Олег Ёлшин - Миллион для гения
– Будут у тебя зрители, будешь подниматься на сцену, играть, а тебе будут аплодировать, дарить цветы, – сонно бубнил старик.
– Станешь знаменитым, богатым, будешь ездить на гастроли, путешествовать, люди будут брать у тебя автографы, интервью, показывать по телевизору. Будет… все будет… А сейчас пора спать. Давай, студентик, завтра на учебу, на занятия. Будешь учиться – все получится. Завтра. Все завтра. Спать, пора спать…
Его голос мягко звучал в полутемном зале, успокаивая, обещая, что все получится, все будет… но, только не сегодня. Завтра… завтра… И теперь этот большой зрительный зал превратился в удивительное место далеко на другой планете, а может быть, где-то еще. Там не было усталого старика, не было прожекторов и кресел, зрительного зала, только склон высокой горы и темные, почти черные деревья в округе. Ветер трепал его всклокоченные волосы, а далекий горизонт не собирался озаряться ярким предутренним светом. Человек со скрипкой все играл и играл, и помешать в этом одиноком мире он уже никому не мог. А деревья и высокие кусты в такт его звукам преклоняли кроны и ветви к земле, покачиваясь в мертвенном свете, слушая волшебную музыку. Просто была ночь, черная ночь, и только звезды сияли на недосягаемой высоте.
33Леонидов снова мчался в свой «театр». Он торопился, словно боялся опоздать к началу спектакля, где должен был играть главную роль. Играть премьеру! Не глядя, перебегал через улицы и переходы, преодолевая нескончаемые ветки метро, наконец, выскочил наружу и пулей пересек привокзальную площадь. Сегодня был его день! Он снова будет играть на сцене. Сегодня он садился в первый попавшийся поезд – где его не знали, не читали, не покупали его книг. А значит, все будет с чистого листа!
Люди, такие же, как и в тех электричках, занимали места в партере, на галерке, а в тамбуре, за кулисами, сновали коробейники, готовясь исполнять роли. И он тоже готовился. Поезд двинулся с места.
Эти актеры в тамбуре, отложив в сторону реквизит, глядели на него, словно понимая, что роль его главная, а потому пропускали вперед. С его товаром! С его книгами! С новой его новой ролью! Леонидов смело откинул в сторону занавес-дверь и вышел на сцену:
– Сегодня проходит необычная встреча с книгами нового, неизвестного вам автора, – уверенно начал он. – Неизвестного писателя, четыре романа которого были изданы за последние два года, и, если вы пожелаете, можете взять их себе…
– Взять?
– Ни копейки с вас никто не попросит, берите, читайте. Если понравится – оставьте на память, если нет, безжалостно выбросьте в мусорную корзину. Это ваше право! Сегодня эти книги для вас!
Поезд уверенно набирал скорость. Поезд едва касался колесами накатанной колеи. Он больше не сеял раскаленными огненными искрами по снегу, был невесомым, продолжая неумолимый безудержный бег.
– Книги-новинки, психологические романы, истории откровений, книги для души. Для вашей души!
А за окнами все продолжало мелькать в безумном немыслимом порыве: сменялись остановки, их не стало вовсе, сменялись города, городки, небольшие деревушки. Небо поднималось выше, солнце светило ярче, и снова лето, снова поля нескошенной пшеницы, бесконечные зеленые луга и речушки без переправ! Поезд мчался через них какими-то неведомыми путями-тропами, а дорога вела по прямой и только вперед!
– Эти истории отвлекут вас от долгой дороги и спячки, дадут немного времени, чтобы вы могли побыть наедине с самим собой и удивительными героями. Иногда стоит забыть о том, что у тебя за пазухой и вспомнить – рядом находится сердце, которое бьется, услышать волшебный звук, и тогда ты почувствуешь что-то еще. Книги откровения – книги для вашего сердца…
Только вперед! Вперед и наверх! Вот удивительное ощущение полета! Вот почему – «летаем»! Леонидов обошел все вагоны поезда, раздав почти весь свой багаж, и теперь возвращался, разглядывая пассажиров. В руках многих были его книги. Они листали их, ощущая аромат типографской краски, переворачивали страницы и… читали. Люди не обращали на него внимания, только на книги! Весь поезд, все эти люди, устремившиеся неизвестно куда, сейчас читали его. Они позабыли об остановках, которых не стало вовсе. Только летающий поезд, по сторонам облака и яркое-яркое солнце, и еще лица этих людей, их глаза…
Под вагонами больше не было рельсов, не было надоевшей металлической колеи, которая неминуемо доставит тебя в нужное место по определенному расписанию. Теперь лишь стремительный полет, головокружительная высота, зеленые холмы и леса где-то далеко внизу…
Он не сразу понял, что произошло. Но почувствовал, что поезд, продолжая лететь, начал стремительно менять траекторию. Она превращалась в небесную горку, и теперь состав то взмывал на высоту, то стремительно падал вниз.
Но так он разобьется! Ведь под ним больше нет рельсов! Нет мощной опоры, за которую можно ухватиться, держаться, не упасть!
А какой-то человек в немыслимой одежде то ли сказочного зверушки, то ли персонажа из мультфильма, появился из тамбура и заорал на весь вагон:
– Книги-новинки, книги-блокбастеры, книги-ЭКШЕН!
Леонидов в ужасе услышал это слово.
– Акция! Только сегодня! Только для вас, господа! Как заработать миллион! Как заработать миллиард! Все по триста рублей! Бабло! Настоящее Бабло всего по тысяче! Вы не хотите заработать миллион? А миллиард?
Его смешная рожица корчилась немыслимыми гримасами, а люди, оторвавшись от чтения, отложив книги в сторону, забыв обо всем, начали волноваться. Начали нервно роптать:
– Миллион… Миллиард… Бабло… Бабло… Бабло…
Поезд сделал мертвую петлю, и тут Леонидов понял, что упасть он никак не может. Это же горки – настоящие горки, те самые, из аттракциона, а под колесами вагона теперь находился мощный рельс. Он не даст свернуть с пути, он будет непреклонно тащить, волочить за собой, состав, и соскочить с него уже не удастся. Оставалось только пристегнуться…
Поезд продолжал полет, но уже по этой замысловатой траектории. Окна замерзли, они покрылись инеем, и сквозь них не было видно удивительных бесконечных зеленых полей и лесов, рек, не покрытых толстым слоем льда. (Да и были ли они – эти зеленые леса и луга?) Неба не стало и солнца тоже…
– Бульварный романчик! – продолжал человечек, а на головы людей посыпались гребешки и ножницы, какие-то сувениры.
– Мужской ррроманнн! – снова заорал Человек-Мультик, надувая гигантский «шарик» над головой.
– Блокбастеррры! Детективввы!
Книги-убийцы, книжки бандиты, книги-торта и шоколадки, книги-губная-помада, книги-жвачки, книги-бутерброды!
Наконец появилась знакомая фигура человека. Тот летел с высоты второго этажа головой вниз и скоро, очень скоро, должен был коснуться зеленой поверхности болота, застрять там, увязнуть и превратиться в кровавую кляксу, в след, в тень. Люди бесновались, люди сходили с ума.
– Все по триста, по пятьсот рублей! Книги – инстинкты, все по тысяче, по миллиону! Кто больше?! За каждый истраченный миллион – миллиард взамен!
Люди доставали миллионы! Люди в этом поезде везли целые тонны денег, все свое состояние, и теперь отдавали их Человеку-Мультику! Человеку, который дарил главные и основные инстинкты жизни! Больше им не хотелось ничего.
34Он летел в самолете, и огромный мир расстилался перед глазами. Летел, смотрел в круглое отверстие, и думал:
– Мир, как он велик, но как он может быть мал. Все зависит от того, как на него посмотреть. Все зависит от отношения, точки зрения. Неужели Клейзмер прав? Неужели эта теорема доказывается именно так. Да и дело совсем не в ней. Клейзмер пошел дальше, значительно дальше. А если все это правда?
Стюардесса принесла напитки, и он налил в бокал красного вина. И так с бокалом в руке на высоте десяти тысяч метров над землей, сидя в удобном кресле, продолжал размышлять. Это был директор того самого Математического института, которого Клейзмер обделил вниманием. Клейзмер пренебрег всеми устоявшимися правилами и повел себя, мягко говоря, некорректно, неэтично и непонятно. Плевать на этику! Плевать на правила и приличия! Но, это «непонятно» мучило его в последнее время? А смутные подозрения одолевали.
Он давно не отдавал себя любимому детищу – математике, не посвящал ей жизнь, не молился ее молитвами. Все какие-то встречи, презентации, переговоры. В последние годы было не до нее. Иногда тосковал, но рутина повседневности не позволяла вернуться к ней. Это, как любимая женщина, которая ждет тебя, и ты всегда сможешь прийти, отдав самого себя, но только позже, потом, не сейчас. Женщина подождет, она будет ждать вечно. Это как старенький музыкальный инструмент, жаждущий твоего прикосновения, и тогда он откликнется и с благодарностью одарит волшебными звуками. Но пока хватает времени лишь смахивать с него пыль – нет, не сейчас, в другой раз, как-нибудь потом. И вдруг возник этот Клейзмер!
