Скарлетт Томас - Орхидея съела их всех
– Курю только травку. И очень редко.
– Жаль, что Олли никак не бросит.
– Эм-м-м…
Интересно, Клем замечает, что с некоторых пор постоянно сравнивает Зоэ с Олли – вот так, напрямую, и не остается никаких сомнений в том, что…
– Ведь мятные леденцы для свежего дыхания на самом деле – мертвому припарка, правда? От человека начинает пахнуть одновременно мятой и куревом.
– А, слушай, это мне напомнило про мои перцы чили! Они растут, по-настоящему!
– А, как классно!
– Это было потрясающе. Цветочки отвалились, и под ними обнаружилась такая раздувающаяся зеленая штучка, похожая на перчика-младенца…
– Это была завязь – то же самое, что яичник.
– При чем здесь яичник?
– Ну, когда ты оплодотворила цветы, они стали как бы беременными. И вот эти их яичники пухнут… Что у тебя с лицом?
– Звучит совершенно ужасно: яичники пухнут.
Клем смеется.
– Никогда над этим не задумывалась. Ну хорошо, не яичники, завязь. Но, по сути, все плоды – это яичники, в которых созрела яйцеклетка.
– То есть и яблоки, и груши, и вишни, и…
Клем снова смеется.
– Ты совсем как мои студенты.
Ну вот. Это и есть приблизительная картина того, как устроено эго. Оно убеждает нас в том, что все мы – не фрагменты единого идеального целого, которые должны воссоединиться, а отдельные существа, сражающиеся друг с другом за все – от пищи, крова и территорий до любви, могущества и славы. Для того чтобы один человек был доволен – например, получил высший балл на экзамене, или добился членства в хоккейном клубе, или купил замечательный пакет акций, – нужно, чтобы кто-нибудь другой провалил этот экзамен, потерял место в хоккейном клубе и продал акции. Конечно, я не говорю, что каждый должен всегда и во всем преуспевать и дела должны постоянно идти превосходно. В этом мире такое все равно невозможно. Кому-то, может, плевать на хоккейный клуб. А если ты провалился на экзамене, возможно, это означает, что в жизни тебе следует заняться чем-нибудь другим. Я говорю о чувстве, которое у тебя возникает, когда ты в чем-то опережаешь остальных. Чувство подъема, гордости распирает человека, будто его накачали воздухом, и теперь он готов оторваться от земли… Возможно, вы не сознаете этого, но на самом деле это жестокое чувство. Ведь, если хорошенько разобраться в ваших ощущениях, обнаружится, что вы не просто хотите победить соперника – вы хотите раздавить его, втоптать в землю. Дальше – больше. Вы хотите, чтобы провал был наказан. Хотите, чтобы люди ПЛАКАЛИ из-за того, что проиграли вам или кому-нибудь другому. Вы думаете, что неспособны на такие злые чувства, однако вглядитесь в собственное сердце – и убедитесь в том, что все-таки способны. И если вы остановились на светофоре позади катафалка и видите, что внутри сидит, понурив голову, один-единственный человек, вы понадеетесь на то, что он плачет. Возможно, вы не будете отдавать себе в этом отчет, но все-таки понадеетесь на это, да еще на то, что он в эту минуту чувствует себя самым одиноким из всех людей на Земле. В таком случае получается, что у вас-то все в порядке и дела обстоят уж явно лучше, чем у него, а значит, вы победили.
В то же время, когда вы выигрываете, проигравшие желают смерти вам. Да вы и сами хотите, чтобы все, кто успешнее, богаче и могущественнее вас, потерпели крах, хотите, чтобы их поставили на место, вывели на чистую воду, доказали, что их успех – результат мошенничества и обмана. Самые популярные ученики в школе, те, которые вечно вас изводили и смеялись над вашей прической, – разве не здорово было бы, если бы все они попали в авиакатастрофу? А как насчет злого учителя, который не давал вам житья? Вот бы его застукали за курением крэка в компании проститутки, после чего ему пришлось бы уволиться и, как следствие, конечно же, ПОКОНЧИТЬ С СОБОЙ! А как насчет богатых людей, красивых людей или тех, кто владеет замком или личным самолетом? Королевской семьи? Гибель принцессы Дианы доставила вам удовлетворение. Гибель Дианы смаковали все. Ее смерть была настоящей трагедией – глубокой, яркой, дарующей наслаждение и, ко всему прочему, еще и очень правдоподобной, а это лишь усилило впечатление. Когда Мария-Антуанетта произнесла эту свою идиотскую фразу про пирожные[41], всем стало ясно, что она не понимает бедняков, а это значит – что? Да понятно: ОНА ДОЛЖНА УМЕРЕТЬ…
Давайте посмотрим правде в глаза: ВЫ водите машину куда лучше, чем та жирная стерва, которая вас подрезала, а значит, она достойна смерти. А медлительные старики в супермаркете? Да пошевеливайтесь вы и сдохните поскорее! А контролер в поезде, который заставил вас доставать билет, хотя было очевидно, что вы спите? Разве было бы не здорово, если бы на следующее утро он проснулся с последней стадией рака? Он ведь это заслужил! Конечно, вы не допускаете мысли о том, что у вас есть все эти мысли, но если хорошенько покопаетесь у себя в душе, то обнаружите, что они там есть.
– У меня-то уж точно нет таких мыслей, – говорит Мэри.
И понятное дело, в эту секунду все остальные в определенном смысле желают ей смерти.
– Но для того, чтобы простить других, первым делом нужно простить себя самого. Нужно перестать испытывать вину за подобные мысли и просто принять их. Отпустить их. Оставить себя в покое. Только так мы сможем простить других. Только осознав, что другие, как и мы сами, – часть единого целого, мы сможем достичь просветления и навсегда порвать круг перерождений.
– Но ведь все эти ужасные мысли застряли у нас в головах… Наверное, надо перестать их думать, правда? Нельзя же просто признать, что они у нас есть, и продолжать как ни в чем не бывало их думать?
– Если вы искренне поверите в то, что человек, подрезавший вас на дороге, часть вас самих, как вы отнесетесь к его поступку? Не торопитесь, ответ тут неочевидный.
– Я почувствовала бы примерно то же самое. Все равно страшно разозлилась бы. Может, даже больше.
– Вот именно. Наша ненависть к другим, на самом деле, произрастает из ненависти к себе. Если мы перестанем ненавидеть себя, то автоматически перестанем ненавидеть и всех остальных. Если мы постоянно собой недовольны и бесконечно терзаемся чувством вины, значит, мы себя ненавидим и, соответственно, ненавидим и окружающих. Даже если мы так никогда и не признаем, что все мы – часть одного целого, единого организма, достаточно всего лишь простить себя, чтобы сильно облегчить себе жизнь.
– Как это называется, когда оленям обламывают рога?
– Не знаю.
– Облом. Поняла? Так это и называется: облом! А как называется, когда оленям обламывают рога, а они при этом стоят на краю обрыва?
– Не знаю.
– Крутой облом!
– Что за бред…
– Да ладно, весело ведь! Там еще дальше есть: как называется, когда оленю обламывают рога и он стоит на краю обрыва, а в этот момент сзади подкрадывается другой олень и трахает этого первого?
– Чарли…
– Да ладно тебе, они наверняка уже слышали слово “трахает”! А все это называется – крутой гребаный облом! Ха-ха. Ну и напоследок. Как называется, когда оленю обламывают рога, а он стоит на краю пропасти, его трахает другой олень, и тогда этот первый испытывает такой оргазм, что от удовольствия взлетает в воздух?
– У оленей что, бывают оргазмы?
– Ты сдаешься?
– Да.
– Это называется нереально крутой гребаный облом.
– Оборжаться.
– Дети.
Пыхтение от упражнений на пресс на мгновенье прерывается.
– Вы оба совершенно отвратительны, – выдыхает Холли.
– Мама? А все эти оленьи части когда-то были настоящим оленем?
– Многими оленями.
– Ого.
– Так и быть, еще один прикол. Ребят, этот вам понравится. В общем, один мужик подстрелил в лесу оленя и несет его домой на ужин…
– Они тут так делают?
– Наверняка. Короче говоря, его жена готовит этого самого оленя…
– А сам он что, не может его приготовить?
– В этом анекдоте оленя готовит жена. Когда они зовут к столу дочек (а девочек, заметьте, зовут Оля и Нина), те играют у себя в комнате и приходят не сразу, так что отцу приходится на них прикрикнуть. Наконец все усаживаются. “М-м-м, – восхищаются девочки, которые не знают, что за мясо приготовила мама. – Объеденье! Что это такое?” “А вот угадайте, – говорит мама. – Это слово перед ужином крикнул папа, когда звал вас к столу”. Девочки хватаются за головы и орут: “О боже! Мы едим дерьмо!” Ха-ха-ха, смешно, правда?
– Этот анекдот довольно смешной, дядя Чарли. Только вот…
– …если бы Джеймс подстрелил оленя и приволок его домой, думаю, Холли и Эш это заметили бы.
– Точняк!
Ретрит окончен, Сильвия отвозит Ину, Флёр и Скай домой к Ине. Они заезжают в отель и забирают оттуда вещи. Ина предложила остановиться у нее, а у нее куда лучше, чем в безликом отеле с его нейлоновыми простынями и прозрачными занавесками. Если весь мир – иллюзия, то эпизод с домиком Ины Флёр удался неплохо: очаровательное жилище с прекрасным торфяным камином и рюмочками землисто-темного виски, да вдобавок с восхитительным ужином: густой сливочно-рыбный суп “каллен-скинк”, а на второе – хаггис[42], сыр с плесенью и фруктовый пирог.
