Кристин Ханна - Соловей
Дружный хохот.
Продолжая улыбаться, Изабель прошла к отельной стойке, позвонила в колокольчик.
Из задней комнаты с подносом в руках появился Анри, приветливо кивнул:
– Одну минутку, мадам.
Он ловко проскользнул мимо нее, подал кофе за столик двум эсэсовцам, похожим на пауков в своей мерзкой черной форме. Вернувшись, любезно приветствовал:
– Мадам Жервэ, с возвращением. Приятно вновь видеть вас. Ваша комната готова. Прошу за мной…
Изабель последовала за Анри по узкому коридору и дальше по лестнице на второй этаж. Здесь он отомкнул дверь в крошечную комнатку, где стояли узкая кровать и тумбочка с ночником. Впустив Изабель, Анри захлопнул дверь и заключил девушку в объятия:
– Изабель! Как же я рад тебе. – Отпустил, сделал шаг назад. – Роменвиль… я беспокоился.
– Да. – Изабель откинула мокрый капюшон.
В последние два месяца наци с новой силой ополчились на тех, кого они называли «саботажниками». Они наконец сообразили, какую роль играют женщины в этой войне, больше двухсот француженок были схвачены и отправлены в Роменвиль.
Изабель сбросила плащ, вытащила из-за подкладки письмо, протянула Анри:
– Вот, держи. – Потом вручила ему деньги от М19. Его отель – одно из основных убежищ, которые поддерживала их группа. Изабель ужасно нравилось, что им удается проводить англичан, янки и бойцов Сопротивления прямо под носом у нацистов. А вот сегодня она будет постояльцем в этой самой маленькой из комнат отеля.
Она выдвинула стул из-за облезлого письменного столика, села.
– Встреча сегодня?
– В одиннадцать. В заброшенном сарае на ферме Ангелера.
– А что случилось?
– Не в курсе. – Он присел на край кровати. – Говорят, немцы землю носом роют – ищут Соловья. Прошел слух, что они засылают провокаторов на маршрут.
– Мне это известно, Анри. – Изабель презрительно скривилась. – Надеюсь, ты не собираешься объяснять мне, как это все опасно?
– Ты слишком часто ходишь через горы, Изабель. Сколько уже было групп?
– Двадцать четыре.
Анри покачал головой:
– Неудивительно, что они взбесились. Говорят, есть еще один маршрут, через Марсель и Перпиньян, и тоже успешный. Изабель, это и вправду становится слишком рискованно.
Изабель сама удивилась, насколько ее тронуло его участие и как приятно, оказывается, слышать свое настоящее имя. Как здорово вновь стать Изабель Россиньоль, хотя бы на несколько минут, и поболтать с человеком, который знает тебя давным-давно. Нынешняя ее жизнь – это непрерывное бегство, тайные квартиры и укрытия, компания незнакомых людей.
Впрочем, нет смысла рассуждать об этом. Маршрут, который они организовали, настолько ценен, что стоит любого риска.
– Вы же присматриваете за моей сестрой?
– Да.
– Этот наци все еще живет у них?
Анри отвел взгляд.
– В чем дело?
– Вианну уволили из школы. Еще год назад.
– Почему? Дети ее любят, она прекрасный учитель.
– Говорили, она начала спорить с офицером гестапо.
– Непохоже на Вианну. И на что она живет?
– Да ходят всякие слухи… – Анри явно было неловко.
– Какие еще слухи?
– Ну, про нее и этого немца.
Все лето Вианна прятала сына Рашель в Ле Жарден. Она не решалась показываться с ним на улице, даже в саду. Без документов она не сумела бы выдать малыша за кого-то другого, кроме Ариэля де Шамплен. Приходилось оставлять Софи с мальчиком, когда уходила в город, но всякий раз она тряслась от страха. Всем подряд – лавочникам, соседям, монашкам – Вианна рассказывала, что Рашель депортировали вместе с детьми.
Больше ничего придумать не смогла.
Сегодня, после утомительного стояния по очередям, итогом которого был ответ, что ничего не осталось, Вианна брела домой совершенно разбитая. Говорили о новых облавах и депортациях по всей Франции. Тысячи французских евреев уже отправлены в концентрационные лагеря.
Мокрый плащ она повесила снаружи, на крючок у двери. До завтра не высохнет, но хотя бы лужи на полу не останется. Грязные башмаки она тоже оставила у дверей и в дом вошла босиком. Софи, как всегда, ждала на пороге.
– Все нормально, – сообщила Вианна.
– У нас тоже, – грустно кивнула Софи.
– Искупаешь Ари, пока я приготовлю ужин?
Софи потянула Ари за руку, и дети вышли из кухни.
Вианна поставила корзинку в раковину, чтобы вода стекла, принесла из кладовки колбасу, несколько мелких мягких картофелин и луковицу.
Разожгла плиту, разогрела чугунную сковородку. Добавив несколько капель драгоценного масла, подрумянила колбасу. Когда розовые ломтики приобрели приятный коричневый оттенок и покрылись корочкой, в сковородку отправились нарезанный кубиками картофель, мелко нарубленный лук и чеснок. Аппетитные запахи разлились по кухне.
– Пахнет чудесно.
– Герр капитан, – тихо сказала она. – Я не слышала вашего мотоцикла.
– Мадемуазель Софи впустила меня.
Вианна убавила огонь, накрыла сковороду крышкой и только потом повернулась к Беку. По молчаливому уговору оба делали вид, что тогда в саду ничего не произошло. Но, хотя ни один не произнес ни слова, это воспоминание словно висело в воздухе между ними.
С той ночи все неуловимо изменилось. Теперь он почти всегда ужинал с ними; и еду приносил он – немного, ломтик ветчины, пакет муки или несколько колбасок. Охотно и откровенно говорил о жене и детях, а она рассказывала об Антуане. Эти разговоры призваны были укрепить стену, которая уже рухнула. Он регулярно предлагал, и крайне любезно, отправить посылку Антуану; Вианна собирала для мужа мелочи, которые удалось сберечь, – старые зимние перчатки, которые ей самой велики, сигареты, забытые Беком, баночка джема.
Вианна старалась не оставаться с Беком наедине. Вот это – самое главное изменение. Она больше не выходила в сад вечерами и не сидела в гостиной, когда Софи уходила спать. Вианна не доверяла себе и предпочитала не находиться с капитаном с глазу на глаз.
– А у меня для вас подарок, – сказал он и протянул стопку бумаг. Свидетельство о рождении ребенка в июне 1939 года, родители – Этьен и Эме Мориак. Мальчику дали имя Даниэль Антуан Мориак.
Неужели она рассказывала Беку, что они с Антуаном мечтали назвать мальчика Даниэлем? Наверное, но не помнит.
– Сейчас опасно жить в доме с еврейским ребенком. Или станет опасно в скором времени.
– Вы очень рисковали ради него. Ради нас…
– Ради вас, – тихо поправил он. – И помните, мадам, что документы фальшивые. Придумайте какую-нибудь правдоподобную историю, мол, это ребенок ваших родственников.
– Я никогда не проболтаюсь, никто не узнает, откуда эти документы.
– Я не о себе беспокоюсь, мадам. Ари должен немедленно стать Даниэлем. А вы должны быть крайне осторожны. Гестапо и СС, они… звери. Союзники крепко наподдали нам в Африке. А это окончательное решение еврейского вопроса… зло, которое невозможно понять. Я… – Он помедлил, пристально глядя в глаза Вианне. – Я хочу защитить вас.
– Вы уже защищаете. – Она шагнула к нему, понимая, что совершает ошибку, он шагнул к ней.
В кухню влетела Софи:
– Мам, Ари просит есть.
Бек замер на месте. Потянулся за вилкой – коснувшись ее руки. Наколол аппетитный кусочек колбаски, хрустящий кубик картофеля, поджаристый лук. Медленно прожевал, не отводя глаз от Вианны. Он стоял так близко, что она чувствовала на щеке его дыхание.
– Вы превосходно готовите, мадам.
– Спасибо, – сдавленно пробормотала она.
Бек чуть отодвинулся:
– Сожалею, но не могу остаться на ужин, мадам. Я должен идти.
Вианна с трудом отвела взгляд, улыбнулась Софи:
– Тогда накрывай стол на троих.
Ужин стоял на плите, чтоб не остыл, а Вианна поднялась к детям в спальню.
– Софи, Ари, мне нужно поговорить с вами.
– Что случилось, мам? – Софи мгновенно насторожилась.
– Они депортируют евреев, родившихся во Франции. И детей тоже.
Софи шумно втянула воздух и с ужасом посмотрела на трехлетнего Ари, беззаботно прыгавшего в кроватке.
Он слишком мал и не поймет, что должен стать другим мальчиком. Ему можно внушить, что теперь его зовут Даниэль Мориак, но он же не поймет почему. И если будет ждать, что мать вернется, то рано или поздно обязательно проговорится. Его депортируют, а их всех, наверное, расстреляют. Нельзя так рисковать. Она вынуждена разбить его сердце ради его же спасения.
Прости меня, Рашель.
Они с Софи переглянулись.
– Ари, – ласково проговорила Вианна, наклоняясь и беря лицо мальчика в ладони, – твоя мама теперь с ангелами на небесах. Она не вернется.
– Как это?
– Она ушла навсегда. – Вианна чувствовала, что вот-вот расплачется. Но придется повторять эти страшные слова, пока малыш не запомнит. – Теперь я твоя мама. И тебя теперь зовут Даниэль.
Мальчик нахмурился, выпятил губы, растопырил пальцы, словно пересчитывая их:
– Ты говорила, она скоро вернется.
