Дженнифер Нивен - Ты не виноват
– Если бы не думала, меня бы здесь не было. – Она поднимает на меня глаза. – А ты думаешь? Неужели ты и правда хотел спрыгнуть с колокольни, и только Вайолет отговорила тебя не делать этого?
– И да, и нет.
– Зачем ты вообще туда поперся? Неужели тебе до сих пор не надоело, что про тебя все время ходят самые разные слухи?
– Которые сочиняют такие, как ты?
Она молчит.
– Я поступаю так, потому что это служит мне напоминаем о том, что я живой, что я все еще здесь, и мне есть что сказать другим.
Она уже садится в машину и говорит:
– Теперь тебе должно быть понятно, что ты у нас – не единственный фрик.
Пожалуй, это самые приятные слова, которые я слышу от нее.
Вайолет
18 марта
Я ничего не слышу от Финча целый день, потом еще день, потом еще. Когда в среду я возвращаюсь из школы домой, начинает идти снег. Дороги стали белыми, и мне приходилось отряхиваться, слезая с Лероя несколько раз, пока я добралась до дома. Я подхожу к маме и спрашиваю, можно ли взять ее машину.
Она, видимо, онемела от изумления, но потом голос к ней все же возвращается:
– А куда ты собираешься?
– В гости к Шелби.
Шелби Пэджет живет в противоположном конце города. Я удивляюсь, как легко эти слова вылетают из моего рта. Я веду себя так, будто попросить машину для меня ничего не стоит, хотя надо все же учесть, что я вот уже целый год не была за рулем. Мама продолжает пристально смотреть на меня. Не сводя с меня взгляда, она передает ключи, потом провожает до двери и даже выходит со мной на улицу. И только тогда я замечаю, что она смотрит на меня широко раскрытыми от удивления глазами, вот-вот готовая расплакаться.
– Прости меня, – говорит она, утирая слезы. – Мы просто не были уверены… мы даже не думали, увидим ли вообще тебя когда-нибудь за рулем. Та катастрофа многое изменила и многое отобрала у нас. Не то чтобы вождение машины является таким важным, но в твоем возрасте подростки об этом даже не задумываются, за исключением осторожности…
Она еще что-то произносит, но при этом выглядит счастливой. От этого мне становится еще хуже – ведь я с такой легкостью солгала ей! Я обнимаю маму и сажусь за руль. Потом машу ей рукой и улыбаюсь, завожу двигатель и громко произношу:
– О’кей!
Я медленно отъезжаю, продолжая махать рукой и улыбаться, одновременно соображая, какого черта я все это вытворяю!
Поначалу меня немного трясет, потому что прошло столько времени, и я вообще не была уверена в том, что соберусь вновь водить машину. Я буквально издергалась и измучила себя, постоянно нажимая на тормоз. Но потом я представляю сидящую рядом Элеонору, она разрешила мне вести машину сразу после того, как только я получила права. Ты теперь сможешь возить меня повсюду, сестренка. Ты будешь моим шофером. Я сяду сзади и буду просто наслаждаться видом из окошка.
Я смотрю на пассажирское место и представляю Элеонору. Она улыбается, и я почти не слежу за дорогой, и она не волнуется, потому что знает: сестренке можно доверять, она справится без ее помощи. Теперь мне кажется, что она прислонилась к дверце, подтянула колени к подбородку, смеется над чем-то и подпевает в такт музыке. Я почти слышу ее.
Подъезжая к району Финча, я веду машину более уверенно, как человек, сидящий за рулем уже несколько лет. Дверь открывает женщина. Наверное, это его мама, потому что у нее такие же глаза ярко-голубого цвета, как безоблачное небо. После всего произошедшего даже как-то странно, что я вижу ее в первый раз.
Я протягиваю руку и говорю:
– Я Вайолет. Очень приятно познакомиться с вами. Я приехала к Финчу. – Тут мне приходит в голову, а вдруг она вообще про меня ничего не знает, и поспешно добавляю: – Вайолет Марки.
Она пожимает мне руку со словами:
– Конечно, Вайолет. Да. Он, должно быть, уже вернулся из школы домой.
Она не знает, что его исключили!
Она одета в костюм, на ногах чулки. Она симпатичная, но какая-то потухшая, измученная.
– Заходи. Я сама только что пришла.
Ее сумочка лежит на кухонном столе, рядом с ключами от машины, туфли стоят на полу. Из комнаты слышен звук работающего телевизора, и миссис Финч зовет:
– Декка!
Через пару секунд раздается далекое:
– Что?
– Ничего. Просто проверяю. – Миссис Финч улыбается и предлагает мне что-нибудь попить: воды, сока или газировки, а себе наливает бокал вина из бутылки с заткнутой пробкой, которую достает из холодильника. Я соглашаюсь на воду, она спрашивает, положить ли в воду льда, но я отказываюсь, хотя мне кажется, что холодная вода была бы сейчас приятнее.
На кухню заходит Кейт и машет мне рукой:
– Привет.
– Привет. Я заехала навестить Финча.
Они разговаривают со мной так спокойно, будто все в порядке, словно его никто не исключал из школы. Кейт достает что-то из морозилки и выставляет нужную температуру в духовке. Потом она напоминает маме, чтобы та не пропустила сигнал, когда блюдо будет готово, а сама в это время надевает куртку.
– Он, наверное, наверху. Поднимайся к нему.
Я стучусь к нему в комнату, но не получаю ответа. Потом стучусь снова.
– Финч! Это я.
Я слышу шарканье ног, потом дверь открывается. Финч стоит в пижамных штанах, но без рубашки, и в очках. Его волосы торчат во все стороны, и я думаю, что сейчас он предстает в образе Финча-ботана. Он криво улыбается и говорит:
– Единственный человек, которого я хочу сейчас видеть. Мой гравитационный эффект Юпитера и Плутона.
Он делает шаг в сторону, чтобы я смогла войти в комнату.
Комната кажется какой-то обнаженной, на кровати остались только простыни. Помещение чем-то напоминает пустую больничную палату в голубых тонах, которую должны подготовить для очередного пациента. У двери стоят две большие коричневые коробки.
Мое сердце тревожно екает.
– Выглядит все так, как будто… вы переезжаете?
– Нет, просто я избавился от ненужных вещей. Кое-что отдал на благотворительность.
– Ты себя нормально чувствуешь? – Я стараюсь говорить спокойно и не напоминать истеричную подружку, осуждающую поведение своего бойфренда.
Почему ты не проводил все это время со мной? Почему ты мне не перезваниваешь? Я, что же, тебе больше не нравлюсь?
– Прости, Ультрафиолет. Я все еще ощущаю себя не в своей тарелке. Странное выражение, если задуматься. Как это – не в своей тарелке? Так, наверное, должен чувствовать себя суп, если его наливают в мелкую тарелку. Или сосиска, которую зачем-то положили в глубокую. Наверное, что-то в этом духе.
– Но сейчас тебе лучше?
– Ситуация была, что называется, на волоске от… но сейчас, да, ты права. – Он усмехается и надевает рубашку. – Хочешь посмотреть на мой форт?
– В этом вопросе кроется какой-то подвох?
– Каждому человеку нужен свой форт, Ультрафиолет. Такое место, где он может позволить своей фантазии буйствовать. Такое местечко, куда не допускаются ни посторонние, ни девушки.
– Если девушкам туда вход воспрещен, почему ты хочешь показать его мне?
– Потому что ты не просто девушка, ты особенная.
Финч открывает дверцу своего стенного шкафа, в котором действительно все очень здорово устроено. Он соорудил там что-то вроде пещеры, где поместились и гитара, и компьютер, и тетради для записей. Я вижу разные ручки и стикеры. К голубой стене прислонена моя фотография, и здесь же лежит автомобильный номерной знак.
– Кое-кто может назвать это помещение кабинетом, я предпочитаю слово «форт».
Он предлагает мне присесть на голубое одеяло, и мы устраиваемся на нем рядышком, плечо к плечу, прислонившись спинами к стенке. Он кивает на противоположную стенку, и я вижу на ней яркие бумажки. Это напоминает мне его знаменитую стену идей, правда, стикеров здесь не так много, как было там.
– Итак, я выяснил, что мне здесь лучше думается. В доме иногда становится очень шумно, то от музыки Декки, то от криков мамы, когда она ругается с отцом по телефону. Тебе повезло – ты живешь в доме без воплей.
Он тут же пишет на бумажке «дом без воплей» и приклеивает ее к стенке. Потом передает мне ручку и целую стопку стикеров.
– Хочешь попробовать?
– Писать можно все, что угодно?
– Абсолютно все. Позитивные записи идут на стенку, негативные на пол. – Он указывает на целую кучу листочков. – Очень важно такие записки бросать вниз, им совсем не обязательно висеть на стене после того, как ты их напишешь. Слова сами могут быть задирами и хулиганами. Помнишь Паулу Клири? – Я отрицательно мотаю головой. – Она в пятнадцать лет переехала из Ирландии в Штаты и стала встречаться с одним идиотом, от которого были без ума многие девчонки. Ее называли проституткой и даже еще хуже и не отставали до тех пор, пока она не повесилась в лестничном колодце.
Я пишу «задира» и передаю записку Финчу, он рвет ее на мелкие кусочки и бросает на кучу таких же обрывков. Я пишу «злые девчонки» и сама рву ее. Потом пишу «катастрофы», «зима», «лед», «мост» и каждую разрываю на мельчайшие частички.
