Кэти Стаут - Привет, я люблю тебя
Он кивает, сует руки в карманы и идет рядом со мной. В столовой мы сразу направляемся к стойке с кофе.
Мы садимся за столик в тихом уголке, и Джейсон молча пьет кофе. По тому, как он морщится, когда гул голосов становится громче, я понимаю, что чувствует он себя не лучшим образом. Я через стол подвигаю к нему две таблетки ибупрофена, и он с усталой улыбкой выпивает их.
– Прости за вчерашнее, – говорит он.
– Не бери в голову. Ничего страшного.
Он хмурится.
– Как раз напротив. Я поступил крайне безответственно.
– Это точно. – Я пожимаю плечами. – Но все закончилось хорошо. Теперь ты у меня в долгу.
Он вопросительно изгибает одну бровь.
– Вот как?
– Ага, и я собираюсь получить его сполна.
Он улыбается.
– Что же ты хочешь?
– Чтобы ты изменился, – отвечаю я, игнорируя растущую во мне нервозность.
– Изменился? А что со мной не так?
– Не знаю. Ты мне расскажи.
Он озадаченно смотрит на меня.
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
Я вздыхаю.
– Джейсон, давай будем реалистами. Ты в депрессии. Допускаю, свою роль тут сыграло то, что случилось с группой, но на самом деле я бы сказала, все началось значительно раньше. Я права?
Он тут же ощетинивается.
– Все не так…
– Не отрицай. Я знаю признаки. Поверь мне.
Он не спорит, но смотрит на меня мрачно. Я воспринимаю его молчание как знак того, что можно продолжать. Я не специалист, но у меня достаточно опыта, чтобы видеть: ему нужна помощь. Может, не психолога, но человека, которому он не безразличен. И очевидно, я такая одна.
Если у тебя тяжелые времена, ты нуждаешься в помощи, – говорю я. – Что бы ни происходило, тебе нужно с кем-то это обсудить. Разобраться со всеми сложностями, что надо сделать, чтобы стать счастливым. Нельзя замалчивать свои проблемы.
– Я не замалчиваю! – кричит он и тут же, вздрогнув, значительно тише добавляет: – Полная нелепость.
– Разве? Тогда зачем ты напиваешься? Зачем пропускаешь уроки? Почему больше не общаешься с друзьями?
– Потому что мои друзья отказываются общаться со мной, – бросает он.
– Ну, один из них все еще общается.
Он презрительно фыркает, но я вижу, что он теряет воинственный запал. Он смотрит в большое окно, выходящее на улицу, и на его лице появляется задумчивое выражение.
– Софи никогда не злилась на меня, – говорит он. – Во всяком случае так, как сейчас. – Его голос понижается до шепота. – Грейс, я не могу потерять ее.
Я киваю. У меня от тоски сжимается сердце. Я бы все отдала, чтобы Нейтан так сказал про меня.
– Ты обижаешь людей, – говорю я, сдерживаясь, чтобы не взять его за руку. – Что бы там ни было, я хочу помочь. Пожалуйста, позволь мне.
– А какое тебе дело до меня? – спрашивает он – без вызова, с искренним любопытством. – Мне казалось, ты злишься на меня.
Я прикусываю губу, чтобы не засмеяться.
– Я и сейчас злюсь. Но это не значит, что я откажусь помогать, когда друг в беде.
Мои слова отбивают у него охоту задавать вопросы. Его взгляд смягчается, и я призываю на помощь всю свою выдержку, чтобы не признаться ему, что я уже давно простила его и что мне хочется услышать от него только одно: как я ему нравлюсь. Возможно, нам было бы гораздо проще разобраться с его проблемами, если бы он поцеловал меня.
Я кашляю, чтобы не произнести те слова, что рвутся у меня с языка.
– Может, ты еще не готов говорить о том, что с тобой происходит. Это нормально. Может, ты никогда не будешь к этому готов. Но я не оставлю тебя в покое, пока не решу, что тебе стало лучше, договорились?
Джейсон кивает.
– Да, мэм, – с насмешливой серьезностью отвечает он, подражая южному говору.
Я морщусь.
– Ты оскорбляешь не только меня, но и всех южан.
Он смеется.
Я протягиваю ему руку.
– Давай скрепим наш договор рукопожатием. Впредь ты пойдешь по радостному пути выздоровления.
Он берет мою руку и задерживает ее в своей на секунду дольше, чем нужно. Он пристально смотрит на меня, и я чувствую, как пылают щеки. Я прячу свое смущение за кофейной кружкой, к тому моменту, как я допиваю кофе, мое лицо успевает приобрести нормальный цвет.
Часа через два мы расстаемся, и я возвращаюсь в свою комнату. Софи уже там, она ведет себя пугающе тихо.
– Между прочим, зря ты с ним общаешься, – говорит она, нарушая напряженную тишину.
Я отрываюсь от тетрадки, которую листала в поисках того места, где записала домашнее задание.
– С кем?
– С Джейсоном. С кем же еще?
Софи. – Я ищу правильные слова, чтобы она не решила, будто я осуждаю ее, и чтобы она не отказалась от продолжения разговора. – Дай ему время. Он переживает гораздо сильнее, чем ты думаешь.
Она пренебрежительно хмыкает, но я вижу тревогу в ее глазах.
– Да ради бога. Только тебе приходится расплачиваться за свое добросердечие.
– В каком смысле «приходится расплачиваться»?
Она берет свой телефон, на котором открыт интернет-браузер.
– Ты этого еще не видела?
Я беру у нее телефон и вижу на экране свое лицо. Это какой-то корейский таблоид. Я не могу прочитать статью, но догадываюсь, что в ней о наших с Джейсоном вчерашних приключениях. К счастью, на фото не видно, что он пьян в хлам. Все выглядит так, будто мы обнимаемся в автобусе.
Меня передергивает от отвращения.
– Все было не так, как выглядит.
– Важно не то, что было, а то, как все это видят. – Она натянуто откашливается. – Он… он тебе нравится?
Я изумленно смотрю на нее.
– Что? Софи, я.
Она качает головой, заставляя себя улыбнуться.
– Забудь об этом. Глупый вопрос. Но послушай, Грейс, – она смотрит на меня с жалостью, – если ты намерена и дальше общаться с ним, ты неизбежно попадешь в прессу. Тебе нужно решить, стоит он того или нет.
Я снова смотрю на фотографию, прикидывая, сколько времени уйдет у репортеров на то, чтобы раскопать, кто я такая и что у меня за семья. Тогда все узнают, что Нейтан мой брат.
Мое первое инстинктивное желание – держаться подальше от такой публичности. Но я продолжаю смотреть на снимок, на Джейсона, на юношу, который значительно талантливее, значительно добрее, чем кажется большинству. И понимаю: да, стоит.
Он стоит всего.
* * *– Когда ты в последний раз что-нибудь сочинял? – спрашиваю я.
Джейсон пожимает плечами, перебирая струны гитары.
– Наверное, когда мы с тобой работали над песней для дорамы.
– Ну, тогда неудивительно, что ты в депрессии, – с сарказмом говорю я. – Твой творческий потенциал в подавленном состоянии. Тебе надо выпустить его на свободу.
Он смеется и придвигается ко мне поближе. Мы сидим на кровати, и наши колени почти соприкасаются, поэтому мне требуется все мое умение владеть собой, чтобы сосредоточиться на разговоре.
– А мне мама вчера прислала по «мылу» письмо, – говорю я и удивляюсь, с какой стати я заговорила об этом.
– Да? И что пишет?
Я тереблю в руках краешек покрывала.
– Спрашивает насчет церемонии вручения аттестатов. Ну, осталось-то всего ничего.
– Верно. – Его рука замирает на струнах. – Твои родители приедут на торжество?
Я пожимаю плечами. Мне вдруг ужасно хочется сменить тему. Я хватаюсь за первый же вопрос, пришедший на ум:
– Так ты расскажешь мне, что стало причиной твоего грандиозного падения?
Я морщусь, недовольная отсутствием у себя чуткости и умения ловко переводить разговор. Хотя знать-то я хочу.
Я ожидаю, что Джейсон опять ощетинится, но он просто говорит:
– Не знаю. Наверное… я чувствовал, что все против меня, хотя ничего плохого я не сделал.
– Ты погубил карьеры Тэ Хва и Йон Джэ. Вот это точно можно считать плохим поступком.
– Но на самом-то деле не я. Да, официально из группы вышел я, но первым это предложил Йон Джэ.
Вот это новость! Вероятно, слухи, что Йон Джэ надеется сделать сольную карьеру, не обманывают.
– Кроме того, – продолжает Джейсон, – я абсолютно уверен, что и моя карьера рухнула.
Он наигрывает мелодию, которую я сразу узнаю.
– Эй, да это же «Sweet Home Alabama»[33]! – кричу я.
– Я решил, тебе будет приятно вспомнить свои корни.
– Я из Теннесси, а не из Алабамы, балбес. – Я хлопаю его по плечу, и он со смехом отшатывается. – Сыграй что-нибудь еще, – требую я. – Что-нибудь новенькое.
Он изумленно смотрит на меня.
– Ты хочешь подстегнуть мой творческий потенциал?
– Да. Играй.
Он преувеличенно тяжело вздыхает, на мгновение задумывается, потом берет пару невнятных аккордов.
Потом он начинает петь. Его мягкий голос обволакивает меня как объятия, и я непроизвольно улыбаюсь.
– А перевод есть? – спрашиваю я, зачарованная звучанием незнакомых слов.
Он перестает петь, но не обрывает мелодию.
– Нет.
– Почему?
– Потому что она о тебе.
Я опять краснею и смущенно смотрю на него, но его взгляд устремлен на гитару, на собственные пальцы на струнах. Он поет песню обо мне.
Обо мне.
О Грейс Уайлде.
