Скарлетт Томас - Орхидея съела их всех
– Я передам ваши комментарии повару.
Триатлон
– Кстати, ты вчера ночью сказала во сне: “Олли”.
– Правда? Неужели прямо “Олли”? Может, что-нибудь другое? “Что ли”? “Колли”, “тролли”…
– Нет, точно – “Олли”.
Молли, Долли… Лучше, пожалуй, остановиться.
– Надо же, как странно, – говорит Бриония, зевая.
– Тебе снилось что-то об университете?
– Наверное. Вот бред-то.
– Ну что ж. Пойду заварю чай.
Джеймс целует ее в щеку и выбирается из постели.
Сон Брионии потихоньку возвращается. Был ее день рождения, и Джеймс приготовил ей сюрприз. Когда она спустилась вниз, все столы и комоды в доме оказались покрыты розовой, серебряной и золотистой папиросной бумагой. А еще Джеймс повсюду расставил стеклянные шкафчики. В этих шкафчиках и на нарядной папиросной бумаге лежали и стояли все вещи, о которых Бриония только могла мечтать. Например, не меньше шестидесяти пар прекрасной обуви, причем все – ее размера. И косметика – целыми сериями. И даже зачем-то посуда – пять разных видов тяжелых сковородок. А еще – книги в красивых переплетах, конечно же сумочки, ручки, настольные игры и шелковые шарфы. Корзинка серых котят. Идея заключалась в том, что Бриония выберет себе все, что ей нравится, а остальное Джеймс отошлет обратно в магазины. Он любил ее так сильно, что, вместо того чтобы подарить ей подарочную карту, деньги на поход по магазинам или один-два подарка, которые она могла сдать, если они ей не понравятся, потратил все свои деньги на всё. И он просто вернет обратно то, что ей не нужно. Он сказал, что сохранил все чеки. Сколько же потребовалось усилий, сколько расходов и времени на то, чтобы все это организовать… Брионии казалось, что любви сильнее этой просто не может существовать на земле. Это было настолько прекрасно и поразительно, что просто слов… А потом она увидела стоящие вертикально стеклянные шкафчики в форме гробов с мужчинами внутри. Это были все мужчины, с которыми она спала. И Бриония поняла, что из них ей тоже нужно выбрать себе одного. Джеймс подошел и сказал, что она все равно сможет оставить себе остальные подарки, даже если из мужчин она предпочтет не его, а кого-нибудь другого. И тогда она выбрала…
– Вот, держи, – говорит Джеймс, протягивая ей кружку чая.
– Спасибо, милый.
У него светлые волосы, сплошные мускулы – теннисист? Из Австралии? Или, например, из Швеции? Не может поверить, что Флёр не видела его по телевизору. Он выиграл в двух “челленджерах” – что бы это ни было, но еще ни разу не пробился дальше первого раунда турнира Большого шлема – например Уимблдона. Оказывается, кроме Уимблдона, есть еще очень важные состязания в Париже, Нью-Йорке и Мельбурне. Надо будет расспросить об этом Холли и, возможно, предложить ей взамен за такое одолжение несколько минут с ним на корте. В общем, он посещал спортивных психологов – вы столько горячих обедов за всю жизнь не съели, сколько я посетил спортивных психологов, хотя, глядя на Флёр, нельзя сказать, что она за свою жизнь съела так уж много горячих обедов, и он прямо так и ГОВОРИТ, отчего она краснеет, бросает взгляд ему на промежность, тут же отводит глаза, смотрит в окно и понимает, что он все-таки определенно австралиец, а не швед, а потом он объясняет, что он здесь вообще-то на нелегальном положении, поскольку в Великобритании НИКТО не тренируется: с чего бы им тренироваться?
– Так в чем же ваша проблема?
– Я так напрягаюсь, что срываюсь и перестаю бить нормальный форхенд.
– Я не знаю, что все это означает.
– Вот поэтому-то вы мне и нужны. Тут дело не в спорте. Это что-то глубинное.
– Хорошо. Ясно. Но, честно говоря, я даже не знаю, что такое форхенд.
– Обычно так называют лучший удар игрока. И противник строит свою стратегию так, чтобы тебе пришлось играть бэкхендом, но все парни в туре знают, что мне нужен именно форхенд. Иногда хватает лишь одного удара, который мне нужно отбить форхендом, чтобы я сорвался, ведь я-то знаю, что он знает, а он знает, что я знаю, что он знает, вот и начинается долбаная манипулятивная игра, ну, про манипулятивную игру вам же известно?
– Да, про манипулятивную игру известно.
– И что мне делать?
– Дышать.
– Понятно.
– Мы сыграем с вами в игру под названием “Рыбалка”.
Олли гадает, будет ли это похоже на игру, в которую он каждую неделю играет с продавцом рыбы Спенсером в лавке в Херн-бэе – ну, или играл раньше. Они с Клем в последнее время по разным причинам стали все чаще покупать рыбу в “Окадо”[45]. К тому же в эту игру “Рыбалку” им предлагают сыграть в университете, в здании из камня и стекла, – обычно здесь принимают важных гостей и совещается руководство. Сегодня в университете проходит “День кооперации”, в рамках которого все участвуют в специальных мероприятиях и занимаются тимбилдингом. И почему Олли должен тратить время на такую ерунду? Да и ведущий тут – какой-то гребаный антрополог, наверняка с сомнительным мировоззрением. Нет, ну правда, почему? Кому-то в голову пришло, что Олли должен представлять младшую категорию сотрудников английского отделения – так называемых “неостепенившихся”, то есть тех, кто еще не получил ученую степень. Вместе с ним в команде Дэвид, Фрэнк и Меган, известная как Мистическая Мег: она читает курс по магическому реализму и умудрилась пробиться в старшие лекторы раньше Олли. Всем этим людям Олли всегда старается пустить пыль в глаза – если не считать Мистической Мег, которую он мечтает уничтожить, но пока не придумал, как.
Хотя Олли и стремится произвести впечатление на Дэвида и Фрэнка, он тратит кучу времени и сил на то, чтобы избегать их, возможно, потому, что считает, будто своим отсутствием сможет впечатлить их гораздо сильнее, чем присутствием, – по крайней мере, пока не дописал книгу. Например, он никогда не поднимается по лестнице на второй этаж здания, где расположено английское отделение. Он договорился с одной из секретарш (выбрал посимпатичнее), чтобы та каждый день пересылала содержимое его университетского почтового ящика к нему домой. Теперь у Олли остался только один повод подниматься по лестнице (если, конечно, не считать необходимости видеться с людьми, но зачем с ними видеться, если им всегда можно отправить электронное письмо?) – посещение кухни английского отделения, зоны, преисполненной опасностей и чреватой участием в разговорах, причем не только с Дэвидом или Фрэнком, но вообще с кем угодно из коллег. Если Олли решил выпить чаю и выделил себе на это примерно две с половиной минуты, ему не хотелось бы вступать в четырнадцатиминутный разговор о чьей-нибудь собаке, кошке, болезни или – упаси Бог! – о ребенке. Он не хочет рассматривать фотографии чужих внуков. Не хочет делать остроумные замечания о возвращенных на кухню стащенных ненароком ложечках. И совсем не хочет нюхать то, что коллеги подогревают в микроволновке.
Антрополог долго и нудно рассказывает про экономиста по имени Элинор Остром, которая получила Нобелевскую премию, и после десятиминутного бормотания говорит, что вообще-то он не станет рассказывать про “Рыбалку”, пусть лучше они сами посмотрят, как… Ректор откашливается. Она – в одной команде с прочими членами руководства. Олли даже взглянуть на нее не решается. Сегодня день гуманитарных факультетов. Победившая команда гуманитариев в следующем туре сразится с другими командами-победителями университета. Но, если верить антропологу, победить не так уж и просто. Нужно решить, сколько вымышленных рыб следует отловить, и если все поймают слишком много, то рыбы в пруду не останется, так что в итоге победивший на самом деле не выиграет, а проиграет, и…
Другая возможность выпить чашку чая – это пойти за ней в студенческий городок и отстоять в длинной очереди. Но на это уходит в среднем девятнадцать минут – еще больше, чем на беседы с коллегами, и вдобавок никогда заранее не знаешь, с кем окажешься в очереди. Ну и плюс чувство вины из-за использования бумажных стаканчиков и, конечно же, из-за потраченных денег. А еще – погода. К тому же всегда есть вероятность наткнуться на своих студентов или все на тех же коллег. И вдруг кто-нибудь над тобой посмеется или случайно залепит в лоб мячом для фрисби. Учитывая все это, Олли разработал систему, почти безупречную. Он завел себе собственный чайник (хозяйственный отдел “Сенсберис”: J5) и держит его в кабинете, но долго им не пользовался, ведь для этого приходилось бы подниматься на кухню английского отделения – наполнять чайник водой, выливать лишнюю, мыть кружки и т. д. А эта штука, которой нужно мыть кружки, лежит там уже больше года и воняет, и, кроме того, к ней регулярно ПРИКАСАЮТСЯ АБИТУРИЕНТЫ. Но из каждой безвыходной ситуации можно и нужно найти выход. Теперь Олли каждое утро приносит из дома пакет с чистыми чашками, тарелками, ножами, вилками и чайными ложками и каждый вечер уносит домой пакет с грязными чашками, тарелками, ножами, вилками и чайными ложками, чтобы сложить в посудомоечную машину. По понедельникам он покупает упаковку из шести двухлитровых бутылок дешевой родниковой воды, чтобы заливать ее в чайник, а если бывает надобность вылить из него оставшуюся воду, выплескивает ее прямо в окно. Еще он купил себе мини-холодильник (“Амазон”: J49.99) и хранит там молоко и завтраки, которые приносит из дома. И все это – для того, чтобы не видеть двух человек, которые сидят сейчас рядом с ним.
