебе понадобится. Давай загрузимся и поедем. Я помогу. Скажи, что ты хочешь взять. Собери одежду. Уезжай из Лондона. Закончи свою работу. Обдумай все. Тебе нужна ясная голова. И все такое прочее.
Я должен был вернуться к ней.
Но в саду я заколебался. Я поворачивал снова и снова. Я чувствовал кислую, закручивающуюся спиралью боль в желудке. Мне показалось, что меня вот-вот вырвет. Я добрался до главных ворот – лихорадочно заглатывая воздух и думая, что надо как можно скорее оказаться дома, – но на мостовой снаружи я снова развернулся, игнорируя нарастающие спазмы желудка, и почти побежал назад, в сад.
Мимо меня шли люди: подростки, парочки, молодые семьи. Я проталкивался сквозь встречный поток, пугая матерей, раздражая отцов, но не обращая внимания на их протесты.
Впереди двое мужчин поливали деревья вокруг костра водой из шланга.
Я потряс ее замок, постучал в окна, но свет был выключен. Она ушла. Я знал, что все это безнадежно, но я продолжал – колотить, скрести, трясти ручки дверей – пока наконец не появился старик с фонарем и не наградил меня сияющей улыбкой.
Я пробормотал невнятные извинения и ушел. Но я не мог заставить себя вернуться домой, я не мог представить себе, что буду делать там. А потому я сел на скамью и ждал, пока шланги не залили остатки костра. К полуночи сад опустел.
Грузовик «транзит» ехал медленно и шумно Но на дорогах было спокойно. Мы быстро выбрались из Лондона, проехали по призрачному городу на восток и повернули на север, к Кембриджу. Мотор глухо урчал, и даже на четвертой скорости мы не могли разогнаться больше, чем до шестидесяти пяти миль в час. Обогреватель лязгал и жужжал, руль дергался в руках Уильяма. Время от времени в зеркале заднего вида мелькали другие машины, и Уильям прижимался к обочине, чтобы дать им проехать.
Почти два часа никто из нас ничего не говорил. Я сидел, наблюдая за мелькавшими огнями, всматриваясь в густую тьму, стеной стоявшую за границей слабого света наших фар. Дворники скрипели и мешали слушать радио. Поэтому мы его выключили.
Шоссе сменилось более широкой магистралью, а еще через полчаса мы повернули на восток и поехали мимо болот. Мелкий дождик прекратился, начало холодать.
– Знаешь, мне кажется, в бардачке есть курево, оставшееся от моих музыкантов, – сказал Уильям, покосившись на меня. – Если хочешь.
– Нет, на фиг. А выпить есть?
– Сомневаюсь: ребята никогда не оставляют выпивку Боюсь, это не в обычаях у настоящих бродяг.
– Надо было что-нибудь захватить с собой. Я не подумал. – Я выглянул в боковое окно. Проявившаяся на три четверти луна скользила между облаками, мелькая в просветах серебристыми краями и снова исчезая во мраке. Потом она скрылась. Интересно, когда она снова появится. Подмораживало. Клубы тумана плыли слева за болотами. Я сунул под себя озябшие руки.
Внезапно Уильям выругался:
– Мать твою! Я только что вспомнил, что у меня в сумке могли остаться маленькие бутылки. Я взял их в самолете – на прошлой неделе. Они должны быть в боковом кармане – та сумка, которую я беру с собой в качестве ручной клади, – по-моему, я их не вынимал. Пролезешь туда, или мне лучше остановиться? Я уже расстегивал ремень безопасности и карабкался через спинку пассажирского сиденья. Я быстро нашел сумку Уильяма и стал рыться в ней, стараясь ни обо что не стукнуться.
